В начале этого года я проходил в нашем университете тренинг по политкорректности и противодействию харрасменту, абьюзингу, семейному насилию и жестокому обращению с детьми. Студенты и преподаватели университета проходят этот тренинг в начале каждого учебного года, а иногда и дважды в год; насколько мне известно, его содержание из года в год почти не меняется. Я узнал из него, среди прочего, что в профессиональные функции преподавателя входит наблюдать за признаками, которые могут трактоваться как свидетельствующие о токсичных отношениях, и сообщать об этом. Что же это за признаки? Например: припухшие глаза (следы слез). Повторяющиеся признаки голода. Тот факт, что вторая половина встречает студента/ку после занятий или работы. Дойдя до этого момента, я вспомнил, сколько раз я подбрасывал Дарью до работы и с работы, и заподозрил, что, возможно, я латентный абьюзер.
Короче, я вынес для себя два основных посыла:
- абьюзом может считаться что угодно, и
- дело каждого достойного студента и преподавателя - чутко следить и сообщать о фактах абьюза.
Для иллюстрации того, к чему такое отношение приводит на кампусе, я приведу еще один небольшой фрагмент из той же книги, которую я цитировал в прошлый раз.
" Представьте себе группу поступивших в колледж первокурсников, чья ориентационная программа включает обучение такому виду интерсекционального мышления, как описано выше, плюс тренинги по обнаружению микроагрессий. К концу первой недели в кампусе студенты научились оценивать свои собственные и чужие уровни привилегий, определять группы с особой идентичностью и видеть больше различий между людьми. Они научились интерпретировать разные виды словесных выражений и социального поведения как проявления агрессии. Они научились связывать агрессию, господство и угнетение с привилегированными группами. Они научились сосредотачиваться только на воспринимаемом воздействии и игнорировать намерения собеседника. (…)
Сочетание политики идентичности, основанной на наличии общего врага, и обучения выявления микроагрессии создает среду, в высшей степени способствующую развитию «культуры шельмования», в которой учащиеся повышают свой престиж путем выявления мелких проступков, совершенных членами их сообщества, а затем публичного «шельмования» обидчиков. Никто не получает плюс-подкреплений за вежливую беседу с обидчиком наедине - фактически, это можно интерпретировать как сотрудничество с врагом. Культура шельмования предполагает возможность быстро заполучить свою аудиторию, повышающую статус людей, которые стыдят или наказывают предполагаемых обидчиков. Это одна из причин, по которой социальные сети так меняют правила игры: всегда есть аудитория, желающая наблюдать, как стыдят других людей, особенно когда зрителям так легко присоединиться к шеймингу.
Жизнь в культуре шельмования требует постоянной бдительности, страха и самоцензуры. Многие в аудитории могут сочувствовать жертве шельмования, но боятся высказаться, создавая ложное впечатление, будто аудитория единодушна в его осуждении. Вот как студентка Смит-колледжа описывает свое знакомство с культурой обвинения осенью 2014 года:
"В первые дни в Смит-колледже я был свидетелем бесчисленных разговоров, в которых один человек говорил другим, что их мнение ошибочно. Выражение «это обижает» почти всегда использовалось в рассуждениях. В течение нескольких коротких недель студенты моего первого курса быстро освоились с этим новым способом не-мышления. Вскоре они легко могли обнаружить политически некорректную точку зрения и обвинить человека в его «ошибке». Я стала реже высказывать свое мнение, чтобы не получать неодобрения и осуждения со стороны сообщества, которое утверждает, что представляет свободное выражение идей. Я научилась, как и все остальные студенты, ходить по тонкому льду из страха, что могу сказать что-нибудь «обижающее». Такая здесь социальная норма".
Сообщения со всех концов страны удивительно похожи: студенты многих колледжей сегодня ходят по тонкому льду, боясь сказать что-то не то, лайкнуть не тот пост или высказаться в защиту невиновного по их мнению человека, из страха, что они сами будут ошельмованы толпой в социальных сетях. Конор Фридерсдорф, который пишет о высшем образовании в The Atlantic, изучил этот вопрос после выхода нашей изначальной статьи «Coddling» в 2015 году. Студенты рассказали ему примерно следующее:
(…)
"Я, вероятно, сдерживаю 90 процентов того, что хотел бы высказать, из-за страха быть ошельмованным… Люди будут шельмовать вас не только за то, что ваше мнение неверно. Люди будут шельмовать вас буквально за что угодно. Сегодня в Твиттере я наткнулся на кого-то, кто высмеивал девушку, которая сняла видео о том, как сильно она любит Бога и как молится за каждого. Под видео были сотни комментариев, грубых комментариев. До такой степени, что они издевались даже не над тем, за что она выступала. Они высмеивали всё. Ее брови, то, как двигается ее рот, ее голос, то, как ее волосы были разделены пробором. Нелепо".
В этом комментарии мы можем увидеть, как социальные сети усиливают жестокость и «показную добродетель», которые являются характерными чертами культуры шельмования. (…) Толпа может лишить хороших людей совести, особенно когда ее участники носят маски (в настоящей толпе) или прячутся за псевдонимом или аватаром (в онлайн-мобе). Анонимность способствует деиндивидуализации - потере индивидуального самоощущения, - что снижает самоограничение и увеличивает готовность следовать за толпой.
Интеллектуальное опустошение, вызванное таким образом мышления, можно увидеть в отчете Трента Эди, молодого канадского квир-активиста, который сбежал от этого мышления в 2014 году. Позднее он написал эссе под названием «Все проблематично: мое путешествие в центр темного политического мира и о том, как я из него сбежал». Эди выделяет четыре особенности этой культуры: догматизм, групповое мышление, менталитет крестоносца и антиинтеллектуализм. Вот что он пишет о ложности позиции «Мы Против Них»:
"Такое мышление быстро разделяет мир на внутреннюю и внешнюю группы - верующих и язычников, праведников и неправедных… Каждая незначительная ересь отдаляет вас от группы. Когда я был частью таких групп, все были на одной волне и имели одно мнение по подозрительно большому кругу вопросов. Внутренние разногласия были редкостью".
Трудно представить себе культуру, более несоответствующую миссии университета. "
Но профессиональное лицемерие здесь - это ладно; в конце концов, мои студенческие годы пришлись на более благословенное время и место, а академическую работу я все же надеюсь найти в Европе. Но ведь эта культура же влияет и на мое социальное поведение. Вспоминаю, как несколько лет назад ФБ изменил алгоритмы и перестал присылать сообщения типа «вашему другу понравился такой-то пост». Я тогда ощутил это как большое облегчение: уф, теперь можно лайкать, не опасаясь, что кто-то скажет «тебе нравится эта гадость?». И изумился тому, насколько же осторожным заставляет нас быть эта новая культура. Прямо как в старом добром СССР. Будь верным единственно правильной идеологии. Опасайся рассказать неполиткорректный анекдот. Будь готов вылететь с работы за неосторожное высказывание.
Не болтай!