(no subject)
В Киеве цветёт жасмин. Небо над луковичками церквей расшили бисером облаков, вплели в кроны каштанов ленты радуги, подсветили уходящий ввысь журавлиный клин золотом солнца - горит в сердце города свеча памяти по тем, о ком скорбеть и скорбеть.
Под куполом Софийского собора, воздев в заступнической молитве руки, парит Богоматерь Оранта, выступают из тени печальные лики святых, у каждого - взгляд сквозь вечность. Стены расписаны мелкими - едва различить - записями на старославянском. «Прости меня, Господи, за то, что я грешу». И чуть ниже, крохотной, почти незаметной строкой: «И грешить буду».
В Киеве лето, высоченные мосты-горбунки пьют воду чешуйчатого Днепра, выглядывает из-под побелки мозаичным узором старинная кладка - каждый камушек дышит забытым. Прижаться лбом, помолчать.
Отходит клубника, скоро не застать будет черешни, зато поспела первая вишня - сладкокислая, ароматная. Мне её приносят в трогательном - в сложенные детские ладошки - кулёчке.
- Мытая, можно прямо сразу есть, - заботливо подсказывает девочка. И улыбается.
На нижней ступеньке лестницы, неумело опершись на костыли и поджав загипсованную ногу, стоит молодая женщина. Рядом - дочь. Чуть выше - бабушка. Три возраста одного лица.
- Наринэ, мне сложно подняться на второй этаж, подпишите, пожалуйста, книгу.
Пока подписываю, шёпотом повторяет: «Спасибо, спасибо».
Мальчик лет восьми протягивает пятигривенную купюру:
- Я вашу книгу забыл. Напишите на деньгах.
- Купюра-то мелковата! - шутит кто-то из взрослых.
- На крупную мы с мамой поедим! - не оборачиваясь, снисходительно объясняет мальчик.
- Садитесь рядом, - предлагаю высокой грузной женщине, которая, тяжело опираясь рукой на спинку скамейки, протягивает мне книгу.
- Не смогу. Ноги отекают.
- У нас, высоких, это общая беда.
- Нет-нет. У меня онкология. Всё хорошо, не пугайтесь! Но ноги отекают, и колени с трудом сгибаются. Не смогу сесть.
Желает здоровья, уходит.
Очередь пропускает беременную красавицу. Муж заботливо помогает ей сесть. Она улыбается - открыто, лучезарно. Ему, мне.
- Когда роды?
- Сегодня вечером. Вчера уже положили в клинику, а сегодня велели много ходить, вот я и отпросилась к вам. Со скрипом, но отпустили. Я книгу подписать и обратно. Можно вас обнять?
Девушка-фотограф, оба дня снимающая встречи, подходит, когда все ушли, протягивает «Манюню»:
- Подпишите, пожалуйста, самой лучшей в мире маме.
- Так и написать?
- Так и напишите.
В Киеве ночь, круглая луна, смазанная лента неоновых огней. Спят подсолнухи и маки, спят мосты и каштаны, спят чудища на доме химер. Подруга Маруся, высунув в окно машины руку, подпевает Вакарчуку: «Як поруч з тобою - життя починаеться знов! Починається знов!»
С такими читателями действительно жизнь начинается вновь.
Спасибо вам за это. Спасибо.
Под куполом Софийского собора, воздев в заступнической молитве руки, парит Богоматерь Оранта, выступают из тени печальные лики святых, у каждого - взгляд сквозь вечность. Стены расписаны мелкими - едва различить - записями на старославянском. «Прости меня, Господи, за то, что я грешу». И чуть ниже, крохотной, почти незаметной строкой: «И грешить буду».
В Киеве лето, высоченные мосты-горбунки пьют воду чешуйчатого Днепра, выглядывает из-под побелки мозаичным узором старинная кладка - каждый камушек дышит забытым. Прижаться лбом, помолчать.
Отходит клубника, скоро не застать будет черешни, зато поспела первая вишня - сладкокислая, ароматная. Мне её приносят в трогательном - в сложенные детские ладошки - кулёчке.
- Мытая, можно прямо сразу есть, - заботливо подсказывает девочка. И улыбается.
На нижней ступеньке лестницы, неумело опершись на костыли и поджав загипсованную ногу, стоит молодая женщина. Рядом - дочь. Чуть выше - бабушка. Три возраста одного лица.
- Наринэ, мне сложно подняться на второй этаж, подпишите, пожалуйста, книгу.
Пока подписываю, шёпотом повторяет: «Спасибо, спасибо».
Мальчик лет восьми протягивает пятигривенную купюру:
- Я вашу книгу забыл. Напишите на деньгах.
- Купюра-то мелковата! - шутит кто-то из взрослых.
- На крупную мы с мамой поедим! - не оборачиваясь, снисходительно объясняет мальчик.
- Садитесь рядом, - предлагаю высокой грузной женщине, которая, тяжело опираясь рукой на спинку скамейки, протягивает мне книгу.
- Не смогу. Ноги отекают.
- У нас, высоких, это общая беда.
- Нет-нет. У меня онкология. Всё хорошо, не пугайтесь! Но ноги отекают, и колени с трудом сгибаются. Не смогу сесть.
Желает здоровья, уходит.
Очередь пропускает беременную красавицу. Муж заботливо помогает ей сесть. Она улыбается - открыто, лучезарно. Ему, мне.
- Когда роды?
- Сегодня вечером. Вчера уже положили в клинику, а сегодня велели много ходить, вот я и отпросилась к вам. Со скрипом, но отпустили. Я книгу подписать и обратно. Можно вас обнять?
Девушка-фотограф, оба дня снимающая встречи, подходит, когда все ушли, протягивает «Манюню»:
- Подпишите, пожалуйста, самой лучшей в мире маме.
- Так и написать?
- Так и напишите.
В Киеве ночь, круглая луна, смазанная лента неоновых огней. Спят подсолнухи и маки, спят мосты и каштаны, спят чудища на доме химер. Подруга Маруся, высунув в окно машины руку, подпевает Вакарчуку: «Як поруч з тобою - життя починаеться знов! Починається знов!»
С такими читателями действительно жизнь начинается вновь.
Спасибо вам за это. Спасибо.