Возвращение домой
Биноянц Григор возвращался домой.
Рейсовый автобус, надрывно взвывая мотором, брал один поворот горного серпантина за другим. На лобовом стекле качался широколапый деревянный крест - Григор отвернулся, чтобы водитель не заметил его улыбки - по таким характерным крестам он вычислял в далекой Москве автомобили земляков. Оник очень любил иронизировать на эту тему.
- Если бы могли, горы бы тоже увозили, - часто повторял он. - Такое впечатление, что, уезжая, забирают с собой все: от привычного вида из окна до истертых четок деда. Сядешь в такую машину - и кажется, что если обернуться, можно на заднем сиденье обнаружить Арарат.
Григор слушал молча, не возражал. Оник привык к его молчанию, потому сам спрашивал, сам отвечал.
- Ты когда-нибудь задумывался над тем, до чего мы странный народ? Народ-улитка.
И, поймав недоумевающий взгляд Григора, поспешно уточнял - в хорошем смысле этого слова.
Биноянц Григор возвращался домой. Дорога была длинной, почти нескончаемой. Справа тянулся сирый лес - ноябрь на исходе, скоро зима. Слева дыбился отвесный склон Девичьей скалы, испещренный белесыми шрамами от стремительных селей, сходивших каждую весну. Двадцать лет назад их с Оником чудом спас такой сель - была война, один из долгих дней боя, патронов почти не осталось, помощи ждать было неоткуда и отступать тоже было некуда, за спиной - родная деревня. Оник еще криво ухмыльнулся - даже застрелиться нельзя, на кого мы ее бросим. Вот тогда и сошел сель - смертельной ледяной волной, обрезал, словно бритвой, выступ скалы, откуда шел обстрел, и, пройдя от них буквально в полуметре, сгинул в пропасти.
Крестились в тот же день. Тер Азария обошелся без церемоний - наспех пробормотал молитву, начертил на лбу каждого крест. Выйдя с ними покурить, не стерпел, съехидничал: «Не могли в мирное время прийти?» «Скажи спасибо, что вообще пришли!» - отрезал Оник. Тер Азария махнул рукой - мало я тебя в школе колотил. «Мало!» - Оник рассмеялся, подавился сигаретным дымом, долго откашливался, утирая ладонью выступившие слезы.
Тера Азарии не стало через неделю - убило осколком во дворе церкви. Было три друга, стало два.
Биноянц Григор возвращался домой. Встречать его в Ереван приехали самые близкие - жена, родители, вдова тера Азарии, жена Оника с сыном.
В аэропорту у отца поднялось давление - перенервничал, когда объявили о задержке рейса. Мать плакала всю дорогу, успокоилась, лишь когда увидела его. Обняла, прижалась к груди.
- Не отпущу тебя больше никуда!
- Я и не уеду, - ответил просто Григор.
Жена Оника спросила одними губами - где? Он передал не ей, а сыну тяжелую урну. Тот дрогнул лицом, но не заплакал.
Когда загружались в машину, сообразили, что места для Григора нет.
- Как же так? Вроде всем места хватало! - смешался отец.
- А меня посчитали? - спросил Григор.
Отец замер с открытым ртом.
- Я на автобусе поеду, как раз скоро рейс, - предложил сын Оника.
- Поеду я, - не терпящим возражений тоном объявил Григор, и добавил, понизив голос, - тебе лучше оставаться с матерью.
Ехали вереницей: впереди рейсовый автобус, следом - машина отца. Рядом с ним, прижимая к груди урну, сидела жена Оника и утирала краем косынки глаза. Когда автобус поворачивал направо, Григор видел в боковое зеркало ее заплаканное лицо.
Работали в три смены, трудно и беспросветно. Иногда мечтали, наивно, по-детски. Как, наконец, разбогатеют, вернутся домой, откроют консервный цех.
- Я буду директором, ты - замом, - распоряжался Оник, и, не дожидаясь вопроса, пояснял, - молчаливый директор - смерть предприятию.
- А говорливый, значит, спасение? - возмущался Григор.
- Говорливый - залог успеха!
Когда Григор хотел подшутить над другом, так и называл его - Залог Успеха. Оник не обижался.
Однажды он уехал за товаром и не вернулся. Лишь к утру пришла весть об аварии и сгоревшей дотла машине.
Оник всегда говорил, что проживет сто лет и один день. «Дождусь первого праправнука, а там как фишка ляжет».
Фишка легла так: было три друга - остался один.
Девичья скала давно была позади, скоро покажется водохранилище, а за ним - родная деревня со столетними кипарисами, подпирающими куполами небеса.
Григор вез обратно все, что забрал в далекую Россию - привычный вид из окна, дедовы истертые четки, Арарат - Большой и Малый. Свои несбывшиеся мечты, невыносимую тяжесть бытия.
Впереди была долгая жизнь, и нужно было ее прожить.
Биноянц Григор возвращался домой.
Рейсовый автобус, надрывно взвывая мотором, брал один поворот горного серпантина за другим. На лобовом стекле качался широколапый деревянный крест - Григор отвернулся, чтобы водитель не заметил его улыбки - по таким характерным крестам он вычислял в далекой Москве автомобили земляков. Оник очень любил иронизировать на эту тему.
- Если бы могли, горы бы тоже увозили, - часто повторял он. - Такое впечатление, что, уезжая, забирают с собой все: от привычного вида из окна до истертых четок деда. Сядешь в такую машину - и кажется, что если обернуться, можно на заднем сиденье обнаружить Арарат.
Григор слушал молча, не возражал. Оник привык к его молчанию, потому сам спрашивал, сам отвечал.
- Ты когда-нибудь задумывался над тем, до чего мы странный народ? Народ-улитка.
И, поймав недоумевающий взгляд Григора, поспешно уточнял - в хорошем смысле этого слова.
Биноянц Григор возвращался домой. Дорога была длинной, почти нескончаемой. Справа тянулся сирый лес - ноябрь на исходе, скоро зима. Слева дыбился отвесный склон Девичьей скалы, испещренный белесыми шрамами от стремительных селей, сходивших каждую весну. Двадцать лет назад их с Оником чудом спас такой сель - была война, один из долгих дней боя, патронов почти не осталось, помощи ждать было неоткуда и отступать тоже было некуда, за спиной - родная деревня. Оник еще криво ухмыльнулся - даже застрелиться нельзя, на кого мы ее бросим. Вот тогда и сошел сель - смертельной ледяной волной, обрезал, словно бритвой, выступ скалы, откуда шел обстрел, и, пройдя от них буквально в полуметре, сгинул в пропасти.
Крестились в тот же день. Тер Азария обошелся без церемоний - наспех пробормотал молитву, начертил на лбу каждого крест. Выйдя с ними покурить, не стерпел, съехидничал: «Не могли в мирное время прийти?» «Скажи спасибо, что вообще пришли!» - отрезал Оник. Тер Азария махнул рукой - мало я тебя в школе колотил. «Мало!» - Оник рассмеялся, подавился сигаретным дымом, долго откашливался, утирая ладонью выступившие слезы.
Тера Азарии не стало через неделю - убило осколком во дворе церкви. Было три друга, стало два.
Биноянц Григор возвращался домой. Встречать его в Ереван приехали самые близкие - жена, родители, вдова тера Азарии, жена Оника с сыном.
В аэропорту у отца поднялось давление - перенервничал, когда объявили о задержке рейса. Мать плакала всю дорогу, успокоилась, лишь когда увидела его. Обняла, прижалась к груди.
- Не отпущу тебя больше никуда!
- Я и не уеду, - ответил просто Григор.
Жена Оника спросила одними губами - где? Он передал не ей, а сыну тяжелую урну. Тот дрогнул лицом, но не заплакал.
Когда загружались в машину, сообразили, что места для Григора нет.
- Как же так? Вроде всем места хватало! - смешался отец.
- А меня посчитали? - спросил Григор.
Отец замер с открытым ртом.
- Я на автобусе поеду, как раз скоро рейс, - предложил сын Оника.
- Поеду я, - не терпящим возражений тоном объявил Григор, и добавил, понизив голос, - тебе лучше оставаться с матерью.
Ехали вереницей: впереди рейсовый автобус, следом - машина отца. Рядом с ним, прижимая к груди урну, сидела жена Оника и утирала краем косынки глаза. Когда автобус поворачивал направо, Григор видел в боковое зеркало ее заплаканное лицо.
Работали в три смены, трудно и беспросветно. Иногда мечтали, наивно, по-детски. Как, наконец, разбогатеют, вернутся домой, откроют консервный цех.
- Я буду директором, ты - замом, - распоряжался Оник, и, не дожидаясь вопроса, пояснял, - молчаливый директор - смерть предприятию.
- А говорливый, значит, спасение? - возмущался Григор.
- Говорливый - залог успеха!
Когда Григор хотел подшутить над другом, так и называл его - Залог Успеха. Оник не обижался.
Однажды он уехал за товаром и не вернулся. Лишь к утру пришла весть об аварии и сгоревшей дотла машине.
Оник всегда говорил, что проживет сто лет и один день. «Дождусь первого праправнука, а там как фишка ляжет».
Фишка легла так: было три друга - остался один.
Девичья скала давно была позади, скоро покажется водохранилище, а за ним - родная деревня со столетними кипарисами, подпирающими куполами небеса.
Григор вез обратно все, что забрал в далекую Россию - привычный вид из окна, дедовы истертые четки, Арарат - Большой и Малый. Свои несбывшиеся мечты, невыносимую тяжесть бытия.
Впереди была долгая жизнь, и нужно было ее прожить.
Биноянц Григор возвращался домой.