О стихах, Роберте Рождественском и немного о жизни
Почему-то сейчас немодно любить стихи... Или мне только так кажется? Но среди моих знакомых практически нет никого, кто любил бы и знал бы поэзию, чье знакомство с ней не закуклилось бы в жестких рамках школьной программы.
А я странная - я перелистываю пожелтевшие от времени сборники стихов, перебираю их, как драгоценные камни. Недавно забрала у родителей сборник стихов Рождественского. Села перечитать - и вспомнила, как текли по щекам слезы, когда на школьном концерте, посвященном 9 мая, я читала "Балладу о зенитчицах". Мне было 10. Что я понимала тогда в этих строчках? Теперь я взрослая женщина, я совсем по-другому воспринимаю это стихотворение - но слезы все равно наворачиваются. И еще помню мое недоумение и обиду, когда ко мне после концерта подошла одна из учительниц и сказала: "Стихотворение, конечно, хорошее - но про мужа, родильный дом... Не надо было". Я вернулась домой и спросила у папы: "Почему?" И мой папа поступил непедагогично. Ответил: "Потому что она дура".
БАЛЛАДА О ЗЕНИТЧИЦАХ
Как разглядеть за днями
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее
были сплошь -
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая чёлка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.
И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
- Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! -
И -
залп!
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась.
Кружилось небо -
снежное,
рябое.
Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов,
этот плач!
Ему -
протяжному -
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
- Ой, мамочка!..
- Ой, страшно мне!..
- Ой, мама!.. -
И снова:
- Батарея-а-а! -
И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре чёрных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя - навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины…
…Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.
А еще недавно я нашла стихотворение Рождественского, которое раньше почему-то не встречала. И оно меня потрясло - своей простотой и глубиной одновременно. Честно - готова подписаться под каждым словом.
Спасибо Вам, Роберт Иванович.
***
Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг -
один
и враг -
один...
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей -
жила..
Человеку надо мало:
после грома -
тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь -
одну.
И смерть -
одну.
Утром свежую газету -
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
И -
межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности,-
немного.
Это, в общем-то,- пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку
мало
надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.