Сон о войне.
Даже не знаю с чего начать. Начну с начала.
Дел за день нужно было много переделать. Если со всем расквитаюсь, то остатки накопившейся за неделю усталости утоплю во сне, - подумал я. Пожалуй, торопиться не буду. Сделаю все не спеша, бежать некуда. Управился к четырем часам. Хорошо. Все недоделанные дела, которые могли отвлекать мысли завершил. Зашел в магазин.
Мысль одна всплыла: скоро отпуск, хочется очень весну посмотреть на Северном Кавказе, хочется в Грозный. Лучше всего поехать в Пасху, в это время даже самые отъявленные боевики никаких вылазок не совершают. Пустынная убитая дорога из Моздока в Чечню, которую с 80-ых годов толком не чинили короче, чем та дорога, которая проходит через Ингушетию. Зато блокпостов на моздокской дороге в разы меньше.
Есть минусы дороги, проходящей через Моздок: если выехать из Ростова-на-Дону рано-рано утром, то скорее всего переночевать придется в этом городе. Моздок, сам по себе, очень не приятный город. Это город, в котором сосредоточены российские войска, место базирования Северо-Кавказкого формирования. Пограничный с Чечней и Ставропольским краем, кажется, что там живут антиподы: очень набожные люди Кавказа, ортодоксы ислама, военные и самое мохровое русское быдло: полупьяные, откормленные, с бычьими изподлобья глазами с укором на тебя смотрящие, ненавидящие.
Бутылка пива или Яги - неизменные спутники. Братки из 90-ых. Вечерний Моздок - это вечное предчувствие войны.
Год назад.
Дорога из Моздока в Чечню очень живописная: стремительный и дикий Терек, набравшийся сил у горных ручьев, несет свои воды в Каспийское море. Это и дорога-серпантин, проходящая по нескольким горным чеченским аулам. Выехали мы с отцом из Моздока очень рано. Пяти еще не было.
Приветлевый Кавказ не выглядел таким сквозь сумеречный туман. У чеченской границы сквозь растворяющуюся пелену проступали остовы брошенной военной техники, заброшенные сараи и хозяйства. В районе шести часов проезжаем горный аул. На скамье сидят три старика-старейшины в национальной одежде и смотрят на красивую позеленевшую долину, открывающуюся с горы. У каждого на голове высокая каракулевая папаха. Головной убор чеченца - это древний культ. У мужчины это символ чести, достоинства. Человек, охраняющий что-либо мог спокойно оставить свою шапку и сходить пообедать. Шапку его никто тронуть не смеет, придется иметь дело с хозяином. Снять с горца шапку - означает смертельную обиду нанести, ввязаться в ссору.
Сон.
Снится мне продолжение той дороги. Пересекли западный блокпост, ведущий в Заводской район Грозного. В машине оказывается еще один человек. Подъеззжаем к какой-то маленькой площади, вокруг двух-трехэтажные дома, в центре площади совсем маленький стихийный рынок. Несколько человек стоят у прилавков, организованных из коробок и кусков деревянных досок. Из машины осматриваю окружающую обстановку, все спокойно. Сейчас припаркуемся, купим что-нибудь из еды. Открываю дверь.
Бабах! Отбрасывает от машины на несколько метров. Казалось, систола растянулась на несколько секунд. Как-будто кровь загустела и сердце не может выбросить кровь дальше в аорту. Это нарастание отчетливо услышал, еще мгновение и зловещий нарастающий звук сердца перерос в непрерывный звук высокой тональности. Кантузило. Кровь залила глаза, схватился за лоб, чтобы приостановить течение. В машине и около нее никого не было. Площадь опустела. Вообще не понятно было что происходит. Никого нет вокруг и шум в голове. Звук точно такой же как и у заставки "Не забудьте выключить телевизор". Нет чтобы что-то делать, бежать, в голову лезла чепуха никак не способствующая выживанию. Спустя мгновение, я как-будто протрезвел, очнулся. Пора искать укрытие, нужно найти своих.
Совсем рядом послышались выстрелы, а я находился в самом открытом месте, вот-вот пристрелят. Бегу к арке, дальше во дворы, бегу сам не знаю куда. Выстрелы все равно слышны, будто кто-то преследует. Забегаю в подвал. Вот-те раз! Целый подземный город. Подходит парень чернокожий, выходец из Африки. Калаш наставил на меня на ломанном чеченском языке со мной говорит.
Когда я был совсем маленьким, родители отдали меня в чеченский детский садик на Минутке. Воспитатели, детвора говорили только на своем языке. Через год русский язык я зыбл совсем, говорил только по-чеченски. Родители спохватились и перевели в русскоязычный сад. На какое-то время я замолчал, а потом заново заговорил на русском.
Так вот, стоит, значит, этот амбал из Африки, калаш на меня наставил.
- Пайдошь со мной, будешь пленный. Паживешь в подземный лагерь, работа у нас много.
У меня ноги от страха подкашиваются, дрожь в коленях не унимается, мысли спутанные, двух предложений связать не могу.
Смотрю ему в глаза, заикаясь говорю:
- С-с-слышшь, я-я с-с-сейчас..
Пячусь назад.
- С-с-слышь, я-я т-т-олько су-сумку з-з-з-за-заберу из м-машины.
Воняет сыростью в этом подвале. Жуть. За всю жизнь не принюхаться к этому запаху.
Ногой нащупал лестницу, пячусь назад, к свету.
Африканец кому-то по-арабски что-то кричит, смотрю бородач к нему подбегает откуда-то из дверей подвала. На чеченском:
- Стреляй ему в спину.
Все как в замедленном фильме, момент так растянуло, что на несколько неторопливых вечеров размазать можно. Нащупал последнюю ступеньку, совсем потерял самообладание, страх сковал всего.
- Давай, ну же! Давай! Сделай последний шаг и беги что есть мочи, - бормочу себе в полуобмороке.
- Стреляй! Стреляй в спину, - кричит бородач, уйдет же.
***
Вырвался. Где-то в кустах лежу. Каждое биение серда в горле отражается. Сейчас выпрыгнет из груди. Серое простанство, серый туман. Заставка "не забудьте выключить телевизор" в голове попеременно сменяется выстрелами, звучащими в отдалении. Тут мне пришла из ниоткуда мысль-дежавю: это то место и обстановка, в котором человек может тронуться умом, лишиться рассудка. Это место и есть олицетворение войны. Полная противоположность той свободной жизни в мирном месте. Наверное, человеку живущему проблемами мирной повседневной жизни, трудно представить себе этот ужас. В мире каждый день что-то происходит, где-то война, где-то взрывают дома и рынки и все это проходит одной-двумя бегущими строками на фоне главной новости.
***
- Нужно выбираться из этого места, - подумал я. Однообразное серое пространство долго ничем не сменялось. Вот уже и дома виднеются. Присел у дерева. Рядом ручей с холодной весенней водой журчит, снег с гор сходит. Весна. Больше всего люблю весну на Кавказе. Запах тающей воды во много раз сильнее, чем где бы то ни было.
Умываюсь. В отражении ручья замечаю чью-то фигуру. Неспеша подходит путник, присаживается на корточки рядом. Не буду торопиться, умоюсь как следует, напьюсь вдоволь, - подумал я.
А сам поглядываю на отражение фигуры.
Поднимаю голову. Два автомата у путника за плечами. Приглядываюсь.
- Ильдарчик, ты?
Ильдар улыбается. Бросается в объятия.
С начала первой чеченской войны, с 1994 года не виделись.
Изучаю Ильдара. Глаза все такие же добрые, как и в детстве. А когда фразу или предложение заканчивает говорить, голову так слегка назад откидывает. Как-будто чуть-чуть веса своим словам тем самым придает. Да, осталось это у него все.
Поговорили совсем чуть-чуть, протягивает автомат. В обойме всего несколько патронов.
- У меня столько же, говорит Ильдар. По-братски поделил. Пойдем искать подмогу, сейчас федералы должны подтянутья.
***
Выходим к разрушенному дому, стреляют совсем близко. Выбрали позицию, чтобы отстреливаться. Автомат в одиночный режим перевел, чтобы каждую пулю беречь. Когда боеприпасы закончились, нужно было менять позицию. Я поднял чей-то необстрелянный рожок, поделили патроны на двоих. Спускаемся в овражек, навстречу солдаты федеральной армии. Бросаем оружие, сами на землю.
Дальше ребята сопроводили нас в центр города, стрельба поутихла, все стало спокойней. Оглядываюсь, а Ильдарчика нигде нет. Спрашиваю у солдат, не видел ли кто куда он ушел. Ребята сказали, что взяли меня одного и никого со мной не было...
***
Звонок телефона разбудил. Спросонок смотрю кто звонит.
- Да, пап?
- Привет! Я уезжаю на некоторое время из города, без меня в Грозный не уезжай, ладно? Вместе поедем.
Дел за день нужно было много переделать. Если со всем расквитаюсь, то остатки накопившейся за неделю усталости утоплю во сне, - подумал я. Пожалуй, торопиться не буду. Сделаю все не спеша, бежать некуда. Управился к четырем часам. Хорошо. Все недоделанные дела, которые могли отвлекать мысли завершил. Зашел в магазин.
Мысль одна всплыла: скоро отпуск, хочется очень весну посмотреть на Северном Кавказе, хочется в Грозный. Лучше всего поехать в Пасху, в это время даже самые отъявленные боевики никаких вылазок не совершают. Пустынная убитая дорога из Моздока в Чечню, которую с 80-ых годов толком не чинили короче, чем та дорога, которая проходит через Ингушетию. Зато блокпостов на моздокской дороге в разы меньше.
Есть минусы дороги, проходящей через Моздок: если выехать из Ростова-на-Дону рано-рано утром, то скорее всего переночевать придется в этом городе. Моздок, сам по себе, очень не приятный город. Это город, в котором сосредоточены российские войска, место базирования Северо-Кавказкого формирования. Пограничный с Чечней и Ставропольским краем, кажется, что там живут антиподы: очень набожные люди Кавказа, ортодоксы ислама, военные и самое мохровое русское быдло: полупьяные, откормленные, с бычьими изподлобья глазами с укором на тебя смотрящие, ненавидящие.
Бутылка пива или Яги - неизменные спутники. Братки из 90-ых. Вечерний Моздок - это вечное предчувствие войны.
Год назад.
Дорога из Моздока в Чечню очень живописная: стремительный и дикий Терек, набравшийся сил у горных ручьев, несет свои воды в Каспийское море. Это и дорога-серпантин, проходящая по нескольким горным чеченским аулам. Выехали мы с отцом из Моздока очень рано. Пяти еще не было.
Приветлевый Кавказ не выглядел таким сквозь сумеречный туман. У чеченской границы сквозь растворяющуюся пелену проступали остовы брошенной военной техники, заброшенные сараи и хозяйства. В районе шести часов проезжаем горный аул. На скамье сидят три старика-старейшины в национальной одежде и смотрят на красивую позеленевшую долину, открывающуюся с горы. У каждого на голове высокая каракулевая папаха. Головной убор чеченца - это древний культ. У мужчины это символ чести, достоинства. Человек, охраняющий что-либо мог спокойно оставить свою шапку и сходить пообедать. Шапку его никто тронуть не смеет, придется иметь дело с хозяином. Снять с горца шапку - означает смертельную обиду нанести, ввязаться в ссору.
Сон.
Снится мне продолжение той дороги. Пересекли западный блокпост, ведущий в Заводской район Грозного. В машине оказывается еще один человек. Подъеззжаем к какой-то маленькой площади, вокруг двух-трехэтажные дома, в центре площади совсем маленький стихийный рынок. Несколько человек стоят у прилавков, организованных из коробок и кусков деревянных досок. Из машины осматриваю окружающую обстановку, все спокойно. Сейчас припаркуемся, купим что-нибудь из еды. Открываю дверь.
Бабах! Отбрасывает от машины на несколько метров. Казалось, систола растянулась на несколько секунд. Как-будто кровь загустела и сердце не может выбросить кровь дальше в аорту. Это нарастание отчетливо услышал, еще мгновение и зловещий нарастающий звук сердца перерос в непрерывный звук высокой тональности. Кантузило. Кровь залила глаза, схватился за лоб, чтобы приостановить течение. В машине и около нее никого не было. Площадь опустела. Вообще не понятно было что происходит. Никого нет вокруг и шум в голове. Звук точно такой же как и у заставки "Не забудьте выключить телевизор". Нет чтобы что-то делать, бежать, в голову лезла чепуха никак не способствующая выживанию. Спустя мгновение, я как-будто протрезвел, очнулся. Пора искать укрытие, нужно найти своих.
Совсем рядом послышались выстрелы, а я находился в самом открытом месте, вот-вот пристрелят. Бегу к арке, дальше во дворы, бегу сам не знаю куда. Выстрелы все равно слышны, будто кто-то преследует. Забегаю в подвал. Вот-те раз! Целый подземный город. Подходит парень чернокожий, выходец из Африки. Калаш наставил на меня на ломанном чеченском языке со мной говорит.
Когда я был совсем маленьким, родители отдали меня в чеченский детский садик на Минутке. Воспитатели, детвора говорили только на своем языке. Через год русский язык я зыбл совсем, говорил только по-чеченски. Родители спохватились и перевели в русскоязычный сад. На какое-то время я замолчал, а потом заново заговорил на русском.
Так вот, стоит, значит, этот амбал из Африки, калаш на меня наставил.
- Пайдошь со мной, будешь пленный. Паживешь в подземный лагерь, работа у нас много.
У меня ноги от страха подкашиваются, дрожь в коленях не унимается, мысли спутанные, двух предложений связать не могу.
Смотрю ему в глаза, заикаясь говорю:
- С-с-слышшь, я-я с-с-сейчас..
Пячусь назад.
- С-с-слышь, я-я т-т-олько су-сумку з-з-з-за-заберу из м-машины.
Воняет сыростью в этом подвале. Жуть. За всю жизнь не принюхаться к этому запаху.
Ногой нащупал лестницу, пячусь назад, к свету.
Африканец кому-то по-арабски что-то кричит, смотрю бородач к нему подбегает откуда-то из дверей подвала. На чеченском:
- Стреляй ему в спину.
Все как в замедленном фильме, момент так растянуло, что на несколько неторопливых вечеров размазать можно. Нащупал последнюю ступеньку, совсем потерял самообладание, страх сковал всего.
- Давай, ну же! Давай! Сделай последний шаг и беги что есть мочи, - бормочу себе в полуобмороке.
- Стреляй! Стреляй в спину, - кричит бородач, уйдет же.
***
Вырвался. Где-то в кустах лежу. Каждое биение серда в горле отражается. Сейчас выпрыгнет из груди. Серое простанство, серый туман. Заставка "не забудьте выключить телевизор" в голове попеременно сменяется выстрелами, звучащими в отдалении. Тут мне пришла из ниоткуда мысль-дежавю: это то место и обстановка, в котором человек может тронуться умом, лишиться рассудка. Это место и есть олицетворение войны. Полная противоположность той свободной жизни в мирном месте. Наверное, человеку живущему проблемами мирной повседневной жизни, трудно представить себе этот ужас. В мире каждый день что-то происходит, где-то война, где-то взрывают дома и рынки и все это проходит одной-двумя бегущими строками на фоне главной новости.
***
- Нужно выбираться из этого места, - подумал я. Однообразное серое пространство долго ничем не сменялось. Вот уже и дома виднеются. Присел у дерева. Рядом ручей с холодной весенней водой журчит, снег с гор сходит. Весна. Больше всего люблю весну на Кавказе. Запах тающей воды во много раз сильнее, чем где бы то ни было.
Умываюсь. В отражении ручья замечаю чью-то фигуру. Неспеша подходит путник, присаживается на корточки рядом. Не буду торопиться, умоюсь как следует, напьюсь вдоволь, - подумал я.
А сам поглядываю на отражение фигуры.
Поднимаю голову. Два автомата у путника за плечами. Приглядываюсь.
- Ильдарчик, ты?
Ильдар улыбается. Бросается в объятия.
С начала первой чеченской войны, с 1994 года не виделись.
Изучаю Ильдара. Глаза все такие же добрые, как и в детстве. А когда фразу или предложение заканчивает говорить, голову так слегка назад откидывает. Как-будто чуть-чуть веса своим словам тем самым придает. Да, осталось это у него все.
Поговорили совсем чуть-чуть, протягивает автомат. В обойме всего несколько патронов.
- У меня столько же, говорит Ильдар. По-братски поделил. Пойдем искать подмогу, сейчас федералы должны подтянутья.
***
Выходим к разрушенному дому, стреляют совсем близко. Выбрали позицию, чтобы отстреливаться. Автомат в одиночный режим перевел, чтобы каждую пулю беречь. Когда боеприпасы закончились, нужно было менять позицию. Я поднял чей-то необстрелянный рожок, поделили патроны на двоих. Спускаемся в овражек, навстречу солдаты федеральной армии. Бросаем оружие, сами на землю.
Дальше ребята сопроводили нас в центр города, стрельба поутихла, все стало спокойней. Оглядываюсь, а Ильдарчика нигде нет. Спрашиваю у солдат, не видел ли кто куда он ушел. Ребята сказали, что взяли меня одного и никого со мной не было...
***
Звонок телефона разбудил. Спросонок смотрю кто звонит.
- Да, пап?
- Привет! Я уезжаю на некоторое время из города, без меня в Грозный не уезжай, ладно? Вместе поедем.