Пушкин, Ек.Н.Ушакова, Овидий, Гермафродит, Гораций, Байрон
Нигде (т.е. нигде в интернете; на бумаге эти соображения - или самая существенная их часть -- уже, безусловно, были высказаны; почему я в этом уверен, станет ясно в конце) не нахожу указания на источник латинской надписи, которую на следующий день после возвращения из Арзрума в Москву Пушкин сделал на "Стихотворениях" 1829, подаренных Ек.Ушаковой: "Nec femina, nec puer..." (Ни женщина, ни мальчик...). (Надпись целиком - см. в «Рукою Пушкина», 1997, с. 587). А источников тут может быть даже целых два, вопрос в том, какой выбрать.
В 1930 г. Н.Н. Фатов написал, что “Надпись «Nec femina, nес puer» заставляет вспомнить эпиграф к «Домику в Коломне» [и к предисловию к "Запискам Н.А.Дуровой" - Г.Д.]-«Modo vir, modo femina» (то мужчина, то женщина)”. Насколько я знаю, это замечание никем не было развито. На самом деле, эти выражения не просто похожи, а расположены недалеко друг от друга в одном эпизоде "Метаморфоз" Овидия - в рассказе Алкитои о Гермафодите. Слова "modo vir, modo femina" (4, 280) находятся во вступительной части рассказа -- но относятся они не к самому Гермафродиту (как по странной ошибке написал М.М. Покровский во влиятельной статье 1939 года "Пушкин и античность"), а к некоему Ситону, о котором Алкитоя упоминает в рамках фигуры умолчания: «nec loquor, ut quondam naturae iure novato// ambiguus fuerit modo vir, modo femina Sithon» ("Не расскажу и о том, как природы закон был нарушен,// И двуединый бывал то мужчиной, то женщиной Ситон", 4, 279-280; пер.С.В.Шервинского). Об этом Ситоне мы больше ничего не знаем, ясно только, что он гермафродитом не был, поскольку бывал то мужчиной, то женщиной поочередно, а не одновременно --- как и (с точки зрения внешнего наблюдателя) герой/героиня "Домика в Коломне" и кавалерист-девица. После этого следует собственно рассказ о наяде Салмакиде и Гермафродите (4, 285-388), в самом его конце читаем: «sic ubi conplexu coierunt membra tenaci,//nec duo sunt et forma duplex, nec femina dici // nec puer ut possit, neutrumque et utrumque videntur» (377-379; в пер. С.В.Шервинского: "так, лишь члены слились в объятии тесном, как тотчас //Стали не двое они по отдельности, - двое в единстве:// То ли жена, то ли муж [неясно, почему переводчик не написал "мальчик" - размер бы это не нарушило], не скажешь, - но то и другое").
Объяснить, почему в это время этот пассаж мог быть свеж в памяти Пушкина, было бы легко: после встречи с реальным гермафродитом ("Путешествие в Арзрум", гл.4) естественно было вспомнить мифологического и заглянуть в "Метаморфозы" Овидия, которые могли быть и у самого Пушкина в "сундуке с книгами" (Обер), и у кого-нибудь из офицеров, и в Кисловодске (где Пушкин встретился с братом Дуровой - и, может быть, уже тогда слова 'modo vir modo femina' соединились у него в сознании с кавалерист-девицей; на водах этот эпизод мог кому-то вспомниться еще и потому, что формально рассказ Алкитои - это объяснение чудесных свойств источника: см. Метам.4, 285-288; 385-388 и ср. строфы о кавказских водах в "Путешествии Онегина", начатые как раз в октябре 1829) --- и даже в доме самих Ушаковых: рассказывая сестрам об этом эпизоде путешествия, Пушкин вполне мог снять с полки том Овидия и процитировать соответствующий пассаж -- это был бы самый приличный способ рассказа. (В доме, где была библиотека, это же выражение можно было найти не только у самого Овидия: в статье «Гермафродит (мифолог.)» в «Энциклопедии» процитированы как раз необходимые полтора стиха: nec femina dici // nec puer ut possit, neutrumque et utrumque videntur).
Труднее объяснить, что могла бы значить эта цитата в дарственной надписи. Все исследователи, начиная с Б.Л.Модзалевского (1928), хотя и считали, видимо, автором латинского выражения самого Пушкина, приписывали ему (выражению) именно тот смысл, какой оно имеет у Овидия, - но при этом уверенно относили надпись к Ек.Ушаковой, точнее - к ее "мальчишеской резвости и шаловливости" (словно читая "речи резвые живые", "насмешливость злую" и пр. из обращенных к ней стихов Пушкина сквозь призму лермонтовского "Как мальчик кудрявый, резва", п.ч. у самого Пушкина нет ни намека на "мальчишеский" характер этой резвости, ). Но при знании исходного контекста такая шутка должна была бы показаться непозволительно грубой. Ничего похожего по тону ни в стихах, обращенных к Ек.Ушаковой, ни в альбомных записях и рисунках мы не находим. Поэтому если перед нами действительно цитата из Овидия, то она никак не может относиться к Ек.Ушаковой. Но и никакого другого значения цитате о гермафродите внутри дарственной надписи я приписать не могу. Поэтому приходится признать, что либо автор выражения - действительно сам Пушкин, либо оно взято из другого источника.
Видимо, этим источником была вступительная ода четвертой книги Од Горация. Гораций говорит, что уже слишком стар для любви: Me nec femina , nec puer //Jam, nec spes animi credula mutui, //Nec certare juvat mero, //Nec vincire novis tempora floribus.(Od.IV,1, 29-32: меня уже не тешит ни женщина, ни мальчик, ни доверчивая надежда на взаимную любовь, ни состязания на пирах, ни венки из свежих цветов). В качестве цитаты из Горация надпись становится совершенно ясна: Пушкин пишет о своем отказе от надежд на семейное счастье и, может быть, даже конкретнее - о своем душевном состоянии после визита к Гончаровым (у которых он побывал в день приезда 20-го сентября, надпись сделана 21-го), когда Н.Н. к нему не вышла (ср. письмо к Н.И.Гончаровой от 5 апреля 1830 г.: "Сколько мучений ожидало меня по моем возвращении! Ваше молчание, ваш холодный вид, оказанный мне м-ль Н. прием, - столь безразличный, столь невнимательный"), но с помощью горацианской цитаты переводит это признание в иронический план. Эта самоироничная откровенность прекрасно согласуется с тоном, в каком вообще велись разговоры Пушкина и сестер Ушаковых о его ухаживании за Гончаровой - например, в их альбоме рядом с изображениями Гончаровой есть приписки "Kars, Kars", "Карс, Карс, брат! Брат, Карс!", "О горе мне! Карс! Карс! Прощай, бел свет! Умру!" и т.п.
В пользу Горация как источника говорит и то, что после слов Nec femina, nec puer стоит многоточие (см. «Рукою Пушкина», М., 1997, с. 587): будь это выражение (придуманным самим Пушкиным или взятым из Овидия) обозначением существа с признаками и женщины, и мальчика, то есть имей оно номинативную функцию, то многоточие было бы ни к чему. Если же это начало цитаты, которая получает свой смысл только будучи продолжена («(Меня) ни женщина, ни мальчик.... ни надежда на взаимную любовь не тешит»), то многоточие употреблено совершенно кстати («точками означается неожиданное прервание речи», Н.И.Греч, Практическая русская грамматика, 609). ---
Найти эту цитату Пушкин мог не только в Одах Горация, но и в тексте, который был для него заведомо актуален во все время написания «Евгения Онегина» и который наверняка знали сестры Ушаковы, - в «Дон Жуане» Байрона. Строфа Горация процитирована целиком в примечании к 216-ой строфе первой песни (сама 216-ая строфа - это вольный перевод стихов Горация), то есть внутри «прощания с молодостью», которым завершается первая песнь и которое отразилось в финале VI главы «Евгения Онегина», вышедшей в марте 1828 г. То есть в литературном плане эта цитата отсылала не столько к не самой известной оде Горация и тем более не к четвертой книге Од в целом (грубо говоря, официально-имперской), сколько к самоироническим жалобам Байрона и самого Пушкина на старость, на охлаждение души и т. д., которые адресат инскрипта, безусловно, читала.
Так что надпись «Nec femina, nec puer...”, скорее всего, не сочинена Пушкиным и не относится к характеру Ек.Ушаковой, а взята из Горация (через посредство Байрона) и относится к душевному состоянию самого Пушкина.
Но все это - или почти все - видимо, давно известно. Как сказано в начале, в интернете я ничего ни об Овидии, ни о Горации как о возможных авторах латинского выражения не нашел. Но в книге Р.И.Скрынникова «Пушкин: тайна гибели» (М., 2005, с.19) читаем: «... («ни женщина, ни мальчик»). Латинские слова были цитатой из оды Горация. Комплимент весьма сомнительный». Иначе говоря, Скрынников (единственный из известных мне авторов) называет источник цитаты - правда, без указания оды и стиха. Загадка в том, что толкование этой надписи ("комплимент весьма сомнительный") он дает традиционное -- и контексту в оде Горация абсолютно несоответствующее. В книге Скрынникова отсутствует научный аппарат, поэтому нельзя понять, сам ли он нашел источник, но, в любом случае, - почему он сохраняет толкование, с одой Горация несовместимое? Или он у одного автора нашел указание на Горация, а толкование взял у других? Но кто тогда этот автор, первым указавший Горация как источник? В издании «Пушкин. Исследования и материалы. Т. XVIII-XIX: Пушкин и мировая литература. Материалы к «Пушкинской энциклопедии» (2004) в статье «Гораций» (как, впрочем, и в статье «Овидий») инскрипт Ек.Ушаковой не упомянут, а в 2005 году Скрынников уже уверенно называет оду Горация как его источник. Кто-то должен знать ответ на этот вопрос.
update.
Искомая бумажная статья нашлась --- Глассе А. Об одной инскрипции Пушкина // Феномен русской классики: сб. ст. в честь А.С. Янушкевича. Томск, 2004. - С. 107-114. Атрибуция цитаты Горацию, объяснение ее смысла холодностью Н.Н.Г. и возможное посредничество "Дон Жуана" Байрона - совпадают с тем, что здесь написано. (Кроме того, А.Г. связывает эту цитату и "донжуанский список" - но эта отдельная история).
В 1930 г. Н.Н. Фатов написал, что “Надпись «Nec femina, nес puer» заставляет вспомнить эпиграф к «Домику в Коломне» [и к предисловию к "Запискам Н.А.Дуровой" - Г.Д.]-«Modo vir, modo femina» (то мужчина, то женщина)”. Насколько я знаю, это замечание никем не было развито. На самом деле, эти выражения не просто похожи, а расположены недалеко друг от друга в одном эпизоде "Метаморфоз" Овидия - в рассказе Алкитои о Гермафодите. Слова "modo vir, modo femina" (4, 280) находятся во вступительной части рассказа -- но относятся они не к самому Гермафродиту (как по странной ошибке написал М.М. Покровский во влиятельной статье 1939 года "Пушкин и античность"), а к некоему Ситону, о котором Алкитоя упоминает в рамках фигуры умолчания: «nec loquor, ut quondam naturae iure novato// ambiguus fuerit modo vir, modo femina Sithon» ("Не расскажу и о том, как природы закон был нарушен,// И двуединый бывал то мужчиной, то женщиной Ситон", 4, 279-280; пер.С.В.Шервинского). Об этом Ситоне мы больше ничего не знаем, ясно только, что он гермафродитом не был, поскольку бывал то мужчиной, то женщиной поочередно, а не одновременно --- как и (с точки зрения внешнего наблюдателя) герой/героиня "Домика в Коломне" и кавалерист-девица. После этого следует собственно рассказ о наяде Салмакиде и Гермафродите (4, 285-388), в самом его конце читаем: «sic ubi conplexu coierunt membra tenaci,//nec duo sunt et forma duplex, nec femina dici // nec puer ut possit, neutrumque et utrumque videntur» (377-379; в пер. С.В.Шервинского: "так, лишь члены слились в объятии тесном, как тотчас //Стали не двое они по отдельности, - двое в единстве:// То ли жена, то ли муж [неясно, почему переводчик не написал "мальчик" - размер бы это не нарушило], не скажешь, - но то и другое").
Объяснить, почему в это время этот пассаж мог быть свеж в памяти Пушкина, было бы легко: после встречи с реальным гермафродитом ("Путешествие в Арзрум", гл.4) естественно было вспомнить мифологического и заглянуть в "Метаморфозы" Овидия, которые могли быть и у самого Пушкина в "сундуке с книгами" (Обер), и у кого-нибудь из офицеров, и в Кисловодске (где Пушкин встретился с братом Дуровой - и, может быть, уже тогда слова 'modo vir modo femina' соединились у него в сознании с кавалерист-девицей; на водах этот эпизод мог кому-то вспомниться еще и потому, что формально рассказ Алкитои - это объяснение чудесных свойств источника: см. Метам.4, 285-288; 385-388 и ср. строфы о кавказских водах в "Путешествии Онегина", начатые как раз в октябре 1829) --- и даже в доме самих Ушаковых: рассказывая сестрам об этом эпизоде путешествия, Пушкин вполне мог снять с полки том Овидия и процитировать соответствующий пассаж -- это был бы самый приличный способ рассказа. (В доме, где была библиотека, это же выражение можно было найти не только у самого Овидия: в статье «Гермафродит (мифолог.)» в «Энциклопедии» процитированы как раз необходимые полтора стиха: nec femina dici // nec puer ut possit, neutrumque et utrumque videntur).
Труднее объяснить, что могла бы значить эта цитата в дарственной надписи. Все исследователи, начиная с Б.Л.Модзалевского (1928), хотя и считали, видимо, автором латинского выражения самого Пушкина, приписывали ему (выражению) именно тот смысл, какой оно имеет у Овидия, - но при этом уверенно относили надпись к Ек.Ушаковой, точнее - к ее "мальчишеской резвости и шаловливости" (словно читая "речи резвые живые", "насмешливость злую" и пр. из обращенных к ней стихов Пушкина сквозь призму лермонтовского "Как мальчик кудрявый, резва", п.ч. у самого Пушкина нет ни намека на "мальчишеский" характер этой резвости, ). Но при знании исходного контекста такая шутка должна была бы показаться непозволительно грубой. Ничего похожего по тону ни в стихах, обращенных к Ек.Ушаковой, ни в альбомных записях и рисунках мы не находим. Поэтому если перед нами действительно цитата из Овидия, то она никак не может относиться к Ек.Ушаковой. Но и никакого другого значения цитате о гермафродите внутри дарственной надписи я приписать не могу. Поэтому приходится признать, что либо автор выражения - действительно сам Пушкин, либо оно взято из другого источника.
Видимо, этим источником была вступительная ода четвертой книги Од Горация. Гораций говорит, что уже слишком стар для любви: Me nec femina , nec puer //Jam, nec spes animi credula mutui, //Nec certare juvat mero, //Nec vincire novis tempora floribus.(Od.IV,1, 29-32: меня уже не тешит ни женщина, ни мальчик, ни доверчивая надежда на взаимную любовь, ни состязания на пирах, ни венки из свежих цветов). В качестве цитаты из Горация надпись становится совершенно ясна: Пушкин пишет о своем отказе от надежд на семейное счастье и, может быть, даже конкретнее - о своем душевном состоянии после визита к Гончаровым (у которых он побывал в день приезда 20-го сентября, надпись сделана 21-го), когда Н.Н. к нему не вышла (ср. письмо к Н.И.Гончаровой от 5 апреля 1830 г.: "Сколько мучений ожидало меня по моем возвращении! Ваше молчание, ваш холодный вид, оказанный мне м-ль Н. прием, - столь безразличный, столь невнимательный"), но с помощью горацианской цитаты переводит это признание в иронический план. Эта самоироничная откровенность прекрасно согласуется с тоном, в каком вообще велись разговоры Пушкина и сестер Ушаковых о его ухаживании за Гончаровой - например, в их альбоме рядом с изображениями Гончаровой есть приписки "Kars, Kars", "Карс, Карс, брат! Брат, Карс!", "О горе мне! Карс! Карс! Прощай, бел свет! Умру!" и т.п.
В пользу Горация как источника говорит и то, что после слов Nec femina, nec puer стоит многоточие (см. «Рукою Пушкина», М., 1997, с. 587): будь это выражение (придуманным самим Пушкиным или взятым из Овидия) обозначением существа с признаками и женщины, и мальчика, то есть имей оно номинативную функцию, то многоточие было бы ни к чему. Если же это начало цитаты, которая получает свой смысл только будучи продолжена («(Меня) ни женщина, ни мальчик.... ни надежда на взаимную любовь не тешит»), то многоточие употреблено совершенно кстати («точками означается неожиданное прервание речи», Н.И.Греч, Практическая русская грамматика, 609). ---
Найти эту цитату Пушкин мог не только в Одах Горация, но и в тексте, который был для него заведомо актуален во все время написания «Евгения Онегина» и который наверняка знали сестры Ушаковы, - в «Дон Жуане» Байрона. Строфа Горация процитирована целиком в примечании к 216-ой строфе первой песни (сама 216-ая строфа - это вольный перевод стихов Горация), то есть внутри «прощания с молодостью», которым завершается первая песнь и которое отразилось в финале VI главы «Евгения Онегина», вышедшей в марте 1828 г. То есть в литературном плане эта цитата отсылала не столько к не самой известной оде Горация и тем более не к четвертой книге Од в целом (грубо говоря, официально-имперской), сколько к самоироническим жалобам Байрона и самого Пушкина на старость, на охлаждение души и т. д., которые адресат инскрипта, безусловно, читала.
Так что надпись «Nec femina, nec puer...”, скорее всего, не сочинена Пушкиным и не относится к характеру Ек.Ушаковой, а взята из Горация (через посредство Байрона) и относится к душевному состоянию самого Пушкина.
Но все это - или почти все - видимо, давно известно. Как сказано в начале, в интернете я ничего ни об Овидии, ни о Горации как о возможных авторах латинского выражения не нашел. Но в книге Р.И.Скрынникова «Пушкин: тайна гибели» (М., 2005, с.19) читаем: «... («ни женщина, ни мальчик»). Латинские слова были цитатой из оды Горация. Комплимент весьма сомнительный». Иначе говоря, Скрынников (единственный из известных мне авторов) называет источник цитаты - правда, без указания оды и стиха. Загадка в том, что толкование этой надписи ("комплимент весьма сомнительный") он дает традиционное -- и контексту в оде Горация абсолютно несоответствующее. В книге Скрынникова отсутствует научный аппарат, поэтому нельзя понять, сам ли он нашел источник, но, в любом случае, - почему он сохраняет толкование, с одой Горация несовместимое? Или он у одного автора нашел указание на Горация, а толкование взял у других? Но кто тогда этот автор, первым указавший Горация как источник? В издании «Пушкин. Исследования и материалы. Т. XVIII-XIX: Пушкин и мировая литература. Материалы к «Пушкинской энциклопедии» (2004) в статье «Гораций» (как, впрочем, и в статье «Овидий») инскрипт Ек.Ушаковой не упомянут, а в 2005 году Скрынников уже уверенно называет оду Горация как его источник. Кто-то должен знать ответ на этот вопрос.
update.
Искомая бумажная статья нашлась --- Глассе А. Об одной инскрипции Пушкина // Феномен русской классики: сб. ст. в честь А.С. Янушкевича. Томск, 2004. - С. 107-114. Атрибуция цитаты Горацию, объяснение ее смысла холодностью Н.Н.Г. и возможное посредничество "Дон Жуана" Байрона - совпадают с тем, что здесь написано. (Кроме того, А.Г. связывает эту цитату и "донжуанский список" - но эта отдельная история).