Dec 18, 2010 12:01
9 маяФедор продал на Конной свой выезд. Он уже офицер, драгунский корнет. Звякают шпоры, звенит сабля по мостовой. В форме он выше ростом и походка у него увереннее и тверже.
Мы сидим с ним на пыльном кругу. Поют в оркестре смычки. мелькают мундиры военных, белые туалеты дам. Солдаты отдают Федору честь.
Он говорит:
- Слышь, как по-твоему, сколько плачено за этот костюм.
Он тычет в нарядную даму за соседним столом.
Я пожимаю плечами:
-Не знаю. Рублей, вероятно, двести.
- Двести?
-Ну да.
Молчание.
- Слышь.
-Что?
- А я вот работал,- целковый в день получал.
- Ну?
-Ну, ничего.
Вспыхивают белые электрические огни. Низко над нами сияет матовый шар. На белой скатерти синие тени.
- Слышь.
- Что, Федор?
- А что думаешь, если, к примеру, этих?
- Что этих?
- Ну, известно...
- Зачем?
- Чтобы знали.
- Что знали?
- Что рабочие люди, как мухи мрут.
- Ну, Федор, это ведь... Мы не анархисты.
- Чего?
- Анархизм это, Федор.
- Анархизм?... Экое слово... Вот за этот костюм плачено двести рублей, а дети копеечку просят. Это как?
Мне странно видеть его серебряные погоны, белый китель, белый околыш. Мне странно слышать эти слова.
Я говорю:
- Чего ты сердишься, Федор?
- Эх, нету на свете правды. Мы день-деньской на заводе, матери воют, сестры по улицам шляются... А эти... Двести рублей... Да... Всех бы их, безусловно.
Тонут во мраке кусты, жутко чернеет лес. Федор облокотился о стол и молчит. В его глазах злоба.
- Всех бы их, безусловно.
В.Ропшин, "Конь бледный", 1909(?) г.