inkass_98
Национального вопроса в школе у нас не было. Да мы и не знали, что это такое. . И принадлежность к Украинской ССР проявлялась в школе. На уроках украинского языка и литературы.
Я был единственным человеком в классе, который украинский язык не учил. Ходил на уроки, сидел, занимался другими предметами, но язык не учил. Официально. Украинский язык в Крыму не знали. Учили, сдавали экзамены, получали аттестаты зрелости, но не знали. Да и не говорили нигде.
Старушку учительницу отсутствие любви школьников к «рідної мови» печалило безмерно. Она часто вспоминала, что когда Крым неожиданно стал украинским и в школах ввели ее предмет, на всей территории полуострова совсем не нашлось учителей-носителей «мовы». Их пришлось в срочном порядке выписывать с континента, собирая из разных городов и отправляя в Крым нести украинскую культуру и просвещение среди разноплеменных аборигенов. И за все прошедшие двадцать лет она так и не заметила ощутимого интереса к ее предмету, который воспринимался учениками как неизбежное зло и отметку в аттестате, которую никак не обойти. Но затем она перевелась в другую школу, а нашим учителем стала Ольга Макаровна под школьным прозвищем «Макарона». То, что я и «мова» - два несовместимых понятия, она поняла сразу, а узнав, что я неплохо рисую для своего возраста, и мне это нравится, приняла воистину соломоново решение. Теперь все ее уроки, как язык, так и литературу я сидел и творил стенгазеты, стенды, плакаты и всякую псевдохудожественную ерунду для ее кабинета. Взамен я имел твердую четверку по украинской литературе всегда, во всех четвертях и по всем контрольным, что устраивало обоих и не создавало никаких проблем. Естественно, ничего из шедевров украинской словесности я не читал, да и не стремился. Творения Тараса Шевченко, Леси Украинки, Ивана Франко, Коцюбинского и прочих прошли мимо меня, хотя в будущем я и прочитал кое-кого из них, правда на русском языке и не без удовольствия.
Так продолжалось до самого конца 10 класса, в завершении которого всем нам предстоял экзамен по украинской литературе, оценка из которого должна была пойти в аттестат зрелости. Вот его я побаивался не без оснований, так как единственное, что знал по данному предмету, так это имена авторов, да и то не всех. Вот не запоминалась мне фамилия Квитка-Основьяненко и всё! Но наша деловая «Макарона» за пару месяцев до экзамена очень конкретно развеяла мои опасения:
- Готовься к другим экзаменам,и не трясися як припадочний. Литературу у тебя я сама принимать буду, твоя четверка от тебя никуда не денется.
И вот вечером накануне этого самого экзамена ко мне домой постучала соседка по лестничной площадке.
- Паша… Олечка ногу сломала сегодня утром… неугомонная. Но она просила зайти и тебе передать, чтобы ничего не боялся завтра. Она созвонилась со своей знакомой, которая будет старшей на экзамене, и предупредила насчет тебя…
Утром в школу я шел как на гильотину. Почитать хоть что-то вечером не удалось. У меня за ненадобностью просто не было учебника.
Я заходил, кажется, шестым или седьмым. Надо было подойти к столу, представиться, вытянуть билет и идти готовиться за один из столов. Когда меня вызвали, я силой воли подавил приступ непроизвольный энуреза и шагнул в аудиторию. Но, слава богу, наша учительница, видимо, тоже была в курсе и, наклонившись к начальнице, что-то ей прошептала на ухо. Та оторвала голову от бумаг, сфокусировалась на мне и, видимо что-то припомнив, переспросила:
- Ефремов?
Я кивнул. Она кивнула и, нагнувшись к «Паганелю», сказала:
- Ему билет тянуть не надо. Освобожденный.
И снова повернув голову в мою сторону продолжила:
- Расскажешь мне краткое содержание «Наталки-полтавки»… Иди, вспоминай…На полусогнутых я добрел до парты . Конечно, такое название я слышал. Но не более того. Я даже автора точно не знал. Запаниковал я безбожно. Выпускной экзамен все-таки. Впереди меня сидел Витя Лукашевич, в отличие от меня украинскую литературу учивший. Я не выдержал и, наклонившись, дернул его за рубашку и простонал сквозь зубы:
- Витя, про что хоть эта Наталка? Коротко…
Витя, не поворачивая головы, но удивительным образом скосив один глаз в мою сторону, скороговоркой выстрелил одним длинным предложением:
- Деревня под Полтавой, Наталка любит Петро, он бедный, а ее вдове-матери нужен богатый, Петро уезжает на заработки на четыре года, а мать выдает ее замуж за богатого пана, уговаривает, она соглашается, но возвращается Петро, свадьба отменяется, они снова вместе, все счастливы…
Полученная информация, была мизерной, но почву для развития дала. И когда минут через десять председательша поманила меня пальцем, я двинулся в ее сторону более или менее уверенным в том, что отстреляюсь .
Сдавали экзамен стоя перед сидящими экзаменаторами. Но, видимо понимая, что я не смогу продемонстрировать ошеломляющие глубины знаний, моя дама поставила меня где-то сбоку и даже передвинула стул ближе ко мне.
- Начинай…
Я всегда любил читать. И оттого читал я много и бессистемно, поглощая все, начиная от романов Шолохова и Дюма, заканчивая отцовской «Полевой хирургией» и «Медицинской энциклопедией», наверное, с фантазией у меня было все в порядке и, как оказалось, даже с перебором. И еще незадолго до выпускных экзаменов я вступил в комсомол, для чего пришлось изучить весь боевой путь этой организации, что тоже сыграло свою роль. И я начал…
Сначала я живописал, тяжелую и полную беспросветного рабского труда жизнь крестьян на Украине и в частности в той самой деревушке под Полтавой, где обитала Наталка. Прошелся по царизму, помещикам, феодальной закрепощенности всего крестьянства, отсталости прогнившей социальной системы царской России и попытался плавно перейти к любви Петро и Наталки. Уже тогда я заметил, что моя экзаменаторша смотрит на меня как-то уж очень пристально и с большим интересом. Крестьянскую любовь я украсил описанием чудной украинской природы, приплел туда красоты Днепра и отправил Петро на заработки в город. При этом я подсознательно отметил явный интерес к моему повествованию со стороны «Паганеля» и нашей учительницы украинского языка, что придало мне уверенности, что я на правильном пути. По моей версии, Петро работал в городе то на заводе, то на фабрике, откладывая копеечка к копеечке, А Наталка все ждала и ждала его в своем селе, плача по вечерам от тоски и несчастной любви. А потом я отчего-то отправил Петро работать в железнодорожное депо. А так как я после всей школьной программы по истории твердо уверовал, что рабочие из депо всегда были неисправимые революционеры, то и Петро я уверенно определил в большевистскую ячейку. Короче, Остапа, то есть меня, несло уже по полной. В какой-то момент, я заметил, что уже вся экзаменационная комиссия слушает одного меня с нескрываемым интересом и решил, что надо закругляться. Быстренько описал, как Наталку пытались выдать замуж, и как она отправила Петру письмо в город, а он, получив его, бросил все и помчался в деревню, чтобы успеть в самый последний момент выдернуть любимую, чуть ли не из -под венца и воссоединиться с Наталкой. Закончил я пересказом пламенной речи большевика Петра на ступеньках церкви, после которой он отдает все заработанные деньги Наталкиной маме, а сам уезжает с ней в город, чтобы вместе бороться за счастье всего трудового народа. После того, как я иссяк, наступила тишина, которую прервал лишь «Паганель», тихо выдохнувший в пространство всего одно слово:
- Феерично...
После чего в себя пришла уже моя экзаменаторша, задумчиво сказавшая скорее себе, а не мне:
- Да… Иди, Ефремов…иди… Всё…
Через пару часов экзамен закончился. Я получил «отлично», чем был несказанно поражен. Указать на неточности моей трактовки бессмертного творения Котляревского было некому, и уверовав, что попал в самую точку я отправился домой. Вечером, мне позвонила «Макарона» , чтобы с громовым хохотом заставить меня покраснеть до корней волос:
- Ну, ты, Павло, даєш! Менi дзвонили ... розповіли ... Це же початок 19 сторіччя ... а ты туди и бiльшовикiв та залізні дороги ... До сльоз сміялася и до сих пор сміюся ... Тобi просили передать: "Дуже добре" - это за находчивость ... Насмешил ты меня ... ой, насмешил ... А Петро ведь просто батрачил по всей Украине...
На этом и закончились мои официальные отношения с украинской литературой, которую я уважаю, но читать предпочитаю все-таки в переводе.
сокращено и отредактировано
© Павел Ефремов