(no subject)
Не могу сказать, что люблю духовые инструменты. Предпочитаю другие. Но и не скажу, что не люблю. По крайней мере, желания зажать уши или убежать, когда они играют, никогда не возникало.
Но я наконец открыла для себя их прелесть.
Первым проблеском этим летом стала труба с сурдиной, на которой играл, конечно же, Давид Голощекин. Что-то зацепило меня в ней, но я не осознала, что именно. Потом как-то слушала на улице старый концерт Бенни Гудмена в Карнеги-Холле, как сейчас помню, иду по подземному переходу и вдруг меня осеняет - она живая! А недавно снова слушала записи Додика, и накрыла волна симпатии к этой трубе с надтреснутым, таким чувственным голосом. Потому что она живая.
И саксофон. Джазовый саксофон Голощекина. Удивительно эмоциональный инструмент. Он как будто разговаривает, с чувством рассказывает что-то, то спокойно, нежно, то возбужденно, срываясь на крик.
Раньше я не вслушивалась в голоса духовых, а сейчас просто балдею, внимая им, и поражаюсь, насколько они... человечные, что ли.
Солирующий флюгельгорн
Но я наконец открыла для себя их прелесть.
Первым проблеском этим летом стала труба с сурдиной, на которой играл, конечно же, Давид Голощекин. Что-то зацепило меня в ней, но я не осознала, что именно. Потом как-то слушала на улице старый концерт Бенни Гудмена в Карнеги-Холле, как сейчас помню, иду по подземному переходу и вдруг меня осеняет - она живая! А недавно снова слушала записи Додика, и накрыла волна симпатии к этой трубе с надтреснутым, таким чувственным голосом. Потому что она живая.
И саксофон. Джазовый саксофон Голощекина. Удивительно эмоциональный инструмент. Он как будто разговаривает, с чувством рассказывает что-то, то спокойно, нежно, то возбужденно, срываясь на крик.
Раньше я не вслушивалась в голоса духовых, а сейчас просто балдею, внимая им, и поражаюсь, насколько они... человечные, что ли.
Click to viewСолирующий флюгельгорн