Ян Шванкмайер: Магический взгляд на жизнь и мир.
Ян Шванкмайер: Магический взгляд на жизнь и мир.
Интервью Каролины Лопес Кабальеро.
Декабрь 2013.
Предисловие переводчика.
Я преклоняюсь перед творчеством Яна Шванкмайера. Его фильмы, скульптуры, графика, тексты - гениальны. Для меня он - вдохновляющий пример настроящего творчества, предельно искренний и экстримально смелый. Его философия ставит в моей голове всё по местам. Крутой дядька. В институте, который я закончила 10 лет назад, нам его скармливали наши мастера, Соколов Станислав Михайлович и Орлов Алексей Михайлович, влюблённые в его творчество. Вспомнила о нём и заново его горячо полюбила я в этом году после посещения выставок его работ сначала в Москве и затем в Барселоне. В Барселоне почти весь Шванкмайер занимает несколько залов огромной выставки Metamorfosis, проходящей в центре CCCB. Она включает также богатейшую подборку фильмов, графики и живописи различных художников сюрреалистических, психоделических и фантастических экспериментаторов разных лет; много места отведено творчеству Владислава Старевича, пионера анимации, и братьям Гвай. Очень советую всем, кто будет(есть) в Барселоне посетить это великолепие. Выставка продлится до сентября. Я купила книгу-каталог выставки, которая помимо картинок, содержит тексты мастеров. Интервью Яна Шванкмайера, которое было взято у него в преддверие этой выставки, мне так понравилось, что я решила его перевести и поделиться с общественностью. Его нет в интернете ни в каком виде. Так что, велкам и энджой, те, кому небезразлично творчество этого потрясающего художника! Эксклюзив!
Я старалась насколько могла остаться близко к оригиналу (я использовала оба варианта интервью - на английском и на испанском). Некоторые слова, которые я не смогла перевести, я оставила, как они были, на английском. Пометки в скобках от меня помечены моими инициалами - Н.А.
Наталья Антипова.
Интервью.
Каролина Лопес - Благодаря вашим фильмами, художественных работам и текстам многие люди считают Вас великим мастером современного сюрреалистического искусства. Для большинства сюрреализм - это авангардное движение, которое достигло своего апогея во Франции в 20-30 годах. Но Вы говорите о современном сюрреализме, идеологическом сюрреализме, а не эстетическом. Не могли бы Вы пояснить для меня понятие «сюрреализм»?
Ян Шванкмайер - Существует много недопониманий, связанных с понятием «сюрреализм». Искусствоведы связывают его с одним из течений авангардистов первой половины 20 века. С их точки зрения сюрреализм мёртв вот уже более чем семьдесят лет. В общей лексике слово «сюрреализм» используется как синоним чего-то бессмысленного, абсурдного. Прежде всего, нужно сказать, что сюрреализм - это не искусство. Не существует ни сюрреалистического кино, ни сюрреалистической картины. Нужно говорить «сюрреализм в искусстве», «сюрреализм в кино», «сюрреализм в живописи». И не существует ни сюрреалистической эстетики, ни сюрреалистического метода, ни сюрреалистической школы. Сюрреализм представляет собой определённый взгляд на жизнь и на мир. Сюрреализм учит меня трём вещам. Во первых, он избавляет меня от страха коллектива, потому что сюрреализм - это коллективное приключение. Во вторых, развивает моё воображение, которое идёт к тому, чтобы обнаружить неожиданные грани. В третьих, он учит меня, что есть только одня поэзия, и неважно какой метод мы выбираем, чтобы к ней подступится.
К.Л. - Под авторитарном режимом, несмотря на цензуру (которая Вас отстранила от деятельности в кино на многие годы), в самые тяжёлые годы (говоря о политике), Вам удалось создать такие авторские фильмы как Естественная История, Панч и Джуди, Замок Отранто, Возможности Диалога, Мужские Игры... при поддержке правительства. Как объяснить такой парадокс? Сейчас, когда социалистическая цензура не является проблемой, но есть проблема финансирования фильмов, Вы чувствуете себя менее или более свободным?
Я.Ш. - Те, кто никогда не жили в коммунистическом государстве, часто спрашивают меня, как я смог снять такие субъективные и свободные фильмы под коммунистическим режимом в Чехословакии. Они так спрашивают, потому что видят диктатуру с точки зрения Джоржа Оруэла, ориентируясь, в основном, на его роман 1984 года. Надо сказать, что ни в одном тоталитарном режиме, в том числе коммунистической Чехословакии, репрессивная политика не была настолько идеальной, как в романе Оруэла. Система имела свои дефекты, как в экономике, так и в репрессивной политике. Репрессии разворачивались волнообразно, чередуя интенсивность и ослабление. Я имел удачу жить в период двух волн ослаблений: первой в 70-е годы, которая вылилась в Пражскую Весну, и затем второй в 80х, когда началась Перестройка в Советском Союзе. К сожалению, меня коснулась также одна волна интенсивности репрессий, которая явилась причиной дыры в моей фильмографии между 1973 и 1979 годами. Глупая идеологическая цензура исчезла вместе с Вельветовой революцией в 1989, но она была заменена диктатурой рынка. В результате, с каждым разом мне всё сложнее находить деньги на съёмки моих фильмов. Эта цивилизация, прагматичная, практичная и экономичная цивилизация, не нуждается в настоящем художественном творчестве. Всё что ей нужно - это коммерческие развлечения с целью отвлечь людей в часы досуга, неважно каким способом, прежде чем снова принудить их участвовать в процессе производства.
К.Л. - Вы используете объекты, которые были объявлены маргинальными и бесполезными капитализмом и коммунизмом. При помощи руин и старомодных вещей восстанавливаете чувствительность, потерянную современной цивилизацией. Это концепция «outmoded» (устаревший, старомодный - Н.А.) Бретона и Арагона, которую Вы находите такой привлекательной. Почему Вы реабилитируете отбросы цивилизации?
Я.Ш. - Для меня предметы всегда были более живыми чем люди. Дело в том, что память вещей намного более длинная чем человеческая, которая ограничена смертностью. Следуя классификации Эриха Фромма, я типичный некрофил. Я люблю старые вещи, но не потому, что они старые, а потому что они были свидетелями эмоций, ситуаций и действий людей, находящихся под воздействием эмоционального стресса. Предметы становятся эмоционально заряженными, когла люди касаются их. И я посвящаю себя коллекционированию этих объектов, делаю их главными героями в своих фильмах, стараюсь воскресить чувственные эмоции посредством кино.
К.Л. - Ваши фильмы очень игривы (Бармаглот, Возможности Диалога, Еда, Конспираторы наслаждений). Так проще, ниспровергать существующий порядок, играючи?
Я.Ш. - В своих размышлениях о новом витке цивилизации, Вратислав Эфенбергер (Vratislav Effenberger), главный герой чешского сюрреализма после Второй Мировой Войны, считает принцип игры главным ключом новой цивилизации. Боюсь, что это через чур утопично... Cам я считаю игру главным принципом моего творческого процесса. Но это не всякая игра. Это должна быть рисковая игра, где на кон поставлено всё. Только это превращает игру в подрывную деятельность.
К.Л. - Ваше детство - главный источник вашего вдохновения. Сложно ли продолжать находить вдохновение в детстве, когда Вам 79 лет?
Я.Ш. - Я всегда говорю, что не воспринимаю детство как закрытую главу своей жизни. Я понимаю, что сказанное на пороге 80 лет, это может звучать инфантильно. Но я не вижу ничего плохого в слове «инфантильный» (infantil - Н.А.). Совсем наоборот, я считаю собственную работу триумфом инфантильности (детскости - Н.А.). Детство для меня - так же как сны и эротизм - главный источник творчества.
К.Л. - Вы подчёркиваете важность вашего творческого диалога со своей женой и соавтором Евой, печально ушедшей. Это очень необычно, что два артиста так долго и так удачно друг с другом взаимодействуют, уважая пространство друг друга. Как объяснить такое близкое сотрудничество на протяжении стольких лет?
Я.Ш. - Так же как и я, Ева была влюблена в детство. У нас было то общее, что мы могли разделять и чем могли делиться друг с другом. Я никогда не понимал, как мы смогли выжить в этом утилитарном мире взрослых. У Евы был свой собственный проект, для неё художественное творчество было путём борьбы, способом борьбы со своими братьями за любовь своего отца. Иногда я себя тоже видел её соперником, но это не мешало ни нашей жизни, ни нашему сотрудничеству. Наоборот, это подпитывало наши отношения. Когда я приглашал её для какой-то работы в своих фильмах, я должен был очень хорошо подумать, какие у неё будут задачи. Она не работала как все, она не могла выполнять определённые прямые инструкции. Её детский дух, который делает людей неуправляемыми, мешал этому. Тем не менее, я знал, что Ева может выполнить свою задачу более гениально, чем я. С другой стороны, работа в моих фильмах отвлекала её от её собственной работы, была помехой для её живописи...
К.Л. - Вы говорите, что «Метаморфозы души», относящиеся к текстам По (Эдгар По? - Н.А.), «сложны для актёрской игры». Верите ли Вы в анимацию как в способ, способный выразить эти метаморфозы?
Я.Ш. - Анимация - это магия, а аниматор - это шаман. По всей видимости, наши предки были способны одушевлять неодушевлённые объекты силой своего магического ума. Мы же нуждаемся в технологии, чтобы сделать это возможным. Использование технологий не должно быть кричащим, как, мне кажется, происходит в цифровой анимации. Главная штука, которая кроме этого мне не нравится в цифровой анимации, это то, что она не имеет тактильной стороны. Виртуальная реальность представляет собой реальность, которую никто никогда не трогал и, следовательно, в ней не хватает чувственно-эмоционального измерения. Как я это вижу, слово «анимация» происходит от слова «анимизм» (вера в существование души и духов, вера в одушевлённость всей природы - Википедия).
К.Л. - У Вас есть собственная собственная коллекция, удивительный кабинет редкостей, которую вы начали собирать ещё вместе с Евой. Вы продолжаете её пополнять? Каждый ли художник должен быть коллекционером?
Я.Ш. - В настоящее время кабинет редкостей - моя последняя большая одержимость. Конечно, это имеет общее с моим интересом к маньеризму. Здесь я собираю остатки магического мира, который был когда-то основной частью мира, а потом был превращён нашей практичной цивилизацией во что-то маргинальное, в старинный мир забытых суеверий. То же произошло и с алхимией, которая была увлекательной системой объяснения явлений этого мира, а также места человека в нём.
К.Л. - Как Вам хорошо известно, и Владислав Старевич, и братья Гвай имеют слабость к таксономии (классификации - Н.А). Студия братьев Гвай в Лондоне - это практически кабинет редкостей! В Барселоне и Мадриде мы собираемся выставить часть коллекции насекомых Старевича. Как известно, он был энтомологом самоучкой. Как Вы думаете, что наиболее интересно в работах Старевича?
Что касается братьев Гвай, они глубоко уважают и восхищаются Вашими работами. Я думаю, я не преувеличу, если скажу, что они что они помогли донести ваши работы до более широкого круга зрителей в Европе, в частности благодаря документальному фильму Кейт Гриффитс (Keith Griffits) для канала Четыре (Channel Four) «Кабинет Яна Шванкмайера, пражского алхимика кино». Какой аспект Вашей работы, вы думаете, они разделяют?
Я.Ш. - Конечно, я никогда не встречал Владислава Старевича лично. Я лишь смотрел его фильмы много лет назад. Для меня он является Мельесом (Maries-Georges-Jean Méliès - Н.А.) анимационного кино. Иногда мне кажется, что его насекомые только что вышли из моей коллекции натуральных образцов. Я помню, я был поражён абсурдными фантазиями его фильмов. С братьями Гвай я знаком лично; мы друзья. Мы знаем друг друга с 1980го, когда они делали фильм обо мне с Кейт Гриффитс. В тот момент я также открыл для себя их фильмы. Их способ фантазирования превосходит всё, происходящие сейчас в мире анимационного кино. И боюсь, мы с ними не только разделяем магическое воображение, но и финансовые проблемы на пути воплощения наших проектов.
К.Л. - Ваш новый проект, "Насекомые", имеющий влияние Франца Кафки, основан на пьесе братьев Карела и Йосефа Чапек, которые принадлежали к группе The obstinate once (Tvrdosijní), и в каком-то смысле были предшественниками чешского сюрреализма. Почему вы выбрали эту пьесу, где главными героями являются насекомые? Чем ещё вы можете рассказать об этом проекте, который всё ещё находится в подготовительной стадии кинопроцесса?
Я.Ш. - Моя новая кино-постановка "Насекомые" рассказывает о любительском театре, репетирующим пьесу братьев Чапек «Пьеса насекомых». Жизни актёров переплетены с героями пьесы. Мой фильм будет более «по-Кафке», чем напоминать работы братьев Чапек. И также будет включать долю «Метаморфоз» Франса Кафки. Этот фильм будет явно мизантропичным.