Апология электронной книги
Повод для этого текста не оригинален. Наверняка, время от времени кто-то из ваших знакомых, которого можно отнести к книголюбам, обзаводится электронной книгой и начинает делиться своими восторгами по этому поводу. Сначала речь о том, что хоть многие мои знакомые уже, я долго не хотел, думал, что это не мое - книголюбы люди консервативные - но вот мне подарили/решил попробовать, и оказалось!.. Дальше цепь преимуществ - легко носить с собой; можно, наконец, прочитать то, что не найти на бумаге; полки дома больше не ломятся от новых книг; когда едешь на море, не приходится отягощать чемодан лишним весом, а разум мучительным выбором. Разве что непростой моральный выбор по поводу книжного пиратства, с которым все неизбежно сталкиваются, несколько портит идеальную картину.
Все эти плюсы я могу подтвердить, но они все равно остаются побочными, эдакими потребительскими преимуществами. Главная роль, которую вот прямо сейчас играет пришествие электронных книг, в другом.
Их появление немного неожиданным образом высветило ценность самой Книги, не как предмета, а как текста. Книголюбы, которые люди консервативные, помимо собственно книг с трепетом относятся ко многим вещам - шелест страниц, увесистость, запах бумаги (у свеженьких и поживших книг он разный, но одинаково неотразимый - как запахи шашлыка и земляники), мягкость дивана, потрескивание дров в камине, которого на самом деле ни у кого нет. Классическое книголюбие обладает изрядной долей фетишизма, и аура, окружающая Истинные Книги (примерно такие, как у меня на юзерпике), зачастую оказывается сакральнее их самих.
Собственно, это и есть главная причина сопротивления консервативных книголюбов электронным книгам. Мягкий шелест страниц и тактильные ощущения создают ту самую симфонию чувств, да еще и щекочут самолюбие, внушая мысль о причастности к кругу избранных. Разве может это заменить бездушный текст на плоском, холодном и всегда одинаковом экране? Кажется, что читать так Диккенса это все равно что пить Шато Лафит из горла или смотреть на Рим лишь из окна туристического автобуса. Но вот книголюб все же нехотя берется за дело, прочитывает страницу, другую, третью (они там меньше обычного) - и вдруг понимает: вот она, симфония! Никуда не делась. Диккенс оказался сильнее. И Толстой, и Хемингуэй, и даже Иммануил Валлерстайн с Норманом Лебрехтом.
И в этот момент он по-новому понимает важность и вневременность именно текста, мысли, памяти, запечатленной в слове, по сравнению с приятной, но малозначимой мишурой. И то, что инструкцию к газонокосилке в кожаном переплете читать не станешь, даже если наконец подвернется желанный камин, а вот ценные тексты наоборот вдруг засияли особенной чистотой и независимостью от всего. Наверное, что-то такое чувствовали музыканты Concentus Musicus Wien, когда впервые играли Баха на барочных инструментах.
А после этого можно спокойно вернуться к старым бумажным книжкам. Я, например, несмотря на все удобства, взял за правило в цифре читать только то, чего нет на бумаге у меня и ближайших родственников, а есть многое. Но даже они читаются как-то по-новому. Это, в общем, простая мысль - не пытаться остановить прогресс. С этой мыслью еще приятнее оставаться консервативным книголюбом. При встрече с новой бумажной книжкой у меня все равно появляется такое глупо-радостное выражение лица:
Все эти плюсы я могу подтвердить, но они все равно остаются побочными, эдакими потребительскими преимуществами. Главная роль, которую вот прямо сейчас играет пришествие электронных книг, в другом.
Их появление немного неожиданным образом высветило ценность самой Книги, не как предмета, а как текста. Книголюбы, которые люди консервативные, помимо собственно книг с трепетом относятся ко многим вещам - шелест страниц, увесистость, запах бумаги (у свеженьких и поживших книг он разный, но одинаково неотразимый - как запахи шашлыка и земляники), мягкость дивана, потрескивание дров в камине, которого на самом деле ни у кого нет. Классическое книголюбие обладает изрядной долей фетишизма, и аура, окружающая Истинные Книги (примерно такие, как у меня на юзерпике), зачастую оказывается сакральнее их самих.
Собственно, это и есть главная причина сопротивления консервативных книголюбов электронным книгам. Мягкий шелест страниц и тактильные ощущения создают ту самую симфонию чувств, да еще и щекочут самолюбие, внушая мысль о причастности к кругу избранных. Разве может это заменить бездушный текст на плоском, холодном и всегда одинаковом экране? Кажется, что читать так Диккенса это все равно что пить Шато Лафит из горла или смотреть на Рим лишь из окна туристического автобуса. Но вот книголюб все же нехотя берется за дело, прочитывает страницу, другую, третью (они там меньше обычного) - и вдруг понимает: вот она, симфония! Никуда не делась. Диккенс оказался сильнее. И Толстой, и Хемингуэй, и даже Иммануил Валлерстайн с Норманом Лебрехтом.
И в этот момент он по-новому понимает важность и вневременность именно текста, мысли, памяти, запечатленной в слове, по сравнению с приятной, но малозначимой мишурой. И то, что инструкцию к газонокосилке в кожаном переплете читать не станешь, даже если наконец подвернется желанный камин, а вот ценные тексты наоборот вдруг засияли особенной чистотой и независимостью от всего. Наверное, что-то такое чувствовали музыканты Concentus Musicus Wien, когда впервые играли Баха на барочных инструментах.
А после этого можно спокойно вернуться к старым бумажным книжкам. Я, например, несмотря на все удобства, взял за правило в цифре читать только то, чего нет на бумаге у меня и ближайших родственников, а есть многое. Но даже они читаются как-то по-новому. Это, в общем, простая мысль - не пытаться остановить прогресс. С этой мыслью еще приятнее оставаться консервативным книголюбом. При встрече с новой бумажной книжкой у меня все равно появляется такое глупо-радостное выражение лица: