Значит так

Feb 08, 2014 03:18

Вести в живом журнале дневник - это, конечно, ужасно.
совершенно ужасно. Говорить правду, или то, что ты считаешь ею - да ещё после этого и выставлять её на всеобщее обозрение. Говорить ложь или то, что ты считаешь ложью - и её туда же. Просто писать, отнимать чужое время. Привлекать внимание.

но так уж получается, что тогда, когда я пишу, я обращаюсь к абстрактному читателю. Каждый раз он немножко другой, а порой - совсем другой. Без них я пишу ужасно, потому что начинаю писать для самого себя, а себя я полагаю уже знающим всё-превсё.

можно же, конечно, писать конкретным людям.
на самом деле, это не такая хорошая идея, как кажется.
к одним я обращаюсь всегда, что бы я не писал - я всегда предполагаю, что они это читают, стоя за моим плечом. И я знаю, что они так дивны, что могут прочесть трикраты больше, чем я написал - и начинаю нанизывать слова силы одно на другое, пока сердце не начинает ломать мою грудную клетку.
потом получается такой текст, что даже самому читать страшно.

а к другим я был бы и рад обратиться, но возникает тот самый проклятый парадокс волшебной птицы. О! Я расскажу про волшебную птицу, вот!

Рассказ про волшебную птицу.
Значит так.
В чужих землях, в беспощадной стране, в ядовитом городе, в проклятом доме, в старой тёмной каморке под протекающей, заржавелой крышей, на пыльных мешках лежит юный принц, заброшенный в эти смертоносные края из стран, где люди крылаты, а кровь их чиста. Он умирает, отравленный воздухом этих мест - умирает оттого, что даже не верит уже ни в свои крылья, ни в свою кровь, ни во что, кроме этих грязных тряпок, мутного окна, серого неба и своей болезни.

Сипя и кашляя от неправильного воздуха этих сдвинутых земель, низко-низко, над самыми крышами, медленно взмахивая крыльями, летит волшебная птица. Она знает, что эти места - это самое унылое чудо во вселенной, но всё-таки это чудо. А она некогда клялась увидеть все чудеса, все, сколько их ни есть на свете, и вот её путь привёл её, наконец, сюда. Кхе-кхе, - говорит птица, - меня называли бессмертной повелительницей прошлого, настоящего и будущего, но как бы не сдохнуть в этом городе! - и садится передохнуть на какие-то штыри, вылезающие из крыши. И вдруг слышит тихий плач, но полной такой безысходной тоски, которую нечасто услышишь даже в пыточных камерах Повелителя Боли. Как будто нечто прекрасное оплакивает гибель самого себя и притом не верит в своё существование! Что такое, - думает волшебная птица. Что за чудо такое печальное? Я должна увидеть это! - и летит на этот плач.

Ну а там, понятное дело, на грязных мешках лежит принц. Кровь его древнее корней гор, черты лица являют родство с богами, но глаза его красны от слёз и черны от отчаяния, потому что он знает, что мир жесток, бесцветен и бессмыслен, и мёртвая, чёрная пустота простирается там, где кончается свет жёлтых фонарей ядовитого города. Во дела, - думает птица, - как он сюда попал? И сострадание внезапно пронзает её, и она, долго откашлявшись, начинает петь песню. Песню о древних временах, о далёких мирах, о чудесных событиях - и принц приподнимается на кровати своей. Но когда песня заканчивается, принц начинает рыдать ещё горше. "Мир так прекрасен! А я бессмысленный, неудачливый урод, и чужд чудесам и легендам!" - говорит он. Кхе-кхе, - откашливается птица, - ты неправильно всё понял, друг - и глубоко вдыхает для начала следующей песни. О, она гораздо прекраснее предыдущей!

Голос её крепнет, и поёт она на древнем языке, что заставляет дрожать его королевскую кровь, и она закипает в его венах; он вспоминает - так ясно и чётко - свою историю, и своих родных; он снова слышит эхо своих шагов в каменных коридорах, он снова стоит на башне и видит ослепительный белый ветер, что бежит перед солнцем, которое поднимается из-за далёких островов, черных на рассвете и зеленых на закате... он ощущает тяжесть и гладкость облачения, которое ему подобают, и его личное оружие, с которым он некогда не расставался - словно не покидало никогда его ладонь - и когда птица, окончив песню, тяжело сипит в углу его каморки, лишённая сил, он снова падает на свою жуткую лежанку, тычется королевским ликом в жуткую дерюгу и рыдает так, что у птицы самой разрывается сердце. "Кхе-кхе, хтьпфу - плюётся птица кровью, - что ты плачешь, друг мой драгоценный? Что за горе, ты же принц, ты же чародей, ты же кровь от крови, плоть от плоти самого средоточия волшебства мира? Встань, кхе-кхе, встань и иди в свои края, если тебе так плохо здесь!"

Принц, тяжело дыша, приподнимается с тряпок. "Птица, - говорит он. - Что стоит моя королевская кровь, если я здесь. Что мне до моих царств, если я не могу встать. И даже если бы я мог встать, я не знаю дороги. И даже если бы я знал её, я не осилил бы пути. И даже если бы я мог проделать этот путь, я бы не сделал ни шагу, потому что если моя власть хоть чего-то стоит, то я могу сказать сейчас слова призыва, и меня доставят в серебряной колеснице до ворот моего дворца. А если моя власть, о которой ты так сладко пела, ничего не стоит здесь, то это значит, что вся моя память - ненастоящие и что я наследник царств, которых нет на свете. Потому что если всё это существует, то значит, что моя древняя кровь слабее вот этих грязных тряпок, вот этого мутного окна, вот этой вонючей конуры. И мысль об этом для меня непереносима настолько, что я даже не произнесу слов призыва".

"побери тебя демоны, принц - говорит волшебная птица - я понимаю, ты отравлен отчаянием, ты слишком долго вдыхал этот ядовитый воздух, ты сломан, ты долго думал ложь. Ты неправ, принц, раздери тебя боги. Я пожалела тебя, услышав твой плач, и попыталась помочь тебе - но я не герой и не лекарь. Я небольшая птица, искательница чудес; я не крылатый конь и не могу унести тебя отсюда. Но ты - ты, помня о том, кто ты - сам можешь помочь себе. До твоих земель всего сорок дней пути, это не так много. И знай, что эта вонючая конура создана силой, которая не слабее той силы, что поднимает ввысь стены белоснежных башен твоего дворца. Тебе сложно поверить, что кто-то употребит на создание всякой унылой дряни невообразимую мощь, но, кхе-кхе, чудеса бывают всякие. И ты, принц, сидя в этой грязи, и ты тоже увеличиваешь ту мощь, которая создаёт такую пакость. Встань и иди, иначе сдохнешь на этих мешках, как... как принц на мешках".
  Принц смотрит на птицу, потом быстрым движением протягивает руку, хватает её за горло и подтаскивает её к себе. "Ты много себе позволяешь, птица - говорит он. - Я открылся перед тобой, ты видела мою слабость, ты видела мои слёзы, моё отчаяние. Все люди вокруг видели отчаяние нищего и презирали меня - мне плевать на них. Но ты, птица, видела отчаяние принца, и твоё презрение ранит меня острее, чем презрение всех людей этого города. Ты крылата и летишь куда хочешь, ты не подыхаешь здесь, брошенная всем своим королевством - и позволяешь себе говорить со мной свысока! Говорить мне правду! Зачем ты сказала мне её? О, если бы ты сказала, что тебя послал мой народ, попавший в беду - может быть, я встал бы с этой лежанки. Но ты говоришь, он процветает и без меня - прекрасно! Пусть процветает дальше и живёт своим волшебством без меня! О, если бы ты сказала, что мои отец и мать горько плачут и ждут меня каждый день! Но ты говоришь, что они гордятся мной и верят в меня, и как, скажи, я явлюсь им на глаза - сломленный, беспомощный, побеждённый - с израненными ногами, в грязной одежде, после месяцев пути?! О, скажи ты, что ты пришла, чтобы служить мне - и я встал бы перед твоим взором, моё высокомерие подняло бы меня. Но ты видела меня на самом дне отчаяния и падения, ты видела мою трусость и знаешь мою низость - я не встану перед тобой. Я убил бы тебя, птица, потому что знать о слабости короля может только мертвец - но не сделаю этого, потому что во мне нет больше гордости, и ты знаешь об этом. И всё же я принял решение. Теперь спроси меня, птица - спроси меня так, как подобает. Спроси: "Что вы решили, о принц?".

"Что вы решили, о принц?" - сипит волшебная птица.

"Я решил, что больше не отпущу тебя и ты будешь петь для меня. Пой мне ещё, волшебная птица!"
И принц слегка сжимает, потом слегка ослабляет хватку.
Previous post Next post
Up