мертвые боты-6
#лонгГрид
Мертвые боты
(отрывки из поэмы)
Глава вторая, окончание
Предыдущие части по тэгу
Чичиков закрыл личку, вошел в телеграмм и законнектился с Маниловым там. В монитор попала часть стола Манилова, на которой лежало несколько исписанных бумаг, но больше всего было конопли. Она была в разных видах: в шишках и в плюхах гашишу, и, наконец, насыпана была просто кучею на столе. На краю стола тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками. Заметно было, что это иногда доставляло хозяину препровождение времени.
- Может быть, выкурим вместе, пускай и дистанционно, пару трубочек? - предложил Манилов, уверенный в тайне их общения.
- Нет, не курю, - отвечал Чичиков ласково и как бы с видом сожаления.
- Отчего? - сказал Манилов тоже ласково и с видом сожаления.
- Не сделал привычки, боюсь; говорят, на драп подсаживаешься.
- Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже, что курить гораздо здоровее, нежели нюхать кокс. У нас на кафедре был аспирант, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта косяка не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря Бога, до сих пор аспирант и так здоров, как нельзя лучше.
Чичиков заметил, что это, точно, случается и что, в натуре, находится много вещей, неизъяснимых даже для обширного ума.
- Но позвольте прежде одну просьбу… - проговорил он голосом, в котором отдалось какое-то странное или почти странное выражение, и вслед за тем неизвестно отчего оглянулся назад. Манилов тоже неизвестно отчего оглянулся назад. - Как давно вы изволили зарегистрироваться в фейсбуке?
- Да уж давно; а лучше сказать, не припомню.
- Как с того времени много у вас забанили аккаунтов?
- А не могу знать; об этом, я полагаю, нужно спросить жену. - Эй, душенька! - крикнул он, поворотившись в глубь комнаты, - сколько у меня забанили аккаунтов с тех пор, как я в фейсбуке?
- Да как сколько? Многие забанены с тех пор.
- Да, признаюсь, я сам так думал, - подхватил Манилов, - именно, очень многие забанены! - Тут он оборотился к Чичикову и прибавил еще: - Точно, очень многие.
- А как, например, числом? - спросил Чичиков.
- Да, сколько числом? - подхватил Манилов.
- Да как сказать числом? Ведь неизвестно, сколько забанено, их никто не считал.
- Да, именно, - сказал Манилов, обратясь к Чичикову, - я тоже предполагал, часто жалуются; совсем неизвестно, сколько забанено.
- Вы, пожалуйста, их перечтите, - сказал Чичиков, - и сделайте подробный реестрик всех поименно с логинами и паролями.
- А для каких причин вам это нужно? - спросил Манилов.
Этот вопрос, казалось, затруднил гостя, в лице его показалось какое-то напряженное выражение, от которого он даже покраснел, - напряжение что-то выразить, не совсем покорное словам. И в самом деле, Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, каких еще никогда не слыхали человеческие уши.
- Вы спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я хотел бы купить аккаунты… - сказал Чичиков, заикнулся и не кончил речи.
- Но позвольте спросить вас, - сказал Манилов, - как желаете вы купить аккаунты: реальные или просто ботов, то есть с пустыми профилями и лентами?
- Нет, я не то чтобы совершенно аккаунты, я желаю иметь забаненные…
- Как-с? извините… я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово…
- Я полагаю приобресть окончательно забаненные, которые, впрочем, не были бы снесены, - сказал Чичиков.
Манилов выронил тут же трубку с плюхою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза через видеокамеры, как те портреты, которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала. Наконец Манилов поднял трубку с дымящейся плюхой и, немного на измене, поглядел в монитор Чичикову в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке. Как ни придумывал Манилов, как ему быть и что ему сделать, но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкою струёю.
- Итак, я бы желал знать, можете ли вы мне таковые, не активные в действительности, но активные номинально, передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше?
Но Манилов так сконфузился и смешался, что только смотрел на него.
- Мне кажется, вы затрудняетесь?.. - заметил Чичиков.
- Я?.. нет, я не то, - сказал Манилов, - но я не могу постичь… извините… я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться… Может быть, здесь… в этом, вами сейчас выраженном изъяснении… скрыто другое… Может быть, вы изволили выразиться так для красоты слога?
- Нет, - подхватил Чичиков, - нет, я разумею предмет таков как есть, то есть те аккаунты, которые, точно, уже забанены.
Манилов совершенно растерялся. Он чувствовал, что ему нужно что-то сделать, предложить вопрос, а какой вопрос - черт его знает. Кончил он наконец тем, что выпустил опять дым, но только уже не ртом, а чрез носовые ноздри.
- Итак, если нет препятствий, то с Богом можно бы приступить к совершению сделки, - сказал Чичиков.
- Как, на забаненные аккаунты сделку?
- А, нет! - сказал Чичиков. - Мы напишем, что они активны. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон - я немею пред законом.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец булькать расплавившейся гашишной смолой. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук булькал, и больше ничего.
- Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения?
- О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, - так не будет ли эта негоция несоответствующею сетевой этике и дальнейшим видам государства?
Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком глупого министра, да и то в минуту самого головоломного дела.
Но Чичиков сказал просто, что подобное предприятие, или негоция, никак не будет несоответствующею сетевой этике и дальнейшим видам государства, а чрез минуту потом прибавил, что казна получит даже выгоды, ибо получит законные пошлины при переводе денег с одной банковской карты на другую.
- Так вы полагаете?..
- Я полагаю, что это будет хорошо.
- А, если хорошо, это другое дело: я против этого ничего, - сказал Манилов и совершенно успокоился.
- Теперь остается условиться в цене.
- Как в цене? - сказал опять Манилов и остановился. - Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за аккаунты, которые в некотором роде окончили свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и оформление сделки беру на себя.
Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких слов, произнесенных Маниловым. Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Он поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая седалище; сам Манилов посмотрел на него в некотором недоумении. Побужденный признательностью, Чичиков наговорил своему визави тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, производил головою отрицательный жест и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он, точно, хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а забаненные аккаунты в некотором роде совершенная дрянь.
- Очень не дрянь, - сказал Чичиков. Здесь был испущен очень глубокий вздох. Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: - Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн… Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что писал и постил правду, что был чист на своей совести, что собирал средства и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!.. - Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу.
Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел прерывать общение с нашим героем, что тот уже не знал, как от него отделаться. Наконец, он сказал, что вроде бы начинает барахлить модем, и он снова выйдет на связь, как только сможет.
- Прощайте, сударь! - продолжал он, делая ручкой Манилову. - Прощайте, почтеннейший друг! Не позабудьте просьбы!
- О, будьте уверены! - отвечал Манилов. - Я с вами расстаюсь не долее как на два дни.
Манилов долго сидел за монитором, все еще куря трубку с новой порцией. Наконец вышел он из телеграмма и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом гашиш начал действовать, и мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было переписываться с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Вену и там пить вечером вкусный кофий на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах. Потом, что они вместе с Чичиковым приехали делать стрим на саммит Большой семерки в хороших смокингах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы господин президент, узнавши о такой их дружбе, сделал их заместителями министра информационной политики, и далее, наконец, бог знает что такое, чего уже он и сам никак не мог разобрать. Странная просьба Чичикова попустила вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина.
Конец второй главы
Дали будэ
Мертвые боты
(отрывки из поэмы)
Глава вторая, окончание
Предыдущие части по тэгу
Чичиков закрыл личку, вошел в телеграмм и законнектился с Маниловым там. В монитор попала часть стола Манилова, на которой лежало несколько исписанных бумаг, но больше всего было конопли. Она была в разных видах: в шишках и в плюхах гашишу, и, наконец, насыпана была просто кучею на столе. На краю стола тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками. Заметно было, что это иногда доставляло хозяину препровождение времени.
- Может быть, выкурим вместе, пускай и дистанционно, пару трубочек? - предложил Манилов, уверенный в тайне их общения.
- Нет, не курю, - отвечал Чичиков ласково и как бы с видом сожаления.
- Отчего? - сказал Манилов тоже ласково и с видом сожаления.
- Не сделал привычки, боюсь; говорят, на драп подсаживаешься.
- Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже, что курить гораздо здоровее, нежели нюхать кокс. У нас на кафедре был аспирант, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта косяка не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря Бога, до сих пор аспирант и так здоров, как нельзя лучше.
Чичиков заметил, что это, точно, случается и что, в натуре, находится много вещей, неизъяснимых даже для обширного ума.
- Но позвольте прежде одну просьбу… - проговорил он голосом, в котором отдалось какое-то странное или почти странное выражение, и вслед за тем неизвестно отчего оглянулся назад. Манилов тоже неизвестно отчего оглянулся назад. - Как давно вы изволили зарегистрироваться в фейсбуке?
- Да уж давно; а лучше сказать, не припомню.
- Как с того времени много у вас забанили аккаунтов?
- А не могу знать; об этом, я полагаю, нужно спросить жену. - Эй, душенька! - крикнул он, поворотившись в глубь комнаты, - сколько у меня забанили аккаунтов с тех пор, как я в фейсбуке?
- Да как сколько? Многие забанены с тех пор.
- Да, признаюсь, я сам так думал, - подхватил Манилов, - именно, очень многие забанены! - Тут он оборотился к Чичикову и прибавил еще: - Точно, очень многие.
- А как, например, числом? - спросил Чичиков.
- Да, сколько числом? - подхватил Манилов.
- Да как сказать числом? Ведь неизвестно, сколько забанено, их никто не считал.
- Да, именно, - сказал Манилов, обратясь к Чичикову, - я тоже предполагал, часто жалуются; совсем неизвестно, сколько забанено.
- Вы, пожалуйста, их перечтите, - сказал Чичиков, - и сделайте подробный реестрик всех поименно с логинами и паролями.
- А для каких причин вам это нужно? - спросил Манилов.
Этот вопрос, казалось, затруднил гостя, в лице его показалось какое-то напряженное выражение, от которого он даже покраснел, - напряжение что-то выразить, не совсем покорное словам. И в самом деле, Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, каких еще никогда не слыхали человеческие уши.
- Вы спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я хотел бы купить аккаунты… - сказал Чичиков, заикнулся и не кончил речи.
- Но позвольте спросить вас, - сказал Манилов, - как желаете вы купить аккаунты: реальные или просто ботов, то есть с пустыми профилями и лентами?
- Нет, я не то чтобы совершенно аккаунты, я желаю иметь забаненные…
- Как-с? извините… я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово…
- Я полагаю приобресть окончательно забаненные, которые, впрочем, не были бы снесены, - сказал Чичиков.
Манилов выронил тут же трубку с плюхою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза через видеокамеры, как те портреты, которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала. Наконец Манилов поднял трубку с дымящейся плюхой и, немного на измене, поглядел в монитор Чичикову в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке. Как ни придумывал Манилов, как ему быть и что ему сделать, но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкою струёю.
- Итак, я бы желал знать, можете ли вы мне таковые, не активные в действительности, но активные номинально, передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше?
Но Манилов так сконфузился и смешался, что только смотрел на него.
- Мне кажется, вы затрудняетесь?.. - заметил Чичиков.
- Я?.. нет, я не то, - сказал Манилов, - но я не могу постичь… извините… я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться… Может быть, здесь… в этом, вами сейчас выраженном изъяснении… скрыто другое… Может быть, вы изволили выразиться так для красоты слога?
- Нет, - подхватил Чичиков, - нет, я разумею предмет таков как есть, то есть те аккаунты, которые, точно, уже забанены.
Манилов совершенно растерялся. Он чувствовал, что ему нужно что-то сделать, предложить вопрос, а какой вопрос - черт его знает. Кончил он наконец тем, что выпустил опять дым, но только уже не ртом, а чрез носовые ноздри.
- Итак, если нет препятствий, то с Богом можно бы приступить к совершению сделки, - сказал Чичиков.
- Как, на забаненные аккаунты сделку?
- А, нет! - сказал Чичиков. - Мы напишем, что они активны. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон - я немею пред законом.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец булькать расплавившейся гашишной смолой. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук булькал, и больше ничего.
- Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения?
- О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, - так не будет ли эта негоция несоответствующею сетевой этике и дальнейшим видам государства?
Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком глупого министра, да и то в минуту самого головоломного дела.
Но Чичиков сказал просто, что подобное предприятие, или негоция, никак не будет несоответствующею сетевой этике и дальнейшим видам государства, а чрез минуту потом прибавил, что казна получит даже выгоды, ибо получит законные пошлины при переводе денег с одной банковской карты на другую.
- Так вы полагаете?..
- Я полагаю, что это будет хорошо.
- А, если хорошо, это другое дело: я против этого ничего, - сказал Манилов и совершенно успокоился.
- Теперь остается условиться в цене.
- Как в цене? - сказал опять Манилов и остановился. - Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за аккаунты, которые в некотором роде окончили свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и оформление сделки беру на себя.
Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких слов, произнесенных Маниловым. Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Он поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая седалище; сам Манилов посмотрел на него в некотором недоумении. Побужденный признательностью, Чичиков наговорил своему визави тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, производил головою отрицательный жест и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он, точно, хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а забаненные аккаунты в некотором роде совершенная дрянь.
- Очень не дрянь, - сказал Чичиков. Здесь был испущен очень глубокий вздох. Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: - Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн… Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что писал и постил правду, что был чист на своей совести, что собирал средства и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!.. - Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу.
Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел прерывать общение с нашим героем, что тот уже не знал, как от него отделаться. Наконец, он сказал, что вроде бы начинает барахлить модем, и он снова выйдет на связь, как только сможет.
- Прощайте, сударь! - продолжал он, делая ручкой Манилову. - Прощайте, почтеннейший друг! Не позабудьте просьбы!
- О, будьте уверены! - отвечал Манилов. - Я с вами расстаюсь не долее как на два дни.
Манилов долго сидел за монитором, все еще куря трубку с новой порцией. Наконец вышел он из телеграмма и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом гашиш начал действовать, и мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было переписываться с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Вену и там пить вечером вкусный кофий на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах. Потом, что они вместе с Чичиковым приехали делать стрим на саммит Большой семерки в хороших смокингах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы господин президент, узнавши о такой их дружбе, сделал их заместителями министра информационной политики, и далее, наконец, бог знает что такое, чего уже он и сам никак не мог разобрать. Странная просьба Чичикова попустила вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина.
Конец второй главы
Дали будэ