Чой-от очень великое напоследяк может
Поэтам сети,
Не боящимся осмеяния и попадания,
Посвящается
Мы молча терпели и плакали
Когда на гребне
Товарищи мучались с каками
В проклятой гебне
Мы шли под флагами и с песнями
Слезами умыв
Всё то, что когда-то завещали
От бывших родных
Мы шли не сгибаясь, не думая
Что завтра - убит
Иль страшными муками сгноетый
Ты будешь
забыт
Что будут пропеть без тебя уже
Священный наказ
Про то, как бороться и плакати
Не в первый нам раз
Про то, как проклятыми тропами
По вечным местам
Нам хлюпати, брести и топати
В неведомый храм
Где стены увешаны золотом
От старых икон
И там, где всё молится в копоти
То ль он, то ль не он
Где нам этим веком обещано
От стареньких крыш
Что всё, что веками завещано
Всё будет у них
Что будут цвести и игратися
У них на колен
Все те, на кого набредалися
Мы тысячи лен
Что будем и брести и мучатись
Как тысячи лет
И наша доля небестухая
Нам скажет в ответ
Что всё мол не зря
И на памяти
Безвренных времен
Мы все понапишем старательно
Забытых имен
Что будут и пети и плакати
Но всё ж на пути
Нам вновь суждено им накакати
И мимо пройти
Что снова
В который уж раз ети
Но каждый забыт
И всё, что когда-то накакали
Не будет умыт
Что все, что прошли чередой своих
Чрез бред, стыд и плен
Вернутся
Посмотреть и плакати
С усталых колен
Что все еще будет
Чего уже там
Не в первых ведь раз
Читают нам сей зацелованный
Невнятный наказ
Что будет и хлебно и солоно
От пролитых слез
Чот всё уже это заковано
Под ткани берез
Что все мы уже поприходили
на тысячи лет
В такое же смутное бурево
Нетленных клеврет
И нам не дано не осытиться
В проклятом плену
От той недодобранной
Несыти
В тоскливом бору
Что нам предстоит все свести к нулям
В который уж раз
И выполнен будет на папертях
Проклятый наказ
И будем все сладки и радостны
На исходе
Лет
Что всё, что когда-то завещано
Не просто, ведь, бред
Что все, через что проходили мы
Невнятной толпой
Не просто ведь сплюнули скинули
на просто убой
Как долго и важно навеяти
Про вечный наказ
Про то, как кого мы похерити
Не в первый уж раз
Но то, как и что мы поделали
Нам то узхерит
Наш старый и судрый по велети
Ненужный обдриг
Нам весело будет и маятно
В плохой тишине
Заплакать о грешном величии
В забитой стране
О том,
Как жилось нам и плакалось
В который уж раз
Расскажет нам точно и пламенно
Священный наказ
И пусть проклинали нас заново
Но, с посвистом, в бой
(И каждый герой)
Не будет позорно нам звания
Для нас, да с тобой
Не думай,
Словами обычными,
Что будешь
Забыт
И гордо неси свое звание -
Антисемит.
И под конец, доси хватит сил, про что навеяло это произведение.
Не токо Юра Нестеренко, но и большие тяготы, с большими, от того, передрягами и неумязами, прошли по нам тяжелым цепом сладострастия нежеваных строк.
И привести все сие невозможно и противно
Духу и слову.
Но проникая сквозь
Поры
Может забить все подухи
И не оставить слез и проживания
На сей грешной
Но что-то мы можем привести
Против воли несчастных писа
Кстати. От приведенного можно поиметь.
Как наказ всё содержит.
И можно, умыв слезьми и просветясь, проредив ряды и промыв в купели сознания и неосознанного, но прочувствованного глубоко, можно вывести из этого, или против него, то, что действенно будет велико, и поведет.
Но лучше, и по слогу и по влиянию (ведения толп на страдный подвиг и освобождение) - бабий крик-наказ, по забитых умыкнутых детей
Потными гадами.
Такое ни забыть, ни пропустить не получится.
И озверев светло, от истинно проникающего, на чем бы ни зиждущегося, но обратящего к вечному и самому истинному - к бедам погибания детей невинных, подымемся тогда истинно, уж не помышляя о животах своих, а токо о отмщении водворении царства божего на земле. Которое и есть, когда токо работать и радоваться на плоды делов своих, в жующих мирно хлеб детях обретающегося.
Аминь.
Добавить и убавить нельзя.
Т.к. крик, даже женский невнятный, но истовый, о главном, о единственно верном в этой проклятой тупой брехливой каше, - о смерти деток, только является истинным.
И звоущим без останов именно к свершению.
А чот, сгубив, наконец, тысячи, бог даст мильоны, не тех, тех, кого попадут, но и тех обязательно тоже частью, всё ж хоть несколько ослобонимся, хоть на время малое, от того гнета нечисти, падлы и стяжательств, коим повергнуты на колена и не можем ни джарать, ни спать, ни робить ни детей кормить с того плену.
Тягосно, нет сил и возможностей.
И только восстать и расслабиться, забив многое. Чем очистив.
Так надуй нам силу, путь указуя. А для того - крик, зовущий на страдное. Дайте нам, бабы.
Да. Невнятное, как сюродивых, несет всегда верное. И непонятно кому, но верно всем.
Призывами не видеть, не упрекать и не слобонить за кару. Не призывы сие, по умыслу, а показ, как вся, тое, чо может быть, если итти, наконец. По нраву, по всему сказанному, пропетом, промучанному последние времена.
Показ да и токо
Чо может художник? Проквакать и забыть
Но в том его орьл
Показать
А как там поведется
Дело не его
Он загнется свого бессилья
Или с помощью
На всякий случай могут убрать. Технически правильно.
А если кому посля, всего, попадет, то простое завещание. По всему, или многому, забытому, пропетому, оставшемуся всегда в нас копотью понесенного, пропето всё, исковеркав, как бы, но показав, как оно ведется, как и всего строится, как бы свято и само. А, может, по законам жанра, сочетания простых связей всего проникнутого, т.е. просто и скучно, что было - есть, остатками переплетаясь, в нас, а моно и вне, попадает ритмами и прочим и сплетается как бы в намекающее, а мы верим и берем.
И стих будто, правда и прочее.
Так оно.
И не надо бы не понимать.
Но не можем.
(Пример, напоследок. С пойманного хоть вот тут.
- " что было - есть," - поймали сие. Умозрительно или недостижимо, и понеслось. То ли честно сказать (далее) - "что есть -будет" (и далее), или покорячиться в непохожем, как бы, но ритмом и памятью от сего найденного упомянутого (бывшего и потому навеявшего) идённое.)
T dbl