Из воспоминаний Хрущева:
Мы наметили делегацию для поездки в Польшу, а перед отъездом позвонили полякам. Обстановка там продолжала накаляться. В польской печати широко критиковался СССР, который якобы обирает Польшу, покупая у нее уголь по заниженным ценам и продавая ей железную руду по завышенным. Такие факты действительно имели место при Сталине, когда со странами народной демократии мы торговали не по мировым ценам, а по произвольно установленным.
Польские руководители не рекомендовали нам приезжать сейчас. Но это еще больше подогрело наше беспокойство, раз поляки ясно показали, что не хотят с нами встречаться. И мы решили немедленно ехать представительной делегацией: Хрущев, Микоян, Булганин и еще кто-то. Прилетели мы в Варшаву. Там нас встретили Охаб, Гомулка, другие товарищи. Встреча была очень холодной. На лице Охаба была заметна большая озабоченность. Все вместе поехали в резиденцию, дворец в Лазенках, где и начался разговор в резких, повышенных тонах. Мы высказали свою тревогу ростом антисоветских настроений в Польше и заявили, что полны решимости обеспечить свои коммуникации с группой советских войск в ГДР. Это был с нашей стороны откровенный нажим. Охаб вскипел: "Что вы предъявляете мне претензии? Я теперь уже не секретарь ЦК. Спрашивайте других". И показал на Гомулку. В словах Охаба сквозило неприкрытое недовольство. У нас сложилось тогда тяжелое впечатление о положении в польском руководстве. Мы не знали толком ситуации и боялись, что к власти придут люди, которые поведут антисоветскую политику.
<...>
После переговоров в Варшаве мы вернулись в Москву. Под впечатлением какого-то нервного, но искреннего заявления Гомулки, что Польше дружба с Советским Союзом нужна больше, чем СССР - дружба с Польшей. Разве мы не понимаем своего положения, говорил он, ведь нам сейчас без СССР не удержать своих западных границ.
<...>
Польша имеет коксующиеся угли. Однажды чехи обратились к полякам с просьбой поставить им такой уголь. Поляки отказали, а сами продавали коксующийся уголь Франции. Мы вынуждены были отдать Чехословакии такой уголь из своих запасов, иначе там встанет металлургия. Поляки же у нас попросили поставить им дополнительно нефть, и мы очертили условие: дадим вам нефть по эквиваленту, если вы дадите Чехословакии коксующийся уголь. Если же не дадите, то мы отдадим нашу нефть Чехословакии, чтобы она продала ее на международном рынке и купила себе коксующийся уголь. Поляки тогда буквально за горло взяли чехов. Если мы присоединимся к такого рода действиям, то задушим поляков, у них сядет промышленность, они не смогут выйти на мировой рынок и конкурировать с капиталистами, у них сразу понизится жизненный уровень, а это приведет к взрыву народного недовольства.
GPTU: Я помню давно читал эти мемуары Хрущева в «Вопросах истории» и там кажется была сноска о том, что впоследствии Микоян объяснил Хрущеву, что уголь у поляков покупали при Сталине по колониальной цене потому, что поляки его добывали в Силезии т. е. на той территории которую Сталин передал Польше после победы над Германией, соответственно, дешевый уголь был компенсаций за подаренные территории. Но нас интересует не история территорий, а вопрос ценообразования. Очевидно, что сталинские экономисты струмилинской школы считали, что уголь сам по себе ничего не стоит и оценили его по трудозатратам, т. е. так же как оценивают гравий и песок при аналогичных методах добычи. Очевидно, что западные экономисты сразу заметили, что СССР покупает уголь по тем же ценам по которым англичане покупают сырье в колониях и начали на этой теме накручивать поляков. Хрущев разрулил ситуацию повысив цену закупки угля, наверно взяв за основу рыночные цены на западе и нафиг отказался от трудовой теории стоимости.
В
прошлом посте о Струмилине я предсказал, что струмилинская «трудовая» система оценки угля взорвет систему при начале экспорта энергоресурсов, но оказалось, что проблемы возникли еще раньше - еще в те времена когда СССР импортировал ресурсы, но возникли они, соответственно, в той стране откуда импортировались энергоресурсы - в Польше. Стоит ли удивляться, что партийные руководители недолюбливали «марксистов-теоретиков» которые только в теплых кабинетах могли обосновывать трудовые цены, а как потом подавлять восстания недовольных поляков они разумеется не знали.