Прелести подчердачной жизни, часть вторая
Продолжение беседы с Любовью Борисовной Шицковой, главным библиотекарем отдела редкой книги ГПИБ. Начало см. здесь.
Признаки редкости
- Ликбез для читателей нашего ЖЖ. Признаки редкой книги можете перечислить?
Любовь Борисовна: - 1825-й год.
- А ещё? Владельческие, да? Переплёт?
Любовь Борисовна: - До 1830 года - неважно, есть ли владельческие, есть ли переплёт...
- А если брать за этой границей?
Любовь Борисовна: - За этой границей… Есть какие-то массивы, которые представлены во всех библиотеках. Та же революция 1905-1907 годов, это этап. Та же Великая Французская революция, это этап. Ещё, с чего начинались все экскурсии и рассказы, - это коллекция классиков марксизма-ленинизма. Даже если их уже не называют классиками, тем не менее, эти издания остаются памятниками. Но ввод этих книг в памятники будет решаться специальной комиссией. Если до 1830-го года всё идёт автоматом, то остальное должна решать специальная комиссия. Особенность нашего отдела - это детская коллекция. Таких коллекций ни в РГБ, ни где-либо ещё нет.
- Она большая?
Любовь Борисовна: - Около 3 тысяч; когда мы упаковывали её в ящики на время реконструкции, это заняло целый месяц.
- Её ведь тоже выбирали из хранения?
Любовь Борисовна: - Это был личный интерес человека, который организовывал фонд, - Благовещенской Екатерины Васильевны. Она любила детскую книгу, у неё была своя коллекция детских книг. И потом, она совершенно справедливо считала, что детская книга исчезает быстро. Вариантов нет: она своими читателями уничтожается.
Екатерина Васильевна Благовещенская.
- Ну, как всякие поваренные книги, календари...
Любовь Борисовна: - То, что зачитывалось до уничтожения. Кстати, этот подход к описанию редкой книги был выработан в Историческом музее: шесть признаков редкости книги. Не хронологический, а более позднего периода, хотя и ранние тоже описываются по этому методу. Это - наличие переплёта, либо какого-то особенного, либо характерного для своего времени; это - наличие обложки, которая зачастую уничтожалась при переплетении; это - оформление: шрифты, иллюстрации, особенности оформления, набор шрифтов на одном листе, предположим. Здесь же идут альбомы образцов шрифтов разных типографий. Следующий признак - это если можно узнать историю отдельного экземпляра, не издания в целом, а конкретной книги, что с ней произошло. Надписи и экслибрисы мы здесь не берём, а именно историю экземпляра: кто владел, цензурные экземпляры с печатью Цензурного комитета. Сюда же, в этот массив, входят памятники-коллекции. Их проще описывать, потому что это коллекции. У нас 18 памятников-коллекций. В частности: детская, коллекция переплётов, коллекция обложек... То же самое касается коллекции экслибрисов. Экслибрисов много по всему книгохранению, по всей библиотеке, но вот по одному экслибрису от каждого владельца у нас - коллекция. Сюда же входят владельческие и бытовые надписи... Всего шесть признаков. Переплёты, обложки, оформление, история экземпляра, наличие надписей и экслибрисы. Вот вы берёте книгу и описываете её.
- По схеме?
Любовь Борисовна: - По схеме, очень просто. Переплёт, обложка... если нет обложки - то ничего и не пишете.
- Любовь Борисовна, а вот вопрос. Когда делают этот сводный каталог, кто участвует, какие библиотеки? Сейчас же федеральных осталось... «нас осталось мало, мы да наша боль».
Любовь Борисовна: - В основном федеральные и участвуют. Если в «Сводном каталоге XVIII века» шесть библиотек, то в каталоге XIX века их семь.
То, с чего всё начиналось: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века.
- А Белоруссию, Украину не привлекают?
Любовь Борисовна: - Сейчас не привлекают по естественным причинам, это другое государство, другой национальный фонд. У них выходят свои национальные каталоги.
- Всегда очень было интересно. Когда было 100-летие смерти Пушкина, то отовсюду извлекали всё, что как-то было связано и свозили в Пушкинский дом. У нас тоже? Может, вы слышали, кто-то рассказывал?
Любовь Борисовна: - Нет, ничего не могу сказать. Я знаю, что в Историческом музее была такая задумка - создать, как они это называли, кабинеты. Кабинет Грибоедова, кабинет Гоголя, кабинет Достоевского. Собрать все материалы. От этих кабинетов у нас было много Пушкина - в частности, Хмыровская папка с газетными вырезками. Она лежала у нас в отделе, мы потом её передали в отдел периодики. Это уже совсем недавно. У нас были материалы по Достоевскому. Вот при мне их передавали в Питер, в Музей Достоевского. Там не было рукописей самого Достоевского, но были копии - отрывки из романов, переписанные его женой. Ещё какие-то материалы были.
- А они пришли в редкую книгу с чьей-то коллекцией?
Любовь Борисовна: - Ну, наверное. Это были не книги, а рукописные материалы. 13 единиц хранения. Было письмо из министерства, где-то в 1970-х годах...
- То есть, по акту они ушли в Музей Достоевского?
Любовь Борисовна: - Да. Больше, по-моему, у нас ничего не забирали. От кабинетов Гоголя и Грибоедова у нас остались коллекция изданий Гоголя и коллекция изданий Грибоедова. Грибоедова хотели забрать в Хмелиту [бывшая усадьба Грибоедовых, ныне музей-заповедник], но что-то там не сложилось. По поводу Гоголя приходили из музея Гоголя, смотрели, но как-то их не вдохновило.
Коллектив
- Давайте вернёмся к списку наших вопросов. Вы пришли в 1975-м году. Расскажите о коллективе библиотеки, как он менялся, как вы в него влились - и влились ли вы, потому что вы всегда были в башне из слоновой кости...
Любовь Борисовна: - Я не обижусь, если вы это вырежете: может быть, это крамола, но тогда был коллектив.
- Нет, мы не вырежем. Нам все это говорят.
Любовь Борисовна: - Ну, вы знаете, что в советское время было партбюро, профсоюз работал... Это не всегда нравилось, весь этот формализм, но, с другой стороны, хотя бы раз или два раза в год были профсоюзные собрания всего коллектива. Где мы хотя бы видели людей, которые с нами работают. У нас была дружба с Институтом международного рабочего движения, который здесь находится в переулке. Где-то раз в месяц, может быть, раз в два месяца, из отдела массовой работы к нам приходили товарищи, которые нам рассказывали про международные дела. В газете как-то не всегда это интересно, а когда это живой человек, видевший всё своими глазами, то получались очень интересные рассказы. Но самое интересное - я не застала, когда Андронников здесь выступал, это было до меня, но он выступал, он был читателем нашего отдела, потому что наиболее редкие книги - мы вызывали читателей читать к себе. У нас было одно читательское место. Так мы выдавали в залы...
- Вы выдавали в залы?!
Любовь Борисовна: - А у нас не было зала. И мы выдавали под расписку сотрудникам. Они нам по телефону звонили, говорили номер читательского билета и говорили, что читатель хочет получить. Мы подбирали, звонили им, они приходили, под роспись сотрудника...
- Но это только научные залы? В общий нельзя было?
Любовь Борисовна: - И в общий выдавали - дублетные экземпляры.
- Какая у нас либеральная библиотека!
Любовь Борисовна: - Когда я пришла, были такие порядки. Ну, зала же не было, где читателю читать? Другие отделы это записывали в свою книгу, и читатель под роспись брал эти издания. Так что, в общем-то, у нас ничего не пропадало, ничего не портилось. Когда наиболее ценные книги, или невозможно пересчитать (конволют какой-нибудь), или «Московские ведомости», - мы вызывали читателя к себе, на это одно читательское место. На него заводили формуляр и отмечали, в какой день он приходил и читал у нас. Когда я просматривала старые формуляры, нашла там Андронникова заполненный формулярчик, ещё кого-то. Но Андронникова я не застала. Я застала время, когда Виталий Вульф все свои рассказы, которые были потом по телевидению, оттачивал на нас. Все мероприятия происходили после рабочего времени, в пять пятнадцать, может быть, в пять часов. В зале, который был наш единственный, в старом здании, у нас происходили эти мероприятия. Ну, на Вульфа, конечно, ходили все. Пару раз у нас выступал Эйдельман, который тоже был нашим читателем. Потом, мы были коллективными членами общества советско-румынской дружбы. Я помню, мы должны были сделать что-то, посвящённое Румынии, типа викторины. Мы готовили вопросы, разыгрывали призы... Детские ёлки. Каждый год сотрудники приводили своих детей, и молодёжь устраивала ёлки. Одевали зайчиками и лисицами, Марина Викторовна Тарасова...
- Лучшая Баба-Яга.
Любовь Борисовна: - По-моему, она ещё кем-то была. Каким-то зверьком.
- Но не принцессой.
Любовь Борисовна: - Потом, были капустники. Два или три раза за всё время. В них подчёркивались недостатки и особенности каждого зала, это было очень интересно. Один раз было «посвящение в библиотекари». Пришли две девочки - одна в отдел комплектования, а вторая - в отдел обработки. Их посвящали в библиотекари, это было очень торжественно и весело. Не говоря о социалистическом соревновании. Это всё происходило где-то до конца 1986 года. Потом остались одни профсоюзные дела, там тоже всё было очень весело в 90-х годах. Поездки на картошку, поездки в совхоз, три часа туда, три часа обратно, ну и где-то час там, получалось.
- Ещё, наверное, какая-нибудь гражданская оборона?
Любовь Борисовна: - Гражданская оборона была, но я как-то не вспомню. Овощная база Калининского района, поход на демонстрации - обязательно, опять же от Калининского района. Я вообще училась в Калининском районе, я жила в Калининском районе, когда я пришла сюда, я думала, что это центр - а это опять оказался Калининский район. Тогда же было так принято, что каждый район имеет кусочек центра. И вот театр Гоголя - кстати, несколько раз на 8 марта нас туда приглашали на спектакли. «Декамерон», громкий спектакль, мы, во всяком случае, там посмотрели. 8 марта, после торжественного собрания.
- В связи с тем, что промелькнуло название массового отдела, такой вопрос. Редкая книга какие-нибудь выставки делала или участвовала?
Любовь Борисовна: - Когда можно было закрыть витрину. Массовый отдел, когда они делали свои выставки, они дежурили на выставках.
- То есть, могли быть книги из вашего отдела, но сидел сотрудник.
Любовь Борисовна: - Да, обязательно сидел дежурный, у них был график дежурств, и при любой выставке всегда был дежурный массового отдела. Поэтому мы давали свои книги. Конечно, не Ивана Фёдорова, но давали. Даже на выездные выставки иногда давали.
- А как вы их везли, условно, в метро?
Любовь Борисовна: - На машине. На телевидение ездили пару раз. Анатолий Адоскин, есть такой актёр в театре Моссовета, он делал цикл «Поэты пушкинской поры». По-моему, Одоевского он делал, и ему нужен был альманах «Северные цветы». Он сидел, был стол, свечка, он открывал, читал. Это на Шаболовке было. Приехала машина, меня привезли с альманахом, а я сидела где-то в кулисах и наблюдала. Он очень трепетно ко всему этому относился, замечательный человек, дай Бог ему здоровья. И даже меня записали каким-то консультантом и заплатили 10 рублей. Потом, Мендозу снимали...
Кража
- Давайте про кражу, а на самое сладкое пойдёт Мендоза.
Любовь Борисовна: - Мендоза как раз тоже участвовал. Ну что, кража. Я была в отпуске. Это был 1996-й год. Я в сентябре взяла отпуск, чтобы ребёнка водить в школу. И вот 26-го сентября звонок: Любовь Борисовна, нас обокрали. Естественно, отпуск прервался... Произошла кража. У нас дверь была с «паутинкой». Такая сигнализация, которая вшита в обшивку двери. Там была лампочка, мы ставили на сигнализацию, она горела, мы закрывали, и если эту паутинку прерывали или дверь открывали, то лампочка начинала мигать и гаснуть, то есть, сигнализация была выведена в комендатуру.
- Не на милицию, а в комендатуру, и комендатура уже сама должна была звонить 02?
Любовь Борисовна: - Ну да. Но эти злодеи заранее подготовились. Один собирался устраиваться в библиотеку, под этим видом пришёл. А другой - каким образом он попал в библиотеку, это уже не ко мне, - он пришёл с лестницей и в халате. Наталья Алексеевна Земцова, наш сотрудник, как раз закрывала и опечатывала отдел. Он сказал: я сотрудник хозчасти, я что-то там делаю, впустите меня. Она сказала: нет. Рабочий день закончился. В отдел она его не впустила. Он остался снаружи. Она ушла. Сигнализация была, видимо, как-то выведена из строя. И когда была открыта дверь, никуда ничего не прокукарекало, это было в ночь с субботы на воскресенье и, короче говоря, было вынесено очень много книг из библиотеки.
- Я хочу сказать, я читала про эту кражу, они действительно были профессионалами с большим опытом.
Любовь Борисовна: - С нами очень, очень тесно работали сотрудники Московского уголовного розыска, и по первости они очень нас подозревали. Мы в какое-то отделение милиции тут, в Лялином переулке ездили, они нас допрашивали. Но выяснилось, что сотрудники к этому никакого отношения не имеют... Тут пресса себя очень нехорошо повела, «Московский комсомолец» особенно...
- Гадостная статья!
Любовь Борисовна: - Написали, что, придя на работу и проработав два часа, мы обнаружили, что у нас дверь распилена и книжки украдены. Такого типа была заметка. Единственная передача, где очень хорошо и правильно всё осветили, это «Человек и закон». У нас не было тогда топографического каталога. Мы сверку делали по инвентарным книгам. Вся библиотека была привлечена к составлению топографического каталога, проверке книг на наличие, надо было выяснить, что же у нас пропало. Ну, что-то мы сразу увидели - массив, сейф, а что-то было сложно. И мы, сотрудники отдела, уже непосредственно работали с уголовным розыском. Они на пятый день вышли на одного из этих похитителей, через букинистический магазин.
- А к вам не приходил этот товарищ, главный в этом деле, Государев?
Любовь Борисовна: - Государев, да. Ему дали через год премию - их, милицейскую. Он был начальником 9-го управления - по-моему, так. В общем, похищение предметов искусства. Нет, с ним мы несколько раз пересекались, но он всё-таки начальник, а в основном мы работали с товарищами из этого управления, которое разыскивало украденные ценности. Два раза мы у них были, на Петровке, 38, когда они передавали книги с выведенным библиотечным штампом. Естественно, они все тут были в библиотеке: почему нет решёток, почему нет этого, нет того? Тут сразу деньги появились, и нам это поставили.
- Называется, не было бы счастья...
Любовь Борисовна: - И дверь немцы нам подарили. Фирма, которая занималась здесь сканированием и копированием. У нас висела памятная доска на двери, и там было название этой фирмы. Они нам подарили деньги, и нам поставили такую бронированную дверь, сделали решётки... Ну вот, а вернули нам всё за исключением пяти альбомов, которые они продали в букинистический магазин. Но очень странно в букинистическом: там фиксируется, кто продаёт, а кто купил - нет.
- А что это были за альбомы?
Любовь Борисовна: - Это были виды Санкт-Петербурга и губернских городов - то есть, такие альбомы, которые можно было по одной картинке продать. И атлас России. Иллюстрации гравированные, достаточно большого формата. Поскольку у нас есть подробное описание каждого экземпляра (переплёт, дефектность, какие страницы, сколько их, размер), мы это отправляли в Интерпол. А всё украденное мы ездили описывать в Следственный комитет. И вот мы там описывали, уже непосредственно со следователем работали, сидели, делали-делали, всё это в мешках у них хранилось, потом вдруг звонок из следственного управления: приезжайте, срочно забирайте свои мешки, у нас батареи лопнули! Мы срочно забирали мешки.
- Бедный Иван Фёдоров, сколько путешествий на старости лет!
Любовь Борисовна: - Вот такая ситуация была в нашем отделе.
Самая редкая книга
- Ну, и на сладкое...
Любовь Борисовна: - Что конкретно вам про Медозу?
- Всё, как вы рассказываете, с самого начала. Суть в том, что у нас есть книга, которой больше нет нигде в мире.
Любовь Борисовна: - Иньиго Лопес Мендоза, маркиз де Сантильяно. Он был воспитателем наследника Кастильского престола, человек Возрождения, писал стихи. И вот эта книга пословиц. Даже есть такая хрестоматия иностранной литературы, я выписывала переводы этих пословиц. «Внемли, возлюбленное чадо, моим словам, лишь только тот достоин...» и так далее, в стихотворном виде он внушал своему воспитаннику хорошие идеи. Если взять страницу, там в середине крупным шрифтом эти вот его изречения стихотворные, а вокруг, более мелким, - комментарии. А то не поймёт сразу ребёнок... Ну, титульного листа там ещё нет, это 1500 год, венецианское издание, Станиславус Полонус, Станислав из Польши - был такой типограф, есть его типографская марка на последней странице этого издания. Книга пергаментном белом переплёте.
Ремарка для читателей нашего ЖЖ: по счастливому совпадению, буквально вчера на аккаунте ГПИБ Вконтакте появился рассказ об этой книге пословиц и её авторе.
Любовь Борисовна: - То ли в 1977-м, то ли в 1978-м году, я только пришла в отдел, был запрос из Испании, что это единственный экземпляр, а должны были отмечать юбилей Мендозы в его родном городе, и они просили сделать микрофильм. И вот я сидела в нашей типографии, где делали микрофильм с этого Мендозы.
- Значит, теперь есть микрофильм в Испании?
Любовь Борисовна: - В Испанию он должен был уйти. Я сидела и смотрела, как его делают. Это была моя задача. Они хотели сделать не микрофильм, а факсимильное издание.
- Мне ещё нравилась история, что испанцы разослали запросы во все библиотеки.
Любовь Борисовна: - Да, во все. Но они искали. Они знали, что было такое издание.
- То есть, они, видимо, это почерпнули из каких-то источников...
Любовь Борисовна: - Ну, конечно. В России сохранились отчёты всяких типографий - сколько это стоило, какой тираж, что печаталось, описи. А у них тем более всё это сохранилось. Они к своему Средневековью очень трепетно относятся. И вот по каким-то дополнительным источникам они узнали, что было такое издание. Может, они запрос не на одно издание присылали, но мы откликнулись на это, а больше никто не откликнулся. Я не знаю, в какие библиотеки они посылали, но я думаю, что везде по Европе. Частные коллекции - бог его знает, запрашивали или нет. Во всяком случае, по их сведениям, это единственный экземпляр, который остался.
- Откуда он у нас, неизвестно?
Любовь Борисовна: - Неизвестно. Книга реставрированная уже.
- Она уже пришла реставрированная?
Любовь Борисовна: - Ну, я её уже увидела реставрированной. Сами листы хорошо сохранились. А переплёт пергаментный, пергамент очень быстро сохнет, трескается - в общем, с пергаментом очень сложно работать.
Во время и после реконструкции
- А вам что обещают после ремонта? Климат-контроль?
Любовь Борисовна: - Всё обещают. Ну, я надеюсь. Нам обещали кондиционеры. Рамы у нас такие, что надо полностью менять все окна.
- А вас планируют на прежнее место вернуть, на намоленное?
Любовь Борисовна: - Мы ничего точно не знаем, но редкая книга не должна быть ни на первом, ни на последнем этаже. И вроде бы нас спускают на четвёртый. Но это опять-таки не ко мне. По последнему плану, мы должны занимать весь четвёртый этаж.
- А вот интересно, ваши фонды с фондами бывшего спецхрана никак не пересекались?
Любовь Борисовна: - А как же. Вначале мы списывали в спецхран что-то. Это ещё до меня было. Там, Бухарин, Троцкий, Зиновьев. В основном, революция. Были сказки Афанасьева, аморального плана. Когда спецхран ликвидировали, выделили из него Русское Зарубежье, то куда всех этих революционеров было девать? Они обратно пошли к нам. Очень хорошо, потому что они в спецхране были все отреставрированы.
- К вам вернулись новенькие.
Любовь Борисовна: - Очень большая была передача из спецхрана.
- Это уже в 91-м?
Любовь Борисовна: - Да, 90-е годы.
- Шла речь о том, что во время реконструкции вы будете просматривать хранение на предмет годов.
Любовь Борисовна: - Сейчас я вам поясню. Для того, чтобы сделать сводный реестр памятников, нужно машинописное описание. А такое описание, соответствующее всем ГОСТам, есть только в Ленинской библиотеке на первую четверть XIX века. И ещё на XVI век, на старопечатные. Первая четверть XIX века, то есть изданные три тома, уже полностью есть. Это до буквы «О». А поскольку раньше у нас не было задачи брать к себе первую четверть XIX века и места у нас для этого не было однозначно, поэтому первая четверть XIX века у нас в признаках, в переплётах, обложках, в детских изданиях, в конволютах - это есть. Но основной массив XIX века - в хранении. Поэтому то, что у нас в отделе, мы практически всё описали, а теперь осталось книгохранение. Как мы работали над Сводным каталогом первой четверти XIX века? Присылали букву «А», мы шли в генеральный каталог и смотрели всю букву «А». На то, что есть, и плюс - на дополнения, потому что если бы мы работали только по их спискам, не было бы дополнений. А у нас дополнений много. У нас много того, чего нет ни в РГБ, ни в других библиотеках, либо вариант. Поэтому приходилось смотреть весь каталог на предмет выявления этих дополнений. И составлялась картотека для дальнейшей работы.
- Но потенциально вы будете это вынимать из хранения?
Любовь Борисовна: - Да. Но мы не знаем, какое у нас будет хранение после реконструкции. Будет ли это на полках, или подвижные стеллажи - это увеличивает количество.
- А вам можно подвижные стеллажи?
Любовь Борисовна: - Можно, почему нет?
- Но шкафы-то вам ваши красивые вернут?
Любовь Борисовна: - Я надеюсь, что вернут. Для реставрации мы наклеечку наклеили на все шкафы.
Любимая редкая книга
- Любовь Борисовна, сугубо личный вопрос. У вас есть какая-нибудь самая любимая редкая книга? Вот лично ваша? На которую вы смотрите, и душа поёт?
Любовь Борисовна: - Бахрушинские альбомы для посетителей мне очень нравятся. Он когда создал свою библиотеку, то завёл книгу посетителей - два больших альбома с автографами.
- Вот почему наше издательство не издаёт такие вещи?!
Любовь Борисовна: - Понимаете, ведь нельзя просто издать. Ведь это надо с каждым автографом работать. Это очень кропотливая работа, которая библиотекой не предусмотрена.
- Я так понимаю, вы ответили и на второй мой вопрос. Я хотела спросить, какой самый любимый коллекционер. Но, наверное, он же?
Любовь Борисовна: - Бахрушин? Ну, что-то Щапова мы не любим.
- Никто не любит Щапова.
Любовь Борисовна: - Барятинский очень симпатичный. И Рогожины хороши.
Признаки редкости
- Ликбез для читателей нашего ЖЖ. Признаки редкой книги можете перечислить?
Любовь Борисовна: - 1825-й год.
- А ещё? Владельческие, да? Переплёт?
Любовь Борисовна: - До 1830 года - неважно, есть ли владельческие, есть ли переплёт...
- А если брать за этой границей?
Любовь Борисовна: - За этой границей… Есть какие-то массивы, которые представлены во всех библиотеках. Та же революция 1905-1907 годов, это этап. Та же Великая Французская революция, это этап. Ещё, с чего начинались все экскурсии и рассказы, - это коллекция классиков марксизма-ленинизма. Даже если их уже не называют классиками, тем не менее, эти издания остаются памятниками. Но ввод этих книг в памятники будет решаться специальной комиссией. Если до 1830-го года всё идёт автоматом, то остальное должна решать специальная комиссия. Особенность нашего отдела - это детская коллекция. Таких коллекций ни в РГБ, ни где-либо ещё нет.
- Она большая?
Любовь Борисовна: - Около 3 тысяч; когда мы упаковывали её в ящики на время реконструкции, это заняло целый месяц.
- Её ведь тоже выбирали из хранения?
Любовь Борисовна: - Это был личный интерес человека, который организовывал фонд, - Благовещенской Екатерины Васильевны. Она любила детскую книгу, у неё была своя коллекция детских книг. И потом, она совершенно справедливо считала, что детская книга исчезает быстро. Вариантов нет: она своими читателями уничтожается.
Екатерина Васильевна Благовещенская.
- Ну, как всякие поваренные книги, календари...
Любовь Борисовна: - То, что зачитывалось до уничтожения. Кстати, этот подход к описанию редкой книги был выработан в Историческом музее: шесть признаков редкости книги. Не хронологический, а более позднего периода, хотя и ранние тоже описываются по этому методу. Это - наличие переплёта, либо какого-то особенного, либо характерного для своего времени; это - наличие обложки, которая зачастую уничтожалась при переплетении; это - оформление: шрифты, иллюстрации, особенности оформления, набор шрифтов на одном листе, предположим. Здесь же идут альбомы образцов шрифтов разных типографий. Следующий признак - это если можно узнать историю отдельного экземпляра, не издания в целом, а конкретной книги, что с ней произошло. Надписи и экслибрисы мы здесь не берём, а именно историю экземпляра: кто владел, цензурные экземпляры с печатью Цензурного комитета. Сюда же, в этот массив, входят памятники-коллекции. Их проще описывать, потому что это коллекции. У нас 18 памятников-коллекций. В частности: детская, коллекция переплётов, коллекция обложек... То же самое касается коллекции экслибрисов. Экслибрисов много по всему книгохранению, по всей библиотеке, но вот по одному экслибрису от каждого владельца у нас - коллекция. Сюда же входят владельческие и бытовые надписи... Всего шесть признаков. Переплёты, обложки, оформление, история экземпляра, наличие надписей и экслибрисы. Вот вы берёте книгу и описываете её.
- По схеме?
Любовь Борисовна: - По схеме, очень просто. Переплёт, обложка... если нет обложки - то ничего и не пишете.
- Любовь Борисовна, а вот вопрос. Когда делают этот сводный каталог, кто участвует, какие библиотеки? Сейчас же федеральных осталось... «нас осталось мало, мы да наша боль».
Любовь Борисовна: - В основном федеральные и участвуют. Если в «Сводном каталоге XVIII века» шесть библиотек, то в каталоге XIX века их семь.
То, с чего всё начиналось: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века.
- А Белоруссию, Украину не привлекают?
Любовь Борисовна: - Сейчас не привлекают по естественным причинам, это другое государство, другой национальный фонд. У них выходят свои национальные каталоги.
- Всегда очень было интересно. Когда было 100-летие смерти Пушкина, то отовсюду извлекали всё, что как-то было связано и свозили в Пушкинский дом. У нас тоже? Может, вы слышали, кто-то рассказывал?
Любовь Борисовна: - Нет, ничего не могу сказать. Я знаю, что в Историческом музее была такая задумка - создать, как они это называли, кабинеты. Кабинет Грибоедова, кабинет Гоголя, кабинет Достоевского. Собрать все материалы. От этих кабинетов у нас было много Пушкина - в частности, Хмыровская папка с газетными вырезками. Она лежала у нас в отделе, мы потом её передали в отдел периодики. Это уже совсем недавно. У нас были материалы по Достоевскому. Вот при мне их передавали в Питер, в Музей Достоевского. Там не было рукописей самого Достоевского, но были копии - отрывки из романов, переписанные его женой. Ещё какие-то материалы были.
- А они пришли в редкую книгу с чьей-то коллекцией?
Любовь Борисовна: - Ну, наверное. Это были не книги, а рукописные материалы. 13 единиц хранения. Было письмо из министерства, где-то в 1970-х годах...
- То есть, по акту они ушли в Музей Достоевского?
Любовь Борисовна: - Да. Больше, по-моему, у нас ничего не забирали. От кабинетов Гоголя и Грибоедова у нас остались коллекция изданий Гоголя и коллекция изданий Грибоедова. Грибоедова хотели забрать в Хмелиту [бывшая усадьба Грибоедовых, ныне музей-заповедник], но что-то там не сложилось. По поводу Гоголя приходили из музея Гоголя, смотрели, но как-то их не вдохновило.
Коллектив
- Давайте вернёмся к списку наших вопросов. Вы пришли в 1975-м году. Расскажите о коллективе библиотеки, как он менялся, как вы в него влились - и влились ли вы, потому что вы всегда были в башне из слоновой кости...
Любовь Борисовна: - Я не обижусь, если вы это вырежете: может быть, это крамола, но тогда был коллектив.
- Нет, мы не вырежем. Нам все это говорят.
Любовь Борисовна: - Ну, вы знаете, что в советское время было партбюро, профсоюз работал... Это не всегда нравилось, весь этот формализм, но, с другой стороны, хотя бы раз или два раза в год были профсоюзные собрания всего коллектива. Где мы хотя бы видели людей, которые с нами работают. У нас была дружба с Институтом международного рабочего движения, который здесь находится в переулке. Где-то раз в месяц, может быть, раз в два месяца, из отдела массовой работы к нам приходили товарищи, которые нам рассказывали про международные дела. В газете как-то не всегда это интересно, а когда это живой человек, видевший всё своими глазами, то получались очень интересные рассказы. Но самое интересное - я не застала, когда Андронников здесь выступал, это было до меня, но он выступал, он был читателем нашего отдела, потому что наиболее редкие книги - мы вызывали читателей читать к себе. У нас было одно читательское место. Так мы выдавали в залы...
- Вы выдавали в залы?!
Любовь Борисовна: - А у нас не было зала. И мы выдавали под расписку сотрудникам. Они нам по телефону звонили, говорили номер читательского билета и говорили, что читатель хочет получить. Мы подбирали, звонили им, они приходили, под роспись сотрудника...
- Но это только научные залы? В общий нельзя было?
Любовь Борисовна: - И в общий выдавали - дублетные экземпляры.
- Какая у нас либеральная библиотека!
Любовь Борисовна: - Когда я пришла, были такие порядки. Ну, зала же не было, где читателю читать? Другие отделы это записывали в свою книгу, и читатель под роспись брал эти издания. Так что, в общем-то, у нас ничего не пропадало, ничего не портилось. Когда наиболее ценные книги, или невозможно пересчитать (конволют какой-нибудь), или «Московские ведомости», - мы вызывали читателя к себе, на это одно читательское место. На него заводили формуляр и отмечали, в какой день он приходил и читал у нас. Когда я просматривала старые формуляры, нашла там Андронникова заполненный формулярчик, ещё кого-то. Но Андронникова я не застала. Я застала время, когда Виталий Вульф все свои рассказы, которые были потом по телевидению, оттачивал на нас. Все мероприятия происходили после рабочего времени, в пять пятнадцать, может быть, в пять часов. В зале, который был наш единственный, в старом здании, у нас происходили эти мероприятия. Ну, на Вульфа, конечно, ходили все. Пару раз у нас выступал Эйдельман, который тоже был нашим читателем. Потом, мы были коллективными членами общества советско-румынской дружбы. Я помню, мы должны были сделать что-то, посвящённое Румынии, типа викторины. Мы готовили вопросы, разыгрывали призы... Детские ёлки. Каждый год сотрудники приводили своих детей, и молодёжь устраивала ёлки. Одевали зайчиками и лисицами, Марина Викторовна Тарасова...
- Лучшая Баба-Яга.
Любовь Борисовна: - По-моему, она ещё кем-то была. Каким-то зверьком.
- Но не принцессой.
Любовь Борисовна: - Потом, были капустники. Два или три раза за всё время. В них подчёркивались недостатки и особенности каждого зала, это было очень интересно. Один раз было «посвящение в библиотекари». Пришли две девочки - одна в отдел комплектования, а вторая - в отдел обработки. Их посвящали в библиотекари, это было очень торжественно и весело. Не говоря о социалистическом соревновании. Это всё происходило где-то до конца 1986 года. Потом остались одни профсоюзные дела, там тоже всё было очень весело в 90-х годах. Поездки на картошку, поездки в совхоз, три часа туда, три часа обратно, ну и где-то час там, получалось.
- Ещё, наверное, какая-нибудь гражданская оборона?
Любовь Борисовна: - Гражданская оборона была, но я как-то не вспомню. Овощная база Калининского района, поход на демонстрации - обязательно, опять же от Калининского района. Я вообще училась в Калининском районе, я жила в Калининском районе, когда я пришла сюда, я думала, что это центр - а это опять оказался Калининский район. Тогда же было так принято, что каждый район имеет кусочек центра. И вот театр Гоголя - кстати, несколько раз на 8 марта нас туда приглашали на спектакли. «Декамерон», громкий спектакль, мы, во всяком случае, там посмотрели. 8 марта, после торжественного собрания.
- В связи с тем, что промелькнуло название массового отдела, такой вопрос. Редкая книга какие-нибудь выставки делала или участвовала?
Любовь Борисовна: - Когда можно было закрыть витрину. Массовый отдел, когда они делали свои выставки, они дежурили на выставках.
- То есть, могли быть книги из вашего отдела, но сидел сотрудник.
Любовь Борисовна: - Да, обязательно сидел дежурный, у них был график дежурств, и при любой выставке всегда был дежурный массового отдела. Поэтому мы давали свои книги. Конечно, не Ивана Фёдорова, но давали. Даже на выездные выставки иногда давали.
- А как вы их везли, условно, в метро?
Любовь Борисовна: - На машине. На телевидение ездили пару раз. Анатолий Адоскин, есть такой актёр в театре Моссовета, он делал цикл «Поэты пушкинской поры». По-моему, Одоевского он делал, и ему нужен был альманах «Северные цветы». Он сидел, был стол, свечка, он открывал, читал. Это на Шаболовке было. Приехала машина, меня привезли с альманахом, а я сидела где-то в кулисах и наблюдала. Он очень трепетно ко всему этому относился, замечательный человек, дай Бог ему здоровья. И даже меня записали каким-то консультантом и заплатили 10 рублей. Потом, Мендозу снимали...
Кража
- Давайте про кражу, а на самое сладкое пойдёт Мендоза.
Любовь Борисовна: - Мендоза как раз тоже участвовал. Ну что, кража. Я была в отпуске. Это был 1996-й год. Я в сентябре взяла отпуск, чтобы ребёнка водить в школу. И вот 26-го сентября звонок: Любовь Борисовна, нас обокрали. Естественно, отпуск прервался... Произошла кража. У нас дверь была с «паутинкой». Такая сигнализация, которая вшита в обшивку двери. Там была лампочка, мы ставили на сигнализацию, она горела, мы закрывали, и если эту паутинку прерывали или дверь открывали, то лампочка начинала мигать и гаснуть, то есть, сигнализация была выведена в комендатуру.
- Не на милицию, а в комендатуру, и комендатура уже сама должна была звонить 02?
Любовь Борисовна: - Ну да. Но эти злодеи заранее подготовились. Один собирался устраиваться в библиотеку, под этим видом пришёл. А другой - каким образом он попал в библиотеку, это уже не ко мне, - он пришёл с лестницей и в халате. Наталья Алексеевна Земцова, наш сотрудник, как раз закрывала и опечатывала отдел. Он сказал: я сотрудник хозчасти, я что-то там делаю, впустите меня. Она сказала: нет. Рабочий день закончился. В отдел она его не впустила. Он остался снаружи. Она ушла. Сигнализация была, видимо, как-то выведена из строя. И когда была открыта дверь, никуда ничего не прокукарекало, это было в ночь с субботы на воскресенье и, короче говоря, было вынесено очень много книг из библиотеки.
- Я хочу сказать, я читала про эту кражу, они действительно были профессионалами с большим опытом.
Любовь Борисовна: - С нами очень, очень тесно работали сотрудники Московского уголовного розыска, и по первости они очень нас подозревали. Мы в какое-то отделение милиции тут, в Лялином переулке ездили, они нас допрашивали. Но выяснилось, что сотрудники к этому никакого отношения не имеют... Тут пресса себя очень нехорошо повела, «Московский комсомолец» особенно...
- Гадостная статья!
Любовь Борисовна: - Написали, что, придя на работу и проработав два часа, мы обнаружили, что у нас дверь распилена и книжки украдены. Такого типа была заметка. Единственная передача, где очень хорошо и правильно всё осветили, это «Человек и закон». У нас не было тогда топографического каталога. Мы сверку делали по инвентарным книгам. Вся библиотека была привлечена к составлению топографического каталога, проверке книг на наличие, надо было выяснить, что же у нас пропало. Ну, что-то мы сразу увидели - массив, сейф, а что-то было сложно. И мы, сотрудники отдела, уже непосредственно работали с уголовным розыском. Они на пятый день вышли на одного из этих похитителей, через букинистический магазин.
- А к вам не приходил этот товарищ, главный в этом деле, Государев?
Любовь Борисовна: - Государев, да. Ему дали через год премию - их, милицейскую. Он был начальником 9-го управления - по-моему, так. В общем, похищение предметов искусства. Нет, с ним мы несколько раз пересекались, но он всё-таки начальник, а в основном мы работали с товарищами из этого управления, которое разыскивало украденные ценности. Два раза мы у них были, на Петровке, 38, когда они передавали книги с выведенным библиотечным штампом. Естественно, они все тут были в библиотеке: почему нет решёток, почему нет этого, нет того? Тут сразу деньги появились, и нам это поставили.
- Называется, не было бы счастья...
Любовь Борисовна: - И дверь немцы нам подарили. Фирма, которая занималась здесь сканированием и копированием. У нас висела памятная доска на двери, и там было название этой фирмы. Они нам подарили деньги, и нам поставили такую бронированную дверь, сделали решётки... Ну вот, а вернули нам всё за исключением пяти альбомов, которые они продали в букинистический магазин. Но очень странно в букинистическом: там фиксируется, кто продаёт, а кто купил - нет.
- А что это были за альбомы?
Любовь Борисовна: - Это были виды Санкт-Петербурга и губернских городов - то есть, такие альбомы, которые можно было по одной картинке продать. И атлас России. Иллюстрации гравированные, достаточно большого формата. Поскольку у нас есть подробное описание каждого экземпляра (переплёт, дефектность, какие страницы, сколько их, размер), мы это отправляли в Интерпол. А всё украденное мы ездили описывать в Следственный комитет. И вот мы там описывали, уже непосредственно со следователем работали, сидели, делали-делали, всё это в мешках у них хранилось, потом вдруг звонок из следственного управления: приезжайте, срочно забирайте свои мешки, у нас батареи лопнули! Мы срочно забирали мешки.
- Бедный Иван Фёдоров, сколько путешествий на старости лет!
Любовь Борисовна: - Вот такая ситуация была в нашем отделе.
Самая редкая книга
- Ну, и на сладкое...
Любовь Борисовна: - Что конкретно вам про Медозу?
- Всё, как вы рассказываете, с самого начала. Суть в том, что у нас есть книга, которой больше нет нигде в мире.
Любовь Борисовна: - Иньиго Лопес Мендоза, маркиз де Сантильяно. Он был воспитателем наследника Кастильского престола, человек Возрождения, писал стихи. И вот эта книга пословиц. Даже есть такая хрестоматия иностранной литературы, я выписывала переводы этих пословиц. «Внемли, возлюбленное чадо, моим словам, лишь только тот достоин...» и так далее, в стихотворном виде он внушал своему воспитаннику хорошие идеи. Если взять страницу, там в середине крупным шрифтом эти вот его изречения стихотворные, а вокруг, более мелким, - комментарии. А то не поймёт сразу ребёнок... Ну, титульного листа там ещё нет, это 1500 год, венецианское издание, Станиславус Полонус, Станислав из Польши - был такой типограф, есть его типографская марка на последней странице этого издания. Книга пергаментном белом переплёте.
Ремарка для читателей нашего ЖЖ: по счастливому совпадению, буквально вчера на аккаунте ГПИБ Вконтакте появился рассказ об этой книге пословиц и её авторе.
Любовь Борисовна: - То ли в 1977-м, то ли в 1978-м году, я только пришла в отдел, был запрос из Испании, что это единственный экземпляр, а должны были отмечать юбилей Мендозы в его родном городе, и они просили сделать микрофильм. И вот я сидела в нашей типографии, где делали микрофильм с этого Мендозы.
- Значит, теперь есть микрофильм в Испании?
Любовь Борисовна: - В Испанию он должен был уйти. Я сидела и смотрела, как его делают. Это была моя задача. Они хотели сделать не микрофильм, а факсимильное издание.
- Мне ещё нравилась история, что испанцы разослали запросы во все библиотеки.
Любовь Борисовна: - Да, во все. Но они искали. Они знали, что было такое издание.
- То есть, они, видимо, это почерпнули из каких-то источников...
Любовь Борисовна: - Ну, конечно. В России сохранились отчёты всяких типографий - сколько это стоило, какой тираж, что печаталось, описи. А у них тем более всё это сохранилось. Они к своему Средневековью очень трепетно относятся. И вот по каким-то дополнительным источникам они узнали, что было такое издание. Может, они запрос не на одно издание присылали, но мы откликнулись на это, а больше никто не откликнулся. Я не знаю, в какие библиотеки они посылали, но я думаю, что везде по Европе. Частные коллекции - бог его знает, запрашивали или нет. Во всяком случае, по их сведениям, это единственный экземпляр, который остался.
- Откуда он у нас, неизвестно?
Любовь Борисовна: - Неизвестно. Книга реставрированная уже.
- Она уже пришла реставрированная?
Любовь Борисовна: - Ну, я её уже увидела реставрированной. Сами листы хорошо сохранились. А переплёт пергаментный, пергамент очень быстро сохнет, трескается - в общем, с пергаментом очень сложно работать.
Во время и после реконструкции
- А вам что обещают после ремонта? Климат-контроль?
Любовь Борисовна: - Всё обещают. Ну, я надеюсь. Нам обещали кондиционеры. Рамы у нас такие, что надо полностью менять все окна.
- А вас планируют на прежнее место вернуть, на намоленное?
Любовь Борисовна: - Мы ничего точно не знаем, но редкая книга не должна быть ни на первом, ни на последнем этаже. И вроде бы нас спускают на четвёртый. Но это опять-таки не ко мне. По последнему плану, мы должны занимать весь четвёртый этаж.
- А вот интересно, ваши фонды с фондами бывшего спецхрана никак не пересекались?
Любовь Борисовна: - А как же. Вначале мы списывали в спецхран что-то. Это ещё до меня было. Там, Бухарин, Троцкий, Зиновьев. В основном, революция. Были сказки Афанасьева, аморального плана. Когда спецхран ликвидировали, выделили из него Русское Зарубежье, то куда всех этих революционеров было девать? Они обратно пошли к нам. Очень хорошо, потому что они в спецхране были все отреставрированы.
- К вам вернулись новенькие.
Любовь Борисовна: - Очень большая была передача из спецхрана.
- Это уже в 91-м?
Любовь Борисовна: - Да, 90-е годы.
- Шла речь о том, что во время реконструкции вы будете просматривать хранение на предмет годов.
Любовь Борисовна: - Сейчас я вам поясню. Для того, чтобы сделать сводный реестр памятников, нужно машинописное описание. А такое описание, соответствующее всем ГОСТам, есть только в Ленинской библиотеке на первую четверть XIX века. И ещё на XVI век, на старопечатные. Первая четверть XIX века, то есть изданные три тома, уже полностью есть. Это до буквы «О». А поскольку раньше у нас не было задачи брать к себе первую четверть XIX века и места у нас для этого не было однозначно, поэтому первая четверть XIX века у нас в признаках, в переплётах, обложках, в детских изданиях, в конволютах - это есть. Но основной массив XIX века - в хранении. Поэтому то, что у нас в отделе, мы практически всё описали, а теперь осталось книгохранение. Как мы работали над Сводным каталогом первой четверти XIX века? Присылали букву «А», мы шли в генеральный каталог и смотрели всю букву «А». На то, что есть, и плюс - на дополнения, потому что если бы мы работали только по их спискам, не было бы дополнений. А у нас дополнений много. У нас много того, чего нет ни в РГБ, ни в других библиотеках, либо вариант. Поэтому приходилось смотреть весь каталог на предмет выявления этих дополнений. И составлялась картотека для дальнейшей работы.
- Но потенциально вы будете это вынимать из хранения?
Любовь Борисовна: - Да. Но мы не знаем, какое у нас будет хранение после реконструкции. Будет ли это на полках, или подвижные стеллажи - это увеличивает количество.
- А вам можно подвижные стеллажи?
Любовь Борисовна: - Можно, почему нет?
- Но шкафы-то вам ваши красивые вернут?
Любовь Борисовна: - Я надеюсь, что вернут. Для реставрации мы наклеечку наклеили на все шкафы.
Любимая редкая книга
- Любовь Борисовна, сугубо личный вопрос. У вас есть какая-нибудь самая любимая редкая книга? Вот лично ваша? На которую вы смотрите, и душа поёт?
Любовь Борисовна: - Бахрушинские альбомы для посетителей мне очень нравятся. Он когда создал свою библиотеку, то завёл книгу посетителей - два больших альбома с автографами.
- Вот почему наше издательство не издаёт такие вещи?!
Любовь Борисовна: - Понимаете, ведь нельзя просто издать. Ведь это надо с каждым автографом работать. Это очень кропотливая работа, которая библиотекой не предусмотрена.
- Я так понимаю, вы ответили и на второй мой вопрос. Я хотела спросить, какой самый любимый коллекционер. Но, наверное, он же?
Любовь Борисовна: - Бахрушин? Ну, что-то Щапова мы не любим.
- Никто не любит Щапова.
Любовь Борисовна: - Барятинский очень симпатичный. И Рогожины хороши.