О чеченцах, клопах и азбучных истинах
Вот азбучные истины - они хороши тем,, что истинность их, не всегда бесспорная, все равно со временем подтверждается. Практически всегда. Еще дедушка покойный, обустроитель гидроэнергетики и водного хозяйства на Кавказе любил порассказывать всякие разнообразные гадости про чеченцев - как бы сейчас сказали абсолютно неполиткорректные и националистические. Тут была красочная история о том, как чеченец, встретив на тропе кавказских гор встречного мужчину всенепременно его зарежет, ну или хотя бы попытается засандалить в пузо кинжал вороной, было повествование об убиваемых пачками детях разных народов, имевших несчастье жить по соседству с буйным чеченским племенем и история о кишечниках, развешанных на заборах вместо гирлянд новогодних.
Тем не менее, у меня было немало оснований родному дедушке не доверять в части подобных рассказов. Потому как он был, мягко выражаясь, любителем отливать порядочные пули, которые я, будучи юным и безалаберным несмышленышем, имел неосторожность ретранслировать в неподходящих местах, из-за чего нередко попадал в неловкие, скажем так, ситуации. В основе его повествований всегда лежала реальность, откровенная и правдивая, но зато в его изложении она обрастала такими деталями, которые не всякий писатель с большой буквы способен вообразить себе даже в приступе самого острого и клинического вдохновения. Так марийские пельмени, приготовленные из прямых кишок, в его рассказе всегда были из кишок непромытых, вши в товарняках двадцатых годов непременно составляли живой ковер, покрывавший с ног до головы не только вагонное хозяйство, но и пассажиров, и рельсы, и даже, наверное горизонт. По ночам, в глухих таежных экспедициях его одолевали клопы. Спасение от клопов было простым: вытрясти и выбить матрас и постель, оставив их на морозе на несколько часов, а ножки железной кровати с панцирной сеткой поставит в баночки с керосином, чтоб подлые кровососы не залезали с пола. Но подлые твари все равно перехитрили дедушку - они по стенам (да-да!) взбирались на потолок и оттуда планировали на дедушкино тело, безмятежно распроставшееся на серых домотканых простынках. Причем, если верить его рассказам, клопы с математической точностью учитывали сквозняки в помещении, плотность воздуха и аэродинамику собственного плоского тельца таким образом, чтобы упасть непременно на него, и непременно на оголенный участок тела.
А когда разъяренный дедушка вставал с твердым намерением пожечь, как бунинская Таня, клопов керосинкой, они исчезали неведомо куда. Впрочем, впоследствии все выяснилось. Стоило дедушке проснуться, как клопы немедленно прятались в булку. Оказывается испеченная в русской печи марийской крестьянкой пышная пористая булка - идеальный домик для клопа, где он может спокойно переживать всяческие жизненные бури и неприятности, предаваясь перевариванию насосанной крови и мыслям о бренности бытия. Тайный приют клопиного племени был раскрыт абсолютно случайно. Устав от ночных баталий, дедушка откроил себе к молочку порядочный ломоть той самой булки, раскроив попутно десяток-другой подлых кровососов и окропив лезвие сточенного почти до черенка ножа собственно кровью, но из чужого тела, а точнее, тел. Рассказ об этом событии был живописен и красноречив. Перед глазами так и вставал источенный нож в отполированной многочисленными марийскими ладошками рукоятке темного дерева, блики керосинового пламени плясали по закопченным бревенчатым стенам, легкий запах керосина из баночек, установленных под кроватью мешался с запахом дедушкиной крови, а клопы оплакивали смерть несчастных собратьев, летали по комнате, бились в стекла плотными хитиновыми спинками и перепончатыми животиками, проклиная тот день и час, когда спокойное и размеренное их бытие нарушилось приездом из ниоткуда деструктивного геолога разрушителя, покромсавшего острой сталью мягкую плоть клопиного общежития.
Сами подумайте, можно ли было считать за правду его кровожадные откровения о чеченцах?
Тем не менее, в тихом корпоративном застолье с пивком, где собратьями по цеху выступали два армянина и грузин, а я скромно представительствовал от лица титульной нации, речь зашла о чеченцах. И тогда армянин Миша поведал немало жутких историй, черту под которыми подвел сын грузинского народа Вахтанг:
- Когда нас учили ходить на охоту в горы, всегда говорили так - видишь, стоит кабан, а на другом холме - чеченец. Стреляй кабана. Не застрелишь чеченца - он застрелит тебя!
И остальная диаспора горячо поддержала Вахтанга, укрепив авторитет и доверие к дедушке, уважение к азбучным истинам и нелюбовь к некоторым горным обрядам..
Тем не менее, у меня было немало оснований родному дедушке не доверять в части подобных рассказов. Потому как он был, мягко выражаясь, любителем отливать порядочные пули, которые я, будучи юным и безалаберным несмышленышем, имел неосторожность ретранслировать в неподходящих местах, из-за чего нередко попадал в неловкие, скажем так, ситуации. В основе его повествований всегда лежала реальность, откровенная и правдивая, но зато в его изложении она обрастала такими деталями, которые не всякий писатель с большой буквы способен вообразить себе даже в приступе самого острого и клинического вдохновения. Так марийские пельмени, приготовленные из прямых кишок, в его рассказе всегда были из кишок непромытых, вши в товарняках двадцатых годов непременно составляли живой ковер, покрывавший с ног до головы не только вагонное хозяйство, но и пассажиров, и рельсы, и даже, наверное горизонт. По ночам, в глухих таежных экспедициях его одолевали клопы. Спасение от клопов было простым: вытрясти и выбить матрас и постель, оставив их на морозе на несколько часов, а ножки железной кровати с панцирной сеткой поставит в баночки с керосином, чтоб подлые кровососы не залезали с пола. Но подлые твари все равно перехитрили дедушку - они по стенам (да-да!) взбирались на потолок и оттуда планировали на дедушкино тело, безмятежно распроставшееся на серых домотканых простынках. Причем, если верить его рассказам, клопы с математической точностью учитывали сквозняки в помещении, плотность воздуха и аэродинамику собственного плоского тельца таким образом, чтобы упасть непременно на него, и непременно на оголенный участок тела.
А когда разъяренный дедушка вставал с твердым намерением пожечь, как бунинская Таня, клопов керосинкой, они исчезали неведомо куда. Впрочем, впоследствии все выяснилось. Стоило дедушке проснуться, как клопы немедленно прятались в булку. Оказывается испеченная в русской печи марийской крестьянкой пышная пористая булка - идеальный домик для клопа, где он может спокойно переживать всяческие жизненные бури и неприятности, предаваясь перевариванию насосанной крови и мыслям о бренности бытия. Тайный приют клопиного племени был раскрыт абсолютно случайно. Устав от ночных баталий, дедушка откроил себе к молочку порядочный ломоть той самой булки, раскроив попутно десяток-другой подлых кровососов и окропив лезвие сточенного почти до черенка ножа собственно кровью, но из чужого тела, а точнее, тел. Рассказ об этом событии был живописен и красноречив. Перед глазами так и вставал источенный нож в отполированной многочисленными марийскими ладошками рукоятке темного дерева, блики керосинового пламени плясали по закопченным бревенчатым стенам, легкий запах керосина из баночек, установленных под кроватью мешался с запахом дедушкиной крови, а клопы оплакивали смерть несчастных собратьев, летали по комнате, бились в стекла плотными хитиновыми спинками и перепончатыми животиками, проклиная тот день и час, когда спокойное и размеренное их бытие нарушилось приездом из ниоткуда деструктивного геолога разрушителя, покромсавшего острой сталью мягкую плоть клопиного общежития.
Сами подумайте, можно ли было считать за правду его кровожадные откровения о чеченцах?
Тем не менее, в тихом корпоративном застолье с пивком, где собратьями по цеху выступали два армянина и грузин, а я скромно представительствовал от лица титульной нации, речь зашла о чеченцах. И тогда армянин Миша поведал немало жутких историй, черту под которыми подвел сын грузинского народа Вахтанг:
- Когда нас учили ходить на охоту в горы, всегда говорили так - видишь, стоит кабан, а на другом холме - чеченец. Стреляй кабана. Не застрелишь чеченца - он застрелит тебя!
И остальная диаспора горячо поддержала Вахтанга, укрепив авторитет и доверие к дедушке, уважение к азбучным истинам и нелюбовь к некоторым горным обрядам..