Тутаев - город где сбываются забытые мечты
Завтра в Москву, а ещё завтра конец лета. Маленькой жизни, что вновь прожита мной до последнего летнего дня.
Немного грустно, грусть пришла вот прямо сейчас, раскрыла дверь ведущую на веранду, окруженную красными кистями рябины и парой уставших от красноватых кругляшей, яблонь…
Но обо всем по порядку. Впрочем, кому он нужен, этот порядок в моих мыслях и набросках, когда нет его во многих, более важных предметах и делах?
Я один, если не считать тающей грусти, в старом доме.
Деревянный дореволюционный дом с мезонином и парой веранд ведущих в полузаброшенный сад. Непривычно и как-то отчаянно тихо: ни привычно-монотонного гула московских проспектов, ни разнообразных звуков ночного леса. Тишина, отталкиваясь от бревенчатых стен, звенит в моих ушах пронзительно и я почти рад постукиванию клавиш пока пишутся эти строки.
Когда-то Дом выкуплен художниками, проводящими мастер-классы, здесь создаются рисунки и картины, так что мы, люди художественного слова здесь немного в гостях. Но разве не в гостях, под впечатлением нового, порой, пишется особенно чутко новое слово?
Хожу по дому, привычным взглядом отмечая где могу провести полчаса за вышиванием строк, прежде чем беспокойство не сгонит меня с места. Вот старый стол в гостиной, с дермантиновой столешницей и неизбывной зелёной лампой, вот мансарда с полукруглом за широким простым столом, а там с веранды ведёт крутая лестница на которой можно примоститься с ноутбуком, свесив ноги…
Тутаев тих своими улицами вдоль Волги. Новый город, с чего многоэтажными домами далеко за рекой, так что здесь, в Романове, вечер и тишина властно вступают в свои права: то тут, то там загораются желтые фонари над ямковтыми грунтовыми проездами и чёрной, ночной порой, деревенской травой, лай собак разрывает покой лишь заьем, чтобы кануть в тишину молчаливой реки. Удивительно это состояние маленького города, когда люди так близко, наверное, в соседнем доме кто-то внимательно смотрит телевизор или копается в интернете, а одиночество ощущаешь острее, чем это бывает в лесном походе, когда на десятки километров ни души. Как это, отчего это? Не знаю…
Меж тем, утренний Тутаев полон неторопливой жизни. Вот лодочники, в длинных рыбацких резиновых сапогах, разворачивают моторку с тремя пассажировами. Пока крупный, словно кит, паром отдыхает, доверчивые лодки везут неторопливцев на тот берег. Доверие в том, что цена посильна местному жителю с его немосковской зарплатой или пенсией, и в том, что можно расстаться с монетами перед тем как усесться на скамье или после. Любопытно взглянуть, что будут делать флегматичные лодочники если, не отдав денег, пойти вверх по крутому речному склону. Круты здесь оба берега, что в диковинку для многих приезжающих - как-то приучены мы видеть один берег крутым, а другой обязательно пологим.
В первый день моего короткого путешествия удалось примкнуть к группе из санатория Красный холм. Симпатичная экскурсовод заботливо ставила пожилую группу в листвянную тень, пряча от еще серьезного августовского солнца и терпеливо ждала хромающего медленного мужчину с устало-стеклянными глазами. Такими несложно стать если распустившаяся ишемия мозга спелась с хронической болью.
Мы прошли к Воскресенскому собору - удивительной церкви. Украшенный многими деталями пятиугольный храм снаружи будто узорчатое пирожное, а внутри напоминает дворец из разноцветного марципана.Храм полный истории жившей задолго до его постройки: это и выпиленное из старой деревянной церкви «небо», ставшее огромной иконой Христа, и маленькие, потемнение от времени, образы малопочитаемых нынче святых. И всё же, ни туристы из санатория, ни приплывающие из Ярослвяля или Костромы поутру туристы не видят насколько ярко вохносится в ночное небо собор после пробуждения подсветки. Это изыск для местных или таких гурманов как я, приехавших специально в Тутаев (или Романов-Борисоглебск) на несколько дней для неспешных прогулок…
Немного грустно, грусть пришла вот прямо сейчас, раскрыла дверь ведущую на веранду, окруженную красными кистями рябины и парой уставших от красноватых кругляшей, яблонь…
Но обо всем по порядку. Впрочем, кому он нужен, этот порядок в моих мыслях и набросках, когда нет его во многих, более важных предметах и делах?
Я один, если не считать тающей грусти, в старом доме.
Деревянный дореволюционный дом с мезонином и парой веранд ведущих в полузаброшенный сад. Непривычно и как-то отчаянно тихо: ни привычно-монотонного гула московских проспектов, ни разнообразных звуков ночного леса. Тишина, отталкиваясь от бревенчатых стен, звенит в моих ушах пронзительно и я почти рад постукиванию клавиш пока пишутся эти строки.
Когда-то Дом выкуплен художниками, проводящими мастер-классы, здесь создаются рисунки и картины, так что мы, люди художественного слова здесь немного в гостях. Но разве не в гостях, под впечатлением нового, порой, пишется особенно чутко новое слово?
Хожу по дому, привычным взглядом отмечая где могу провести полчаса за вышиванием строк, прежде чем беспокойство не сгонит меня с места. Вот старый стол в гостиной, с дермантиновой столешницей и неизбывной зелёной лампой, вот мансарда с полукруглом за широким простым столом, а там с веранды ведёт крутая лестница на которой можно примоститься с ноутбуком, свесив ноги…
Тутаев тих своими улицами вдоль Волги. Новый город, с чего многоэтажными домами далеко за рекой, так что здесь, в Романове, вечер и тишина властно вступают в свои права: то тут, то там загораются желтые фонари над ямковтыми грунтовыми проездами и чёрной, ночной порой, деревенской травой, лай собак разрывает покой лишь заьем, чтобы кануть в тишину молчаливой реки. Удивительно это состояние маленького города, когда люди так близко, наверное, в соседнем доме кто-то внимательно смотрит телевизор или копается в интернете, а одиночество ощущаешь острее, чем это бывает в лесном походе, когда на десятки километров ни души. Как это, отчего это? Не знаю…
Меж тем, утренний Тутаев полон неторопливой жизни. Вот лодочники, в длинных рыбацких резиновых сапогах, разворачивают моторку с тремя пассажировами. Пока крупный, словно кит, паром отдыхает, доверчивые лодки везут неторопливцев на тот берег. Доверие в том, что цена посильна местному жителю с его немосковской зарплатой или пенсией, и в том, что можно расстаться с монетами перед тем как усесться на скамье или после. Любопытно взглянуть, что будут делать флегматичные лодочники если, не отдав денег, пойти вверх по крутому речному склону. Круты здесь оба берега, что в диковинку для многих приезжающих - как-то приучены мы видеть один берег крутым, а другой обязательно пологим.
В первый день моего короткого путешествия удалось примкнуть к группе из санатория Красный холм. Симпатичная экскурсовод заботливо ставила пожилую группу в листвянную тень, пряча от еще серьезного августовского солнца и терпеливо ждала хромающего медленного мужчину с устало-стеклянными глазами. Такими несложно стать если распустившаяся ишемия мозга спелась с хронической болью.
Мы прошли к Воскресенскому собору - удивительной церкви. Украшенный многими деталями пятиугольный храм снаружи будто узорчатое пирожное, а внутри напоминает дворец из разноцветного марципана.Храм полный истории жившей задолго до его постройки: это и выпиленное из старой деревянной церкви «небо», ставшее огромной иконой Христа, и маленькие, потемнение от времени, образы малопочитаемых нынче святых. И всё же, ни туристы из санатория, ни приплывающие из Ярослвяля или Костромы поутру туристы не видят насколько ярко вохносится в ночное небо собор после пробуждения подсветки. Это изыск для местных или таких гурманов как я, приехавших специально в Тутаев (или Романов-Борисоглебск) на несколько дней для неспешных прогулок…