Стихийное крестьянское выступление в Гжатском уезде Смоленской губернии в ноябре 1918 года
Часть 3
(Продолжение. Начало см. 21 и 23 октября)
Однако сведения на несколько десятков человек всё же удалось отыскать в фондах и делах Государственного архива Смоленской области. Об этих людях более подробно будет идти речь в главе «Иные аресты 1918 года». Сейчас же ограничимся констатацией того очевидного факта, что стихийное крестьянское выступление для его участников окончилось по сути ничем: поговорили мужики, пошумели, повозмущались и разошлись по домам, вернулись к своей каждодневной и трудной работе. Но наступившие последствия для многих крестьян и их семей были неожиданными и неприятными. В некоторых волостях чекистами было организовано скоротечное следствие, результатом которого явились обязательные и срочные денежные контрибуции в сумме от 1 000 до 5 000 рублей, наложенные карательным отрядом Волоколамского уезда (Клушино-Воробьёвская волость: крестьяне И. Баранов, И. Борисов, А. Никифоров, И. Никифоров, А. Рудаков, В. Серов, И. Ульянов, Ф. Фомин, И. Цапов, В. Шилов и другие). Многие молодые люди (подозрительные, с точки зрения чекистов) были взяты на три месяца под гласный домашний надзор, с коллективной ответственностью за них близких родственников и всего семейства (И. Алексеев, В. Дурасов, С. Дурасов, М. Забелин, К. Яковлев и другие). От перечисленных людей и их отцов (глав семейств) были взяты подписки о запрете выезда подпавших под подозрение граждан из пределов Гжатского уезда сроком на один месяц. Применялись также иные репрессивные санкции, в том числе и аресты, которые продолжались до второй половины февраля - весны 1919 года (по сведениям исследователя А.А. Забелина, весной 1919 года в данной местности чекистами было арестовано не менее 29 крестьян, на которых указали волостные и деревенские комитеты бедноты). Нам известны сведения в отношении следующих граждан, пострадавших зимой-летом 1919 года от неправомерных действий Гжатской и Смоленской губернской ЧК и карательных отрядов, орудовавших в этом уезде (все потерпевшие граждане, указанные ниже, реабилитированы Прокуратурой Смоленской области в 1993-1995 годах):
1. Агеев Гавриил, монтёр на мельнице деревни Сивцево, арестован 02.04. 1919 г. Смоленской губернской ЧК по обвинению в антисоветской агитации (№ 4262-с; т. 7, с. 12);
2. Бутеев Михаил Васильевич, 40 лет, крестьянин деревни Жулебино, арестован 26.03. 1919 г. Смоленской губернской ЧК по подозрению в участии в контрреволюционном восстании в Гжатском уезде в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 7, с. 75);
3. Васильев Борис, красноармеец, аресту не подвергался, предъявлено обвинение в участии в контрреволюционном восстании в Гжатском уезде в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 7, с. 78-79);
4. Калакутин Евстрат Петрович, 20 лет, крестьянин деревни Воеводино, арестован 03.01. 1919 г. по обвинению в участии в кулацком мятеже в ноябре 1918 г. и расстреле Липецкого волостного исполкома (№ 2887-с; т. 7, с. 147);
5. Максимов Василий Алексеевич, крестьянин деревни Сабурово, арестован 18.02. 1919 г. по обвинению в участии в контрреволюционном восстании в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 4, с. 157);
6. Максимов Василий Васильевич, крестьянин деревни Ложкино, арестован 18.02. 1919 г. по обвинению в участии в контрреволюционном восстании в ноябре 1918 г. (№ 4262-с; т. 7, с. 240);
7. Максимов Яков, крестьянин деревни Рябинки, аресту не подвергался, предъявлено политическое обвинение (№ 4262-с; т. 4, с. 161);
8. Михайлов Пётр, крестьянин деревни Штапино, аресту не подвергался, предъявлено политическое обвинение (№ 4262-с; т. 4, с. 277).
Целенаправленные преследования жителей Гжатского уезда и выходцев из Гжатского уезда, в отношении которых и позже появлялись сведения, что эти граждане могли быть участниками ноябрьского стихийного выступления, осуществлялись вплоть до начала декабря 1921 года, даже через тридцать один месяц после проведения в стране амнистии 1919 года, подготовленной ВЦИК (дела по обвинению: крестьянина деревни Жулебино Гжатского уезда М.Я. Семенцова, следствие прекращено в июне 1920 года, № 6553-с; т. 5, с. 383; крестьянина деревни Турищево Гжатского уезда И.Т. Горшкова, арестован 25 декабря 1918 года, следствие прекращено 3 июля 1920 года Смоленским губернским революционным трибуналом, по амнистии от 25 апреля 1919 года, № 7852-с; т. 7, с. 98; крестьянина деревни Курово Гжатского уезда М.А. Алексеева, арестован 25 декабря 1918 года, следствие прекращено 9 июля 1920 года Смоленским губернским революционным трибуналом в связи с неподтверждением обвинения, № 7852-с; т. 7, с. 15; крестьянина деревни Остроженки Гжатского уезда Ф.М. Горлова, арестован 20 июля 1920 года гжатской милицией, 6 сентября 1920 года осуждён Смоленским губернским революционным трибуналом на 5 лет лишения свободы условно по обвинению в участии в контрреволюционном восстании в Гжатском уезде в ноябре 1918 года, № 7620-с, т. 7, с. 97; техника-чертёжника хозяйственного отделения при Московской ЧК С.С. Семёнова, в конце ноября 1920 года осуждён коллегией Смоленской губернской ЧК на 10 лет заключения в дом общественно-принудительных работ по обвинению в участии в Гжатском мятеже 16-18 ноября 1918 года, № 26723-с; т. 5, с. 380; крестьянина деревни Абакумово Гжатского уезда Д.Я. Яковлева, следствие прекращено в конце ноября 1920 года, № 15934-с; т. 6, с. 420; крестьянина села Курьяново Гжатского уезда А.И. Белоусова, арестован 18 мая 1921 года гжатской милицией, 2 декабря 1921 года амнистирован Смоленским губернским революционным трибуналом, № 7708-с; т. 7, с. 56-57). Однако в наш список жертв 1918 года указанные лица не войдут (кроме М. Алексеева и И. Горшкова) - по чисто формальному признаку: все остальные были арестованы в 1919, 1920 (Ф.М. Горлов) и 1921 (А.И. Белоусов) годах. Не попадут в общий список жертв 1918 года и перечисленные несколько выше граждане Гжатского уезда, которые были арестованы зимой-летом 1919 года Гжатской ЧК или которым в 1919 году этим чекистским органом (и Смоленской губернской ЧК) предъявлялись политические обвинения за участие в крестьянских выступлениях в ноябре 1918 года. Впрочем, это правило нами распространено и на арестованных в 1919 году жителей других уездов, где также осуществлялось спланированное преследование граждан за их участие в 1918 году в крестьянских антибольшевистских выступлениях (или за поддержку недовольных крестьян и открытое, демонстративное сочувствие им). Такие факты известны, в частности, из практики работы Демидовской уездной чрезвычайной комиссии (арест в январе 1919 года крестьянина А.С. Семёнова, № 15417-с; т. 5, с. 373-374).
***На то обстоятельство, что ноябрьское стихийное крестьянское выступление было действительно скоротечным, указывает циркулярное письмо Отдела управления Гжатского Совдепа, направленное во все структурные подразделения уже 21 ноября: «<…> Информационный Подотдел просит Вас представить в Отдел Управления акт в 2-х экземплярах о всех происшедших событиях, а также причиненных повреждениях и уничтожении дел отдела за время нашествия повстанцев <…>».
Однако тремя днями ранее Приказом № 1, упомянутым чуть выше (смотри отчёт Гжатского Совдепа за ноябрь 1918 года), в городе Гжатске и Гжатском уезде объявлялось осадное положение, повлёкшее за собой очень серьёзные ограничения в свободе, обыденной жизни и привычном укладе местных граждан. «Командующий Гжатским районом по ликвидации возстания» Ананиев, вступивший в исполнение своих обязанностей 18 ноября и распространивший по уезду подписанный им Приказ № 1, а также обращение «Ко всем жителям города Гжатска и уезда», ввёл целый комплекс запретительных и грозных мер по отношению к мирному населению. Приказом командующего Гжатским районом, в частности, воспрещалось гражданам города и уезда в целом, в том числе и проживавшим в сельской местности вблизи железной дороги, появляться с 21 часа до 7 часов утра на улицах и железнодорожных пунктах на всём протяжении пути от станции Можайск до станции Вязьма; возбранялось проведение любых собраний - как в помещениях, так и под открытым небом; предписывалось сдать всё наличное огнестрельное и холодное оружие в милицию и местные советы; Гжатскому Совдепу предлагалось немедленно, впредь до отмены осадного положения, образовать военно-революционный комитет, с правом издания распоряжений гражданского характера, возложить на комитет обязанность по охране города и уезда и «ликвидации восстания»; отдавалось распоряжение о задержании участников восстания и передаче таковых в Гжатский военно-революционный комитет; вводилось осадное положение также на участке Александровской железной дороги - от станции Можайск до станции Вязьма; строжайше запрещалось, под угрозой ареста и расстрела на месте, хождение по полотну железной дороги; для ответственных лиц устанавливалась обязанность очищать железнодорожные станции от публики после отбытия поездов; отдавалось приказание всем советским учреждениям о возобновлении текущей работы. Приказом № 1, содержавшим и другие суровые запреты и воспрещения, обнародовалось, что неисполнение приказа «будет караться по всей строгости осадного положения» вплоть «до расстрела виновных». Командующему Гжатским районом с 18 ноября 1918 года повиновалась вся гражданская администрация данного уезда, а также подчинялись все воинские части, здесь дислоцировавшиеся и расквартированные. Полную координацию работы должен был осуществлять разместившийся на станции Гжатск оперативный штаб во главе с начальником такового Диановым.
Распространённое одновременно с Приказом № 1 обращение «Ко всем жителям города Гжатска и уезда» (оба документа были напечатаны типографским способом на одной листовке-воззвании) констатировало: в Гжатском уезде «все ненавистники Советской Власти, кулаки, капиталисты и белогвардейские банды, пользуясь темнотой и малосознательностью населения, устроили преступное выступление». Далее разъяснялось, что, «прикинувшись друзьями народа, эти волки в овечьих шкурах попытались путем обмана, лжи и клеветы двинуть бессознательную массу против рабочей и крестьянской власти»; что «мятеж в настоящее время подавлен, все виновники понесут суровую кару». Затем шли стандартные пропагандистские клише и типичные агитационные призывы, конкретно адресованные рабочим и крестьянам, которым разжёвывались привычные идеологические штампы коммунистов: про «власть бедняков над капиталистами, власть деревенской бедноты и рабочего класса»; растолковывалось, почему «Советская власть требует» «детей» рабочих и крестьян «для пополнения красной армии», демагогически объяснялось крестьянам, для чего эта власть насильно и непрерывно изымает у них хлеб, вдалбливалось в сознание мужика, что непомерные и несправедливые налоги берутся этой же властью «в интересах бедноты и трудящихся». Наконец, следовало прямое обращение к «деревенскому бедняку» - ключевому оплоту советской власти в сельской местности - с указанием не поддаваться провокациям, не верить «рассказам и басням, распускаемым белогвардейской сволочью»; помнить, «что кулаки, помещики и капиталисты прилагают все усилия к тому, чтобы опять набросить на» бедняка «мертвую петлю кабалы, чтобы опять сделать» «снова своими рабами»; «теснее сплотиться вокруг <…> советов и комитетов бедноты»; «вырвать с корнем все белогвардейское семя из вашей трудовой среды»; «напрячь все усилия, чтобы помочь Советской власти восстановить полный порядок в уезде». Завершалось обращение командующего Гжатским районом Ананиева и начальника штаба Дианова тремя обыденными лозунгами и воззваниями: «Смерть всем врагам Советской власти!», «Да здравствует Совет Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов!», «Да здравствует Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика!».
И хотя стихийное крестьянское выступление к исходу 18 ноября полностью унялось само по себе, запущенная бюрократической властью, из элементарного чувства страха и инстинкта самосохранения, машина усмирения и подавления продолжала набирать обороты. Вслед за Приказом № 1 командующего Гжатским районом, обязавшего создать в Гжатске военно-революционный комитет, последовало первое распоряжение и вновь образованной структуры, занявшей дом Зарина на площади Революции (бывшей Казанской). Председателем Военно-революционного комитета Гжатского уезда был назначен член исполкома Гжатского Совдепа Яков Арефьевич Духанов, секретарём при нём - Яцевич. Приказом № 1 Военно-революционного комитета Гжатского уезда, объявленным не позднее 28 ноября, вводился ряд усиленных мер и практических шагов по линии гражданской администрации, направленных на должное поддержание порядка в городе и уезде. Распоряжениям военно-революционного комитета должны были беспрекословно подчиняться все местные советские учреждения. Вводилась безоговорочная обязанность для любого должностного лица являться по первому требованию в военно-революционный комитет. По указанию последнего уездным военным комиссариатом был выставлен круглосуточный «сторожевой пост в составе 2-х человек для несения караульной службы» при комитете; ежедневно на каждую улицу города военный комиссариат должен был высылать к 21 часу по два патруля для проверки и опроса всех появлявшихся на улицах граждан, задержания и препровождения в милицию лиц, не имевших установленных пропусков. Начальник местной милиции обязан был выставлять усиленные посты в определённых им ранее местах и проверять правильное несение часовыми службы; в свою очередь, «дежурному по караулам инструктору вменялось в обязанность не менее 2-х раз в течение ночи поверять вышеозначенные посты, а также высылаемые патрули» и «о всех замеченных неисправностях доносить в военно-революционный комитет». В связи с заметным «массовым выездом граждан из города Гжатска по железной дороге» предлагалось «учреждениям, ведающим выдачей пропусков, сократить таковую до минимума, выдавая только в самых необходимых случаях». Подтверждался «приказ командующего Гжатским районом за № 1 о сдаче всякого рода оружия и имущества, расхищенного во время кулацко-белогвардейской авантюры». Приказывалось «всем совдепам и комбедам немедленно, под личной ответственностью членов организаций приступить к работе в самом срочном порядке, наладив связь с уездом»; указывалось, что «проведение в жизнь настоящего приказа возлагается на все советы и комбеды, а также и на всех граждан, не причастных к мятежу»; высказывалась недвусмысленная угроза, что «неисполнение или несвоевременное исполнение проведения в жизнь настоящего приказа будет караться по всей строгости законов по военно-осадному положению». Копии приказа № 1 Военно-революционного комитета Гжатского уезда 30 ноября были разосланы во все волостные исполнительные комитеты уезда и отделы Гжатского Совдепа.
Интересно, что за те дни, пока в Гжатске и уезде продолжало действовать осадное положение, заседания исполкома Гжатского Совдепа не проводились. Очередной рабочий сбор членов исполкома состоялся лишь 16 декабря (заседание оформлено протоколом № 42). Было рассмотрено девять вопросов, среди которых, в первую очередь, обратим внимание на подготовку местной коммунистической властной верхушки к всякого рода церемониальным акциям и последующее участие в различных ритуальных мероприятиях: встрече венка от Дятловского волостного исполкома «для возложенiя на братскую могилу товарищей, геройски погибших во время возстанiя 16-17 Ноября» (было предписано «всем членам Исполкома и отряду Красноармейцев съ оркестром музыки в 11 с половин.[ой] дня собраться около Исполкома для встречи венка»); «возложенiи венков на могилы товарищей, погибших во время возстанiя и похороненных в уезде» (было решено «собрать сведенiя о погибших в уезде и составить смету расхода на покупку венков»); «увековеченiи памяти товарищей, погибших во время возстанiя» (поручалось трём постоянным членам исполкома «разработать проэкт и исчислить сумму расходов»); «переименованiи Казанской площади <…> в Красную». Создаётся однозначное впечатление о полнейшей неразберихе и сумятице в умах уездных начальников в тот кризисный для местной власти момент. Иначе, чем объяснить, что представители уездной административной верхушки не смогли за прошедший календарный месяц подсчитать точные потери в своих рядах? Зато на первый план вдруг выдвинута идея оправдания любой жертвенности во имя реализации большевистских задач и сакрализации понесённых жертв, пусть и безымянных, - явная калька с февральско-мартовских событий 1917 года в Петрограде.
И, словно успокоившись от испуга и придя в себя, местные вожди в «МЕСЯЧНОМ ОТЧЕТЕ Гжатского Уездного Совета Крестьянских, Рабочих и Красноармейских Депутатов за время от 1 Декабря 1918 г.[ода] по 1 Января 1919 года» сообщали в вышестоящие инстанции (пункт 5): «Общее положение уезда по волостям в политическом отношении удовлетворительно[е]». И далее (пункт 12): «<…> личный состав в частях Гжатского гарнизона за Декабрь месяц выражается в следующем числе: солдат 3270 человек, и командного состава 91 человек. Настроение удовлетворительное».
Обратим внимание на ещё одну важную деталь: в ноябре-декабре 1918 года гжатский гарнизон умножился в количественном отношении более чем в два раза - с 1498 человек до 3361 человека, то есть, гарнизон увеличился на 1863 военнослужащего. Совершенно очевидно, что советская власть смогла удержаться исключительно за счёт террора и массовых репрессий по отношению к мирным гражданам, осуществления политики неизменного насилия и устойчивого наращивания вооружённой силы как оплота диктаторского режима.
(Окончание будет)