До знакомства с эзотеризмом я думал, что высшим продуктом человеческой эволюции были гении, а основателей религий вообще за людей не считал. Из гениев двумя отдельными идеалами были Платонов и Набоков. Оба ходили по самому краю языка как такового, будучи его мастерами. Каждый из них маячил своим специальным светом, предлагая мне противоположные направления жизнеплавания. В какую сторону жить? Что первоступенно - Правда или Красота? Искать ли личного счастья или слиться с людьми в общественных страданиях?
Разница между ними - это разница между Эросом и Танатосом, простое объяснение которым можно найти в
недавнем посте у trita. Набоков - художник очарованный формами жизни и пишет он их сладостно, с игривым упоением, вовлекая читателей в феноменальную красоту временного, узником которого он был и признавал себя.
"Сколько раз я чуть не вывихивал разума, стараясь высмотреть малейший луч личного среди безличной тьмы по оба предела жизни? Я готов был стать единоверцем последнего шамана, только бы не отказаться от внутреннего убеждения, что себя я не вижу в вечности лишь из-за земного времени, глухой стеной окружающего жизнь. Я забирался мыслью в серую от звезд даль -- но ладонь скользила все по той же совершенно непроницаемой глади. Кажется, кроме самоубийства, я перепробовал все выходы." - Другие берега. Владимир Набоков
Откуда ему было знать, что в этой светотьме нет ничего лишнего, только business - деяние? Само время - скопление лишнего, которое надо неизбежно избыть. И для этой неизбежности необходимо время - терпение вечности, которое когда-нибудь кончается.
Платонов, разочарованный вечностью, добывал подоплеку существования и, допытываясь до смыслов, то и дело выходил из под власти владык языка. Внутри него была организована зона бесстрастия, из которой он смотрел на мир своим сказочным взором.
"Но в человеке еще живет маленький зритель - он не участвует ни в поступках, ни в страдании - он всегда хладнокровен и одинаков. Его служба - это видеть и быть свидетелем, но он без права голоса в жизни человека и неизвестно, зачем он одиноко существует. Этот угол сознания человека день и ночь освещен, как комната швейцара в большом доме." - Чевенгур. Андрей Платонов
В "Происхождении мастера" у Платонова есть эпизод с человеком, который откликается на зов Танатоса.
"Созерцая озеро годами, рыбак думал все об одном и том же - об интересе смерти. Захар Павлович его отговаривал: «Нет там ничего особого: так, что-нибудь тесное». Через год рыбак не вытерпел и бросился с лодки в озеро, связав себе ноги веревкой, чтобы нечаянно не поплыть. Втайне он вообще не верил в смерть, главное же, он хотел посмотреть - что там есть: может быть, гораздо интересней, чем жить в селе или на берегу озера; он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, - и она его влекла. Некоторые мужики, которым рыбак говорил о своем намерении пожить в смерти и вернуться, отговаривали его, а другие соглашались с ним: «Что ж, испыток не убыток, Митрий Иванович. Пробуй, потом нам расскажешь»."
Совсем как богатырь которому остальные пути уже неитересны, но вот убитым быть - узнать изнанку жизни - это ему по душе.
Жизни этих писателей были такими же разными, как и их творчество. Эксклюзивный Набоков жил и умер в золотой клетке личного счастья. Инклюзивный Платонов был осердечен судьбами обездоленных и сам себя не признавал живущим.
"Мое отчаянье в жизни имеет прочные, а не временные причины. Есть в жизни живущие и есть обреченные. Я обреченный."
Как и рыбак он бросился в тот мир, бросится в который индивидуалистичному Набокову было бы равносильно самоубийству - в самую гущу стихии массового сознания.
"- Тебе чего? - спросил Макара комендант ночлега.
- Мне бы нужен был пролетариат, - сообщил Макар.
- Какой слой? - узнавал комендант.
Макар не стал задумываться - он знал вперед, что ему нужно.- Нижний, - сказал Макар.
- Он погуще, там людей побольше, там самая масса!"