Новая русская интеллигенция рубежа XIX-XX веков: отцы и дети
"Сын сапожника, кончивший университет - вот что такое русская интеллигенция" - так начинается рассказ Власа Дорошевича (1865-1922).
17 октября 1905 года. Илья Ефимович Репин (1844-1930). 1907. Доработана в 1911. Холст, масло. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург. Source
Любая революция - интеллигентский проект. Народ привлекается в качестве движущей силы, как учили классики, но воду мутят всегда интеллигенты.
В 1860-х годах в Российской империи в числе прочих реформ прошла реформа образования. Со всей России в высшие учебные заведения хлынули молодые люди из разных слоев общества. Образ интеллигента кануна русских революций предстает в этом смешном и грустном рассказе о проблеме простых отцов и их образованных детей. Рассказ опубликован в собрании сочинений Дорошевича в 1905 году, но первая публикация была, вероятно, раньше - в какой-нибудь газете или журнале.
Дорошевич Влас Михайлович
Интеллигенция
«… Предлагаю тост за русскую интеллигенцию!»
Речь П. Д. Боборыкина.
Сын сапожника, кончивший университет, - вот что такое русская интеллигенция.
У сапожника Якова было три сына. Двое пошли по своей части и вышли в сапожники, а третий, Ванька, задался ученьем.
Бегал в городское училище, а потом его как-то определили в гимназию.
И отцу сказали:
- Ты, Яков, уж не противься. Мальчонку-то жаль: уж больно умный.
- Пущай балуется! - согласился Яков.
И пошёл Ванька учиться.
То отец кое-как горбом сколотит, за право ученья заплатит, то добрые люди внесут, то сам грошевыми уроками соберёт.
Обшарпанный, обтрёпанный, бегая в затасканном сюртучишке, с рукавами по локоть, зимой в холодном пальтишке, занимая у товарищей книги, кое-как кончил Иван гимназию и уехал в столицу в университет.
2.
Абраам Горнштейн. Портрет студента. Дата съемки: 1904 год. МАММ. Source
Жил голодно, существовал проблематично: то за круглые пятёрки стипендию дадут, то концерт устроят и внесут. Два раза в год ждал, что за невзнос выгонят. Не каждый день ел.
3.
Владимир Фёдорович Кадулин (псевдоним Н. Наядин и др.) (1884, Российская империя - 1957, США). 1910-е. Серии открыток «Типы студентов», «Типы курсисток», «Типы гимназистов» выполнены Кадулиным в 1911-1915 годах для киевского издательства «Рассвет». Учебе самого Кадулина препятствовали материальные трудности. В 1905 году Кадулин не сдал экзамены и был отчислен из Киевского художественного училища «по причине непосещения». Непосещения - потому что надо было зарабатывать деньги для оплаты учебы. Source
Писал сочинения на золотую медаль, - и золотые медали продавал. Учил оболтусов по 6 рублей в месяц. Расставлял по ночам литераторам букву «ять». Летом ездил то на кондиции, то на холеру.
4.
Владимир Кадулин. Типы студентов. Квартирный вопрос. 1910-е. Source 1, source 2
И так кое-как кончил университет.
- Ну, теперь пора и родителей проведать! Как мои старики?
Отец - человек простой, - чтоб больше простого человека порадовать, диплом ему показал:
- Смотри, как батька!
- Фитанец получил! - одобрил отец.
- Фитанец получил! - рассмеялся Иван Яковлевич.
- Молодчага!
Ну, теперь надо думать, как жить.
- Вот что, батюшка! Того, что вы для меня делали, я никогда не забуду. Никогда не забуду, как вы горбом сколачивали, чтоб за меня в гимназию заплатить. Теперь пора и мне на вас поработать. Вы человек старый, вам и отдохнуть время. Переедем мы ко мне и заживём вместе, - на покое вы будете! Да и братьям надо что-нибудь получше устроить.
5.
"Старый русский сапожник". Почтовая открытка. Берлин, издатель Georg Stilke, 1918 г / Alter russischer Schuhmacher. Source 1, source 2
Яков нахмурился и сказал:
- Это не подходит! Мы сапожники природные, и нам своего дела рушить не приходится. И дед твой был сапожник, и я сапожник, и братья твои сапожники. Так и идёт. Спокон века мастерская стоит. Нам дела своего кидать не резон.
Подумал Иван Яковлевич, видит:
- Прав отец. Жизнь сложилась, - ломать её трудно.
А под сердцем что-то сосёт:
- Господи, Боже мой! Неужели я буду заниматься «чистым делом», а они так вот всю жизнь свою в вонючей мастерской, сгорбившись за дратвой, сидеть должны?
Лежит так Иван Яковлевич и думает, а через перегородку слышно, как в мастерскую заказчик зашёл. Голос такой весёлый, барственный.
- Здравствуйте, ребята! А! Яков? Жив, старый пёс?
- Что нам делается, батюшка Пётр Петрович! Что нам делается? - отвечает голос отца. - Живу, пока Бог грехам терпит!
- Живи, живи! - разрешил барственный голос. - Я ведь тебя, старого пса, сколько лет знаю!
- Давненько, батюшка! - согласился льстивый голос отца. - Сапожки заказать изволите?
- Сделай, сделай, старый пёс, сапожки. Сам мерку снимать будешь?
- Ужли ж кому поручу?!
Иван Яковлевич слышал, как отец стал на колени.
- У вас тут мозолечка, кажется, была?
- Хе-хе! Все мои мозоли помнит! Ах, старый пёс, старый пёс!
Понравилось человеку слово!
- Так на той неделе чтоб было готово, старый пёс! Так не обмани, старый пёс! Чтоб не жало, смотри, старый пёс!
Вышел Иван Яковлевич из-за перегородки:
- А позвольте вас спросить, милостивый государь, на каком вы основании человека «псить» себе позволяете? Что, у человека имени своего нет? А?
У отца по лицу пошло неудовольствие. У барина на лице явилось крайнее изумление.
- Это кто же такой?
- Сынок мой. Ниверситет кончил! - заискивающе извиняясь, сказал отец.
Заказчик смутился.
- Виноват… Я не знал… Мы с вашим отцом… мы десятки лет… До свидания, Яков… А сапоги… Сапог мне не делайте… Не надо…
И, не зная просто, куда глядеть, вышел.
6.
Европейский сапожник. Немецкая открытка / AK. Der Bergschuster Schuhmacher in der Werkstatt. Source
- Заказчика отбил? - спросил отец. - 20 лет заказчиком был, а теперь от ворот поворот!
И все сидели и вздыхали.
- Ты вот что. Ты, ученье кончив, для утешения приехал, а не горе родителям причинять. Так ты жить живи, а порядков не рушь! Порядков не рушь! А уж ежели тебе, учёному человеку, так зазорно отца иметь, которого псом зовут, тогда уж…
Старик развёл руками.
- Тогда уж не прогневайся!
Яков отвернулся, и на глазах у него были слёзы!
- Только то бы помнить следовало, что отец твой, этого самого «пса» выслушивая, за тебя же в имназию платил. На того же Петра Петровича работаючи, тебя выпоил, выкормил.
Старик смолк, и все снова тяжко-тяжко вздохнули.
Отчаяние взяло Ивана Яковлевича.
- А, ну их! Какое я, действительно, право имею эти порядки ломать? Что я могу сделать? Не буду ни во что вмешиваться. Погощу, буду их «утешать», как они выражаются. Да и всё!
Лежит в прескверном настроении и слышит: мать, - думает, что он спит, - потихоньку плачет и соседке жалуется:
- Мы его поили, мы его кормили, мы горбом сколачивали, мы за него в имназию платили. А что вышло? Лежит, как чужак, в доме. Другие дети, - ну, он поругается, ну, он и согрубит, - да видать, что он о доме думает. А этот, как камень. Получит письмо с почты от знакомых. И читать торопится, - из-за обеда вскочит, руки дрожат, покеда конверт разорвёт. И читает. Раз прочтёт, другой прочтёт. И ходит! И ходит! И писать сядет. А не так - разорвёт. И волнуется. От чужих ведь! Из-за чужих волнуется! А свои - хоть бы ему что! Что в доме ни делайся, - слова не скажет!
7.
Неизвестный автор. Студенты. 1910-е. Саратовская губ., г. Царицын - ныне Волгоград. МАММ / МДФ. Source
Вскочил Иван Яковлевич:
«Не годится так! Верно это! Свои они мне! Должен, я их жизнью жить! Их жизнью волноваться. Верно это мать!»
Видит как-то, - мать плачет.
- О чём, маменька?
- Как же мне, Ванюшка, не плакать? Пётр-то, легко ли, гармонь купил! Самое последнее дело, уж ежели гармонь! Завелась у человека гармонь, - какой же он работник? Ему не работа на уме, а гармонь. Как бы на гармони поиграть!
8.
Кустодиев Б.М. (1878-1927). Деревенская масленица. 1916. Рязанский государственный областной художественный музей им. И.П. Пожалостина. Бумага, темпера. 50х42. Инв.№211-р. Source
Иван Яковлевич её утешил:
- Ну, что вы, маменька? Ну, что, за беда, что Петя гармонью купил?.. Вы, как бы вам это сказать… Ну, словом, вы напрасно плачете. Ей Богу ничего дурного в этом нет.
- Учи, учи мать-то ещё! Дура у тебя мать-то!..
Старуха пуще залилась слезами.
- Он бы, чем мать-то пожалеть, её же и дурит!
9.
Статуэтка "Гармонист" Дмитровский фарфоровый завод , 1930-е годы. По модели Б.М. Кустодиева 1923 года. Фарфор, роспись надглазурная. 20,8 x 11,1 x 9,5. Source
Пошёл Иван Яковлевич к брату Петру.
- Ты вот что, Пётр. Ты бы свою гармонью бросил. Мать это расстраивает.
Брат Пётр посмотрел на него во все глаза.
- Гармонь - тальянка, первый сорт, об 16 клапанах, а я её «брось»?!
Пётр даже с места вскочил и руками себя по бокам хлопнул:
- Хорош братец, нечего сказать! Взаместо того, чтобы брату радость сделать, из столицы ему гармонью в презент привезти, - он на поди! И последнего утешения лишает? Выкуси, брат! Я эту гармонь-то, может, не один год в уме содержал! По воскресеньям согнувшись сидел. Другой мастеровой народ гуляет, а я заплаты кладу. Всё на гармонь сбирал. И теперь моё такое намерение, чтобы портрет с себя снять. Сапоги с калошами, и на коленях чтобы беспременно гармония. А он: выброси!
Пётр зверел всё больше и больше.
- Нас в имназиях не воспитывали, мы в ниверситетах не баловались. За нас денег не платили, из-за нас горба не наживали. Нас шпандырем лупили, когда вы там по имназиям-то гуляли. Нам какое утешение! А вы нас, братец, и последнего утешения лишить хотите? Тоже называется «братец!» Хорош братец, можно чести приписать!
Иван Яковлевич за голову схватился.
- И он прав! И все они правы! А больше всех мать была права, когда говорила, что чужие люди мне ближе, чем они. Да, да! Все, все мне близки, только не они!
10.
Гармонисты. Русские типы
Отчаяние охватывало его.
- Да неужели, неужели самые близкие мне люди: отец, который радуется, что его псом зовут, значит, заказами не забывают, - мать, которая ревёт, потому что в «гармони» погибель мира видит, - брат в калошах и беспременно с гармонью на коленках! Неужели они, они могут мне быть близки?!
И ужас охватывал его.
- Подлец ты, мерзавец ты, негодяй ты! Да ведь эти самые люди тебя своим горбом выходили! Ведь с голоду бы ты без них подох, вот без этого «пса», без этих людей «с гармонью». В гимназию-то кто за тебя платил? Сами голодали, тебя, негодяя, на плечах держали. А ты смеешь так о них…
До такого отчаяния человек дошёл, что однажды даже отцу объявил:
- Знаешь, что, батюшка? Я думаю всю эту учёность-то по боку! Всё это лишнее! Я сын сапожника, родился сапожником, сапожником и должен быть. Сяду-ка я вот к вам в мастерскую да начну…
11.
Центральная улица провинциального города / Иван Мяздриков. Вид из окна Мяздриковых на улицу Московскую в Муроме. 1890-е. Место съемки: Владимирская губ., г. Муром, ул. Московская, д. 36. Муромский историко-художественный музей. Source
Но отец только посмотрел на него искоса и сказал одно слово:
- Сдурел!
А мать закачала головой и заговорила с горечью, с болью, с язвительностью:
- Значит, все наши хлопоты-то, траты, труды, - хинью-прахом должны пойти? Сапожником он будет! А? Не доедали, не досыпали, а он на всё: тьфу! В сапожники!
Прямо потерялся Иван Яковлевич.
- Что ж делать? Что?
Захочет чем помочь:
- Постойте, я пойду дров наколю!
Улыбаются с неудовольствием:
- Пусти уж! Учёное ли это дело.
В рассуждение ли вдастся, чтоб стариков порадовать, - выслушают, вздохнув:
- Ты, известно, учёный!
И насупятся с неудовольствием.
Захочет разговор поддержать, отцу что возразит мягко, мягко.
- Перечь старику, перечь! - скажет отец.
А мать заплачет.
Совет подать, - и не дай Бог.
- Вы бы форточку отворяли, воздух чище будет.
Братья хмурятся, злобно сплёвывают в сторону:
- Тебе всё нехорошо у нас. И воняет у нас. И всё!
- Учёный! - с горьким вздохом замечает отец.
И начала в семью прокрадываться ненависть какая-то.
Отец велит «сыночка» к обеду звать, непременно зло скажет:
- Зовите… образованного-то!
Иван Яковлевич к обеду идёт, себе говорит:
- Ну-с, послушаем, чего сегодня старый сапожник нафилософствует!
Мать, когда каши поедят, непременно прибавит:
- Ну, никаких разносолов больше не будет. Можно и Богу молиться!
12.
Ярошенко Николай Александрович (1846-1898). Студент. 1881. 88.8 х 62.3 холст, масло. Третьяковская галерея. Source
А ему хочется вскочить и крикнуть:
- Да никаких мне разносолов и не нужно! Да и вообще убирайтесь вы от меня к чёрту! Ничего у меня общего с вами нету. Никто вы мне! Вот что! Не вы мне близкие, не вы, а те, чужие. Там и я всех понимаю, и меня все понимают. А вы? Презираю я вас, презираю! Слышите?
«Эге! - думает Иван Яковлевич. - Плохо дело. Удирать надо!»
Объявил Иван Яковлевич отцу:
- А мне, батя… того… ехать пора…
И когда говорил это, от слёз голос дрожал.
И старик отвернулся:
- Надоть… держать не можем… поезжай!..
И у старика от слёз голос дрожал.
Расцеловались, прослезились.
Он им сказал:
- Пишите!
Они ему сказали:
- Не забывай!
И уехал Иван Яковлевич.
А приехавши в столицу, написал им самое нежное, самое любовное письмо. Все эти мелочи и вздорные столкновения, как пар, улетучились, - остались только в памяти и в душе милые старики.
А через две недели от них и ответ пришёл. На четырёх страницах, кругом исписанных, - что именно хотели люди сказать, понять было мудрено. Было понятно только, - что «письмо твоё получили» и «что не такого утешения от сынка на старости лет ждали».
Иван Яковлевич сейчас же послал им денег.
На денежное письмо получился ответ уже не на четырёх страницах, а на одной.
Писали, что очень благодарны, потому что деньги всегда нужны… А дальше добавляли что-то о «псах» и о родителях.
Наконец, недоразумение разъяснил двоюродный брат Никифор, который приехал в столицу искать места.
- В неблированныя комнаты лакеем, куда барышень водят. Очинно, говорят, выгодно.
Он пришёл к Ивану Яковлевичу с просьбой похлопотать насчёт такого места и кстати пояснил:
- Тятенька с маменькой очинно вашими письмами, Иван Яковлевич, обиждаются. Никому поклонов не шлёте, ни тётеньке Прасковье Феодоровне ни дяденьке Илье Николаевичу. Вся родня в обиде. «На родню, - говорят, - как на псов смотрит. На-те, мол, вам, подавитесь! Денег швырнёт, ровно подачку. Слова приветливого не скажет».
Улыбнулся Иван Яковлевич, обругал себя в душе, улыбаясь, «свиньёй», сел и написал:
«В первых строках сего моего письма посылаю вам, мой дражайший тятенька и моя дражайшая маменька, с любовию низкий поклон и прошу вашего родительского благословения, навеки нерушимого. А ещё низко кланяюсь любезной тётеньке нашей Прасковье Фёдоровне. А любезному дяденьке нашему Илье Николаевичу шлю с любовию низкий поклон. А любезной двоюродной сестрице нашей Нениле Васильевне с любовию низкий поклон и родственное почтение…»
Четыре страницы поклонами исписал и послал.
- Никого, кажется, не забыл. Слава Богу!
13.
Октябрьский манифест. Мининг студентов около университета по случаю Высочайшего Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка». Неизвестный автор. Дата съемки 17 октября 1905. Место съемки г. Санкт-Петербург. Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга. Source
Через неделю пришёл ответ.
Уведомляли, что письмо получили, но что не «чаяли до того времени дожить, чтоб родной сын стал над родителями насмехаться». Потому что приходил заказчик, и когда ему показали письмо от «образованного сыночка», он очень хохотал, читая, и сказал:
- Это он над вами штуки строит и над вашей деревенской дурью насмехается. И всё это прописал не иначе, как в насмешку.
Дальше говорилось что-то о Боге, Который за всё платит.
Иван Яковлевич чуть не волосы на себе рвал:
- Что ж я могу для них сделать? Что?
Как вдруг телеграмма:
- Был пожар. Всё сгорело. Остались нищие. Голодаем.
Схватился Иван Яковлевич, продал, заложил всё, что у него было, вперёд набрал, под векселя надоставал:
- Вот когда я папеньке с маменькой за всё, что они для меня сделали, отплачу. Пришёл случай.
14.
Влас Михайлович Дорошевич (1865-1922). Русский прозаик, публицист, критик. Его фельетоны и очерки были посвящены широкому кругу современных социальных проблем и событий. Фотоателье "Rentz & Schrader" г. Санкт-Петербург, Большая Морская, 27. Фотограф: Фридрих Людвиг Германович Шрадер. Source
И с ужасом себя на этой мысли поймал:
- Да что я? Радуюсь, кажется, что с ними несчастие случилось?
И ответил себе, потому что он был с собой человек честный и правдивый:
- Радоваться - не радуюсь, а облегчение чувствую. Потому что случай вышел долг заплатить.
Когда они будут голодать, - он будет им денег высылать.
Вот и всё, чем он может им помочь. Вот и всё, что может быть между ними общего.
Опубликовано в книге: Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том II. Безвременье. - М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. - С. 188.
Влас Михайлович Дорошевич (1865-1922) - журналист, публицист, театральный критик, один из самых известных фельетонистов конца XIX - начала XX века.
Об авторе:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Дорошевич,_Влас_Михайлович
Русский европеец Влас Дорошевич // Радио Свобода. 02.04.2008
Источник текста: https://ru.wikisource.org/wiki/Интеллигенция_(Дорошевич)
16.
Выставка "Илья Репин" в Государственной Третьяковской галерее Фотография: Юлия Захарова. Source
См. также: в каких условиях Ленин с Троцким "думали революцию" в венских кофейнях:
Заботы? В кофейню!, 2017-11-01
17 октября 1905 года. Илья Ефимович Репин (1844-1930). 1907. Доработана в 1911. Холст, масло. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург. Source
Любая революция - интеллигентский проект. Народ привлекается в качестве движущей силы, как учили классики, но воду мутят всегда интеллигенты.
В 1860-х годах в Российской империи в числе прочих реформ прошла реформа образования. Со всей России в высшие учебные заведения хлынули молодые люди из разных слоев общества. Образ интеллигента кануна русских революций предстает в этом смешном и грустном рассказе о проблеме простых отцов и их образованных детей. Рассказ опубликован в собрании сочинений Дорошевича в 1905 году, но первая публикация была, вероятно, раньше - в какой-нибудь газете или журнале.
Дорошевич Влас Михайлович
Интеллигенция
«… Предлагаю тост за русскую интеллигенцию!»
Речь П. Д. Боборыкина.
Сын сапожника, кончивший университет, - вот что такое русская интеллигенция.
У сапожника Якова было три сына. Двое пошли по своей части и вышли в сапожники, а третий, Ванька, задался ученьем.
Бегал в городское училище, а потом его как-то определили в гимназию.
И отцу сказали:
- Ты, Яков, уж не противься. Мальчонку-то жаль: уж больно умный.
- Пущай балуется! - согласился Яков.
И пошёл Ванька учиться.
То отец кое-как горбом сколотит, за право ученья заплатит, то добрые люди внесут, то сам грошевыми уроками соберёт.
Обшарпанный, обтрёпанный, бегая в затасканном сюртучишке, с рукавами по локоть, зимой в холодном пальтишке, занимая у товарищей книги, кое-как кончил Иван гимназию и уехал в столицу в университет.
2.
Абраам Горнштейн. Портрет студента. Дата съемки: 1904 год. МАММ. Source
Жил голодно, существовал проблематично: то за круглые пятёрки стипендию дадут, то концерт устроят и внесут. Два раза в год ждал, что за невзнос выгонят. Не каждый день ел.
3.
Владимир Фёдорович Кадулин (псевдоним Н. Наядин и др.) (1884, Российская империя - 1957, США). 1910-е. Серии открыток «Типы студентов», «Типы курсисток», «Типы гимназистов» выполнены Кадулиным в 1911-1915 годах для киевского издательства «Рассвет». Учебе самого Кадулина препятствовали материальные трудности. В 1905 году Кадулин не сдал экзамены и был отчислен из Киевского художественного училища «по причине непосещения». Непосещения - потому что надо было зарабатывать деньги для оплаты учебы. Source
Писал сочинения на золотую медаль, - и золотые медали продавал. Учил оболтусов по 6 рублей в месяц. Расставлял по ночам литераторам букву «ять». Летом ездил то на кондиции, то на холеру.
4.
Владимир Кадулин. Типы студентов. Квартирный вопрос. 1910-е. Source 1, source 2
И так кое-как кончил университет.
- Ну, теперь пора и родителей проведать! Как мои старики?
Отец - человек простой, - чтоб больше простого человека порадовать, диплом ему показал:
- Смотри, как батька!
- Фитанец получил! - одобрил отец.
- Фитанец получил! - рассмеялся Иван Яковлевич.
- Молодчага!
Ну, теперь надо думать, как жить.
- Вот что, батюшка! Того, что вы для меня делали, я никогда не забуду. Никогда не забуду, как вы горбом сколачивали, чтоб за меня в гимназию заплатить. Теперь пора и мне на вас поработать. Вы человек старый, вам и отдохнуть время. Переедем мы ко мне и заживём вместе, - на покое вы будете! Да и братьям надо что-нибудь получше устроить.
5.
"Старый русский сапожник". Почтовая открытка. Берлин, издатель Georg Stilke, 1918 г / Alter russischer Schuhmacher. Source 1, source 2
Яков нахмурился и сказал:
- Это не подходит! Мы сапожники природные, и нам своего дела рушить не приходится. И дед твой был сапожник, и я сапожник, и братья твои сапожники. Так и идёт. Спокон века мастерская стоит. Нам дела своего кидать не резон.
Подумал Иван Яковлевич, видит:
- Прав отец. Жизнь сложилась, - ломать её трудно.
А под сердцем что-то сосёт:
- Господи, Боже мой! Неужели я буду заниматься «чистым делом», а они так вот всю жизнь свою в вонючей мастерской, сгорбившись за дратвой, сидеть должны?
Лежит так Иван Яковлевич и думает, а через перегородку слышно, как в мастерскую заказчик зашёл. Голос такой весёлый, барственный.
- Здравствуйте, ребята! А! Яков? Жив, старый пёс?
- Что нам делается, батюшка Пётр Петрович! Что нам делается? - отвечает голос отца. - Живу, пока Бог грехам терпит!
- Живи, живи! - разрешил барственный голос. - Я ведь тебя, старого пса, сколько лет знаю!
- Давненько, батюшка! - согласился льстивый голос отца. - Сапожки заказать изволите?
- Сделай, сделай, старый пёс, сапожки. Сам мерку снимать будешь?
- Ужли ж кому поручу?!
Иван Яковлевич слышал, как отец стал на колени.
- У вас тут мозолечка, кажется, была?
- Хе-хе! Все мои мозоли помнит! Ах, старый пёс, старый пёс!
Понравилось человеку слово!
- Так на той неделе чтоб было готово, старый пёс! Так не обмани, старый пёс! Чтоб не жало, смотри, старый пёс!
Вышел Иван Яковлевич из-за перегородки:
- А позвольте вас спросить, милостивый государь, на каком вы основании человека «псить» себе позволяете? Что, у человека имени своего нет? А?
У отца по лицу пошло неудовольствие. У барина на лице явилось крайнее изумление.
- Это кто же такой?
- Сынок мой. Ниверситет кончил! - заискивающе извиняясь, сказал отец.
Заказчик смутился.
- Виноват… Я не знал… Мы с вашим отцом… мы десятки лет… До свидания, Яков… А сапоги… Сапог мне не делайте… Не надо…
И, не зная просто, куда глядеть, вышел.
6.
Европейский сапожник. Немецкая открытка / AK. Der Bergschuster Schuhmacher in der Werkstatt. Source
- Заказчика отбил? - спросил отец. - 20 лет заказчиком был, а теперь от ворот поворот!
И все сидели и вздыхали.
- Ты вот что. Ты, ученье кончив, для утешения приехал, а не горе родителям причинять. Так ты жить живи, а порядков не рушь! Порядков не рушь! А уж ежели тебе, учёному человеку, так зазорно отца иметь, которого псом зовут, тогда уж…
Старик развёл руками.
- Тогда уж не прогневайся!
Яков отвернулся, и на глазах у него были слёзы!
- Только то бы помнить следовало, что отец твой, этого самого «пса» выслушивая, за тебя же в имназию платил. На того же Петра Петровича работаючи, тебя выпоил, выкормил.
Старик смолк, и все снова тяжко-тяжко вздохнули.
Отчаяние взяло Ивана Яковлевича.
- А, ну их! Какое я, действительно, право имею эти порядки ломать? Что я могу сделать? Не буду ни во что вмешиваться. Погощу, буду их «утешать», как они выражаются. Да и всё!
Лежит в прескверном настроении и слышит: мать, - думает, что он спит, - потихоньку плачет и соседке жалуется:
- Мы его поили, мы его кормили, мы горбом сколачивали, мы за него в имназию платили. А что вышло? Лежит, как чужак, в доме. Другие дети, - ну, он поругается, ну, он и согрубит, - да видать, что он о доме думает. А этот, как камень. Получит письмо с почты от знакомых. И читать торопится, - из-за обеда вскочит, руки дрожат, покеда конверт разорвёт. И читает. Раз прочтёт, другой прочтёт. И ходит! И ходит! И писать сядет. А не так - разорвёт. И волнуется. От чужих ведь! Из-за чужих волнуется! А свои - хоть бы ему что! Что в доме ни делайся, - слова не скажет!
7.
Неизвестный автор. Студенты. 1910-е. Саратовская губ., г. Царицын - ныне Волгоград. МАММ / МДФ. Source
Вскочил Иван Яковлевич:
«Не годится так! Верно это! Свои они мне! Должен, я их жизнью жить! Их жизнью волноваться. Верно это мать!»
Видит как-то, - мать плачет.
- О чём, маменька?
- Как же мне, Ванюшка, не плакать? Пётр-то, легко ли, гармонь купил! Самое последнее дело, уж ежели гармонь! Завелась у человека гармонь, - какой же он работник? Ему не работа на уме, а гармонь. Как бы на гармони поиграть!
8.
Кустодиев Б.М. (1878-1927). Деревенская масленица. 1916. Рязанский государственный областной художественный музей им. И.П. Пожалостина. Бумага, темпера. 50х42. Инв.№211-р. Source
Иван Яковлевич её утешил:
- Ну, что вы, маменька? Ну, что, за беда, что Петя гармонью купил?.. Вы, как бы вам это сказать… Ну, словом, вы напрасно плачете. Ей Богу ничего дурного в этом нет.
- Учи, учи мать-то ещё! Дура у тебя мать-то!..
Старуха пуще залилась слезами.
- Он бы, чем мать-то пожалеть, её же и дурит!
9.
Статуэтка "Гармонист" Дмитровский фарфоровый завод , 1930-е годы. По модели Б.М. Кустодиева 1923 года. Фарфор, роспись надглазурная. 20,8 x 11,1 x 9,5. Source
Пошёл Иван Яковлевич к брату Петру.
- Ты вот что, Пётр. Ты бы свою гармонью бросил. Мать это расстраивает.
Брат Пётр посмотрел на него во все глаза.
- Гармонь - тальянка, первый сорт, об 16 клапанах, а я её «брось»?!
Пётр даже с места вскочил и руками себя по бокам хлопнул:
- Хорош братец, нечего сказать! Взаместо того, чтобы брату радость сделать, из столицы ему гармонью в презент привезти, - он на поди! И последнего утешения лишает? Выкуси, брат! Я эту гармонь-то, может, не один год в уме содержал! По воскресеньям согнувшись сидел. Другой мастеровой народ гуляет, а я заплаты кладу. Всё на гармонь сбирал. И теперь моё такое намерение, чтобы портрет с себя снять. Сапоги с калошами, и на коленях чтобы беспременно гармония. А он: выброси!
Пётр зверел всё больше и больше.
- Нас в имназиях не воспитывали, мы в ниверситетах не баловались. За нас денег не платили, из-за нас горба не наживали. Нас шпандырем лупили, когда вы там по имназиям-то гуляли. Нам какое утешение! А вы нас, братец, и последнего утешения лишить хотите? Тоже называется «братец!» Хорош братец, можно чести приписать!
Иван Яковлевич за голову схватился.
- И он прав! И все они правы! А больше всех мать была права, когда говорила, что чужие люди мне ближе, чем они. Да, да! Все, все мне близки, только не они!
10.
Гармонисты. Русские типы
Отчаяние охватывало его.
- Да неужели, неужели самые близкие мне люди: отец, который радуется, что его псом зовут, значит, заказами не забывают, - мать, которая ревёт, потому что в «гармони» погибель мира видит, - брат в калошах и беспременно с гармонью на коленках! Неужели они, они могут мне быть близки?!
И ужас охватывал его.
- Подлец ты, мерзавец ты, негодяй ты! Да ведь эти самые люди тебя своим горбом выходили! Ведь с голоду бы ты без них подох, вот без этого «пса», без этих людей «с гармонью». В гимназию-то кто за тебя платил? Сами голодали, тебя, негодяя, на плечах держали. А ты смеешь так о них…
До такого отчаяния человек дошёл, что однажды даже отцу объявил:
- Знаешь, что, батюшка? Я думаю всю эту учёность-то по боку! Всё это лишнее! Я сын сапожника, родился сапожником, сапожником и должен быть. Сяду-ка я вот к вам в мастерскую да начну…
11.
Центральная улица провинциального города / Иван Мяздриков. Вид из окна Мяздриковых на улицу Московскую в Муроме. 1890-е. Место съемки: Владимирская губ., г. Муром, ул. Московская, д. 36. Муромский историко-художественный музей. Source
Но отец только посмотрел на него искоса и сказал одно слово:
- Сдурел!
А мать закачала головой и заговорила с горечью, с болью, с язвительностью:
- Значит, все наши хлопоты-то, траты, труды, - хинью-прахом должны пойти? Сапожником он будет! А? Не доедали, не досыпали, а он на всё: тьфу! В сапожники!
Прямо потерялся Иван Яковлевич.
- Что ж делать? Что?
Захочет чем помочь:
- Постойте, я пойду дров наколю!
Улыбаются с неудовольствием:
- Пусти уж! Учёное ли это дело.
В рассуждение ли вдастся, чтоб стариков порадовать, - выслушают, вздохнув:
- Ты, известно, учёный!
И насупятся с неудовольствием.
Захочет разговор поддержать, отцу что возразит мягко, мягко.
- Перечь старику, перечь! - скажет отец.
А мать заплачет.
Совет подать, - и не дай Бог.
- Вы бы форточку отворяли, воздух чище будет.
Братья хмурятся, злобно сплёвывают в сторону:
- Тебе всё нехорошо у нас. И воняет у нас. И всё!
- Учёный! - с горьким вздохом замечает отец.
И начала в семью прокрадываться ненависть какая-то.
Отец велит «сыночка» к обеду звать, непременно зло скажет:
- Зовите… образованного-то!
Иван Яковлевич к обеду идёт, себе говорит:
- Ну-с, послушаем, чего сегодня старый сапожник нафилософствует!
Мать, когда каши поедят, непременно прибавит:
- Ну, никаких разносолов больше не будет. Можно и Богу молиться!
12.
Ярошенко Николай Александрович (1846-1898). Студент. 1881. 88.8 х 62.3 холст, масло. Третьяковская галерея. Source
А ему хочется вскочить и крикнуть:
- Да никаких мне разносолов и не нужно! Да и вообще убирайтесь вы от меня к чёрту! Ничего у меня общего с вами нету. Никто вы мне! Вот что! Не вы мне близкие, не вы, а те, чужие. Там и я всех понимаю, и меня все понимают. А вы? Презираю я вас, презираю! Слышите?
«Эге! - думает Иван Яковлевич. - Плохо дело. Удирать надо!»
Объявил Иван Яковлевич отцу:
- А мне, батя… того… ехать пора…
И когда говорил это, от слёз голос дрожал.
И старик отвернулся:
- Надоть… держать не можем… поезжай!..
И у старика от слёз голос дрожал.
Расцеловались, прослезились.
Он им сказал:
- Пишите!
Они ему сказали:
- Не забывай!
И уехал Иван Яковлевич.
А приехавши в столицу, написал им самое нежное, самое любовное письмо. Все эти мелочи и вздорные столкновения, как пар, улетучились, - остались только в памяти и в душе милые старики.
А через две недели от них и ответ пришёл. На четырёх страницах, кругом исписанных, - что именно хотели люди сказать, понять было мудрено. Было понятно только, - что «письмо твоё получили» и «что не такого утешения от сынка на старости лет ждали».
Иван Яковлевич сейчас же послал им денег.
На денежное письмо получился ответ уже не на четырёх страницах, а на одной.
Писали, что очень благодарны, потому что деньги всегда нужны… А дальше добавляли что-то о «псах» и о родителях.
Наконец, недоразумение разъяснил двоюродный брат Никифор, который приехал в столицу искать места.
- В неблированныя комнаты лакеем, куда барышень водят. Очинно, говорят, выгодно.
Он пришёл к Ивану Яковлевичу с просьбой похлопотать насчёт такого места и кстати пояснил:
- Тятенька с маменькой очинно вашими письмами, Иван Яковлевич, обиждаются. Никому поклонов не шлёте, ни тётеньке Прасковье Феодоровне ни дяденьке Илье Николаевичу. Вся родня в обиде. «На родню, - говорят, - как на псов смотрит. На-те, мол, вам, подавитесь! Денег швырнёт, ровно подачку. Слова приветливого не скажет».
Улыбнулся Иван Яковлевич, обругал себя в душе, улыбаясь, «свиньёй», сел и написал:
«В первых строках сего моего письма посылаю вам, мой дражайший тятенька и моя дражайшая маменька, с любовию низкий поклон и прошу вашего родительского благословения, навеки нерушимого. А ещё низко кланяюсь любезной тётеньке нашей Прасковье Фёдоровне. А любезному дяденьке нашему Илье Николаевичу шлю с любовию низкий поклон. А любезной двоюродной сестрице нашей Нениле Васильевне с любовию низкий поклон и родственное почтение…»
Четыре страницы поклонами исписал и послал.
- Никого, кажется, не забыл. Слава Богу!
13.
Октябрьский манифест. Мининг студентов около университета по случаю Высочайшего Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка». Неизвестный автор. Дата съемки 17 октября 1905. Место съемки г. Санкт-Петербург. Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга. Source
Через неделю пришёл ответ.
Уведомляли, что письмо получили, но что не «чаяли до того времени дожить, чтоб родной сын стал над родителями насмехаться». Потому что приходил заказчик, и когда ему показали письмо от «образованного сыночка», он очень хохотал, читая, и сказал:
- Это он над вами штуки строит и над вашей деревенской дурью насмехается. И всё это прописал не иначе, как в насмешку.
Дальше говорилось что-то о Боге, Который за всё платит.
Иван Яковлевич чуть не волосы на себе рвал:
- Что ж я могу для них сделать? Что?
Как вдруг телеграмма:
- Был пожар. Всё сгорело. Остались нищие. Голодаем.
Схватился Иван Яковлевич, продал, заложил всё, что у него было, вперёд набрал, под векселя надоставал:
- Вот когда я папеньке с маменькой за всё, что они для меня сделали, отплачу. Пришёл случай.
14.
Влас Михайлович Дорошевич (1865-1922). Русский прозаик, публицист, критик. Его фельетоны и очерки были посвящены широкому кругу современных социальных проблем и событий. Фотоателье "Rentz & Schrader" г. Санкт-Петербург, Большая Морская, 27. Фотограф: Фридрих Людвиг Германович Шрадер. Source
И с ужасом себя на этой мысли поймал:
- Да что я? Радуюсь, кажется, что с ними несчастие случилось?
И ответил себе, потому что он был с собой человек честный и правдивый:
- Радоваться - не радуюсь, а облегчение чувствую. Потому что случай вышел долг заплатить.
Когда они будут голодать, - он будет им денег высылать.
Вот и всё, чем он может им помочь. Вот и всё, что может быть между ними общего.
Опубликовано в книге: Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том II. Безвременье. - М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. - С. 188.
Влас Михайлович Дорошевич (1865-1922) - журналист, публицист, театральный критик, один из самых известных фельетонистов конца XIX - начала XX века.
Об авторе:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Дорошевич,_Влас_Михайлович
Русский европеец Влас Дорошевич // Радио Свобода. 02.04.2008
Источник текста: https://ru.wikisource.org/wiki/Интеллигенция_(Дорошевич)
16.
Выставка "Илья Репин" в Государственной Третьяковской галерее Фотография: Юлия Захарова. Source
См. также: в каких условиях Ленин с Троцким "думали революцию" в венских кофейнях:
Заботы? В кофейню!, 2017-11-01