Последний волшебник Харькова
23, но уже так многое хочется забыть, забыть, что волшебники оказываются самыми обычными беспомощными людьми, и горячие слезы тоже иногда катятся по их щекам, когда они любят.
Это смешно и грустно, но Харькову очень не повезло со штатным волшебником. Ему всего лишь 23, у него нет ни посоха, ни бороды, к своей работе он относится самым халатным образом - уезжая в многодневные командировки, впадая в депрессию, или погружаясь с головой в другую работу. Да и что собственно может сделать последний волшебник Харькова, если он - это я.
Я не искал эту работу, но она искала меня. Долго.
Предпоследним волшебником Харькова был спившейся преподаватель, в общем, очень больной человек. Он уже с трудом передвигался, но та страсть коллекционера, которую мне всегда трудно объяснить другим людям, вдыхала жизнь в этот уже, казалось бы, безжизненный организм, и каждые выходные он оказывался здесь, в парке Артема, среди десятка таких же, как он немного сумасшедших филокартистов. Я тоже бывал там.
Чувствует ли человек, что скоро настанет конец его пьесы? Наверное, не берусь точно сказать, но в то майское воскресенье незадолго до своей смерти он сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться - предложение выкупить коллекцию его открыток. Подымаясь по старой деревянной лестнице в его комнатушку на улице Дарвина, я не знал, что помимо старых пожелтевших карточек с разных городов, стран и континентов - этих осколков из разбитого витража нашей истории, я получу еще что-то. Этим “что-то” был ключ, который вручался с фразой “не забудь зимой смазать замок, а то потом х.. откроешь” и фраза на прощание - “доходное дело, быстро окупится”. Вечером этого же дня я открывал ключом будку “РЭС” и спускался в свою небесную канцелярию - канализационный коллектор, где меня уже ждало два послания. Новый волшебник заступил на дежурство. Дело оказалось вовсе не доходным, лишь однажды в порванную фотографию было завернуто обручальное кольцо. Лицо парня на фото было обведено шариковой ручкой, а на обратной стороне краткое желание-инструкция - “Чтоб он сдох”. Я не знаю, откуда взялась традиция бросать в щель послания, что делать с просьбами о деньгах, о здоровье детям и смерти любовницам я тоже не знаю - мне всего лишь дали ключ с инструкцией “не забудь зимой смазать замок, а то потом х.. откроешь” и ничего больше. Но все же я решил завести амбарную книгу, где с немецкой педантичностью регистрировал все поступившие имена и просьбы, чтобы потом, попав на воскресную службу попросить Бога простить тех, кто просит зла и дать тем, кто просит добра. Сплавил работу, в общем-то.
Я не знаю, кто будет следующим волшебником Харькова и будет ли он вообще, но, уезжая, я все же решил бросить в щель эту записку. Что-то все же мне подсказывает, что ей путешествовать не по лабиринтам канализации, а по небесным лабиринтам света и тьмы.
Мне же ничего не надо.
Это смешно и грустно, но Харькову очень не повезло со штатным волшебником. Ему всего лишь 23, у него нет ни посоха, ни бороды, к своей работе он относится самым халатным образом - уезжая в многодневные командировки, впадая в депрессию, или погружаясь с головой в другую работу. Да и что собственно может сделать последний волшебник Харькова, если он - это я.
Я не искал эту работу, но она искала меня. Долго.
Предпоследним волшебником Харькова был спившейся преподаватель, в общем, очень больной человек. Он уже с трудом передвигался, но та страсть коллекционера, которую мне всегда трудно объяснить другим людям, вдыхала жизнь в этот уже, казалось бы, безжизненный организм, и каждые выходные он оказывался здесь, в парке Артема, среди десятка таких же, как он немного сумасшедших филокартистов. Я тоже бывал там.
Чувствует ли человек, что скоро настанет конец его пьесы? Наверное, не берусь точно сказать, но в то майское воскресенье незадолго до своей смерти он сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться - предложение выкупить коллекцию его открыток. Подымаясь по старой деревянной лестнице в его комнатушку на улице Дарвина, я не знал, что помимо старых пожелтевших карточек с разных городов, стран и континентов - этих осколков из разбитого витража нашей истории, я получу еще что-то. Этим “что-то” был ключ, который вручался с фразой “не забудь зимой смазать замок, а то потом х.. откроешь” и фраза на прощание - “доходное дело, быстро окупится”. Вечером этого же дня я открывал ключом будку “РЭС” и спускался в свою небесную канцелярию - канализационный коллектор, где меня уже ждало два послания. Новый волшебник заступил на дежурство. Дело оказалось вовсе не доходным, лишь однажды в порванную фотографию было завернуто обручальное кольцо. Лицо парня на фото было обведено шариковой ручкой, а на обратной стороне краткое желание-инструкция - “Чтоб он сдох”. Я не знаю, откуда взялась традиция бросать в щель послания, что делать с просьбами о деньгах, о здоровье детям и смерти любовницам я тоже не знаю - мне всего лишь дали ключ с инструкцией “не забудь зимой смазать замок, а то потом х.. откроешь” и ничего больше. Но все же я решил завести амбарную книгу, где с немецкой педантичностью регистрировал все поступившие имена и просьбы, чтобы потом, попав на воскресную службу попросить Бога простить тех, кто просит зла и дать тем, кто просит добра. Сплавил работу, в общем-то.
Я не знаю, кто будет следующим волшебником Харькова и будет ли он вообще, но, уезжая, я все же решил бросить в щель эту записку. Что-то все же мне подсказывает, что ей путешествовать не по лабиринтам канализации, а по небесным лабиринтам света и тьмы.
Мне же ничего не надо.