Почему патриотизм в РФ не лучше шовинизма
Оригинал взят у kosarex в Почему патриотизм в РФ не лучше шовинизма
Я уже писал об антипубличности российской политики. Написал я это в сентябре 2011 года, то есть невольно заранее предупредил, что всё равно власть обречена будет подавить Болотное движение. Да, было желание поиграть в публичность, было желание поиграть в клоунаду, но всё равно дело не удалось. Сами начали клоунаду раньше, чем нужно было по сюжету, сами испугались какой-то ерунды, сами разрушали возможность использовать клоунаду как заготовку для будущих клоунад. Теперь надо клоунов готовить новых и загодя. Это потому, что любая публичность таит в себе угрозу нарушения табеля о рангах.
Однако, есть ещё иная проблема - проблема вредоносности для системы управления Россией патриотизма-государственничества. Внешне патриотизм выглядит крайне привлекательно - мы любим власть, поэтому любим родину как продолжение власти, мы защищаем родину, поскольку она есть собственность власти, да и мы тоже собственность власти. Казалось бы, что может быть антигосударственного и вредоносного в готовности обвязаться гранатами, завопить - за Родину, за Путина и Медведева, за Чубайса ненаглядного, и броситься под танк НАТО? Внешне это выглядит крайне привлекательно. Крайне привлекательно выглядят также трудовые подвиги патриотов - во имя власти будем трудиться на олигархов больше, а получать меньше, Заработаем Абрамовичу на новую яхту во славу России! В теории это выглядит крайне привлекательно, а на деле это подрыв государственных устоев, главных скреп, разрушение межчеловеческих отношений и правил субординации. Когда кто-то в сетях назвал нового министра образования Ольгу Васильеву фашистской, он выразил в столь нелепой форме реальность - патриотизм ничем не лучше оголтелого шовинизма.
Возьмем главное - никакой патриотизм не имеет право покушаться на социальную структуру общества и связанные с этой структурой психологические и социальные отношения. Например, борьба за крепкую семью и повышение рождаемости не имеет право покушаться на самоощущение русским мужчиной себя как раба системы и бестолковую личность, которая должна жить под женским каблуком так, что в целом непонятно, зачем ему дети и семья. Мужчина должен содержать семью из непонятно каких доходов, но чувствовать себя так, будто он в долгу перед супругой как перед ипотекой. Патриотизм же опасен иным.
У нас достаточно жесткая система межнациональной субординации. Вспомним реакцию на Хованское побоище. Формально ничего страшного не произошло. Таджики и узбеки побили каких-то бандитов. Для бандитов это тоже не трагедия - все знают, что всегда кто-то сильнее, кто-то слабее, сегодня они побеждают, завтра их побеждают. Как бы сказал китайский генерал, воспитанный на традициях романа Троецарствие, победы и поражения дело обычное для воина, надо не стенать, а готовиться к новым битвам. Но в Думе была правильная реакция - усилить контроль над мигрантами, подавить, не дать им побеждать социально более значемую страту. Мигранты невольно бросили вызов системе - они нарушили права вышестоящей структуры.
Патриотизм предполагает нечто ужасное - любить власть как нечто высшее без упора на любовь к находящейся над ней структурой. Например, крепостной крестьянин в первую очередь обязан трепетать перед помещиком, угождать ему и только потом служить государству. Любовь к императору не должна противоречить любви к помещику. Недаром рекрутов считалось крайне нежелательным возвращать после службы в село в крепостное состояние. Это было запрещено, чтобы рекрут не принес в село ненужное отношение к жизни - главное служить Отечеству и императору, быть винтиком этой системы. Противоречие решалось через предоставление инвалиду после службы личной свободы - ему можно быть не такими, как крепостные крестьяне, пусть он беден, неважно, статус уже иной.
Патриотизм противоречит главной задаче русского человека - трепетать. Трепетать перед полицией, чиновниками, национальными меньшинствами. Трепет и патриотизм противоречат друг другу. Патриотизм не включает в себя идею - мы любим власть за то, что мы обязаны её бояться и трепетать. Наоборот, патриотизм предполагает отсутствие трепета. Например, я не боюсь наказание за измену родине, поскольку сам не изменю и другим не дам. Пусть патриот дурак, но это дурак с широко расправленными плечами, прямым, уверенным взглядом, четкой речью и твердым пониманием, что все в принципе равны ему, поскольку все такие. Красиво смотрится, но это неправильно даже в армии, где солдат-салабон обязан трепетать перед дедулями и защищать их интересы от наездов офицеров. Трепетность салабона и патриотизм по сути несовместны. Салабон работает на дедулю, чтобы дедуле было хорошо, а не ради повышения боеготовности армии. Недаром истинный салабон не только позволяет дедам бить себя в морду и унижать, он обязан быть готов дать офицеру в морду, если дед прикажет. Во время Второй мировой у Сталина возникли проблемы. Еврейская, коммунистическая общественность обратила внимание товарища Сталина, что подъем патриотизма привел к падению трепета русских перед евреями. И, хотя Сталин после войны доказал правильность собственной позиции и интернационализм, начав снова массовые посадки и наведение трепета на русский народ, осадочек-то остался. И Сталин, и его оппоненты по партии убедились, что патриотизм, полезный в боях, даже в боях вреден с точки зрения межнациональных отношений, а в мирное время это явное зло. Отсюда конфликт, приведший к гибели Сталина.
Сейчас полагается трепетать не только перед евреями и грузинами, но ещё больше перед чеченцами. Патриотизм требует нечто грязное и непотребное - любить родину больше трепета перед чеченцами. Сама по себе кампания Хватит кормить Кавказ была омерзительна не тем, что Кавказ можно не кормить. Это ерунда - власть имеет право кормить, имеет право не кормить. Мы, как патриоты, обязаны поддержать любое решение власти. Но, право обсуждать это право чувствовать себя с чеченцами на равных. Данное право заложено в идее патриотизма - все равны перед родиной, поскольку власть наша родина. Мы видим такой же нонсенс и такой же маразм в отношении к чеченцам, как в поэзии о Сталине - сидят люди в купе и о Сталине любимом говорят. О Сталине нельзя говорить, Сталиным можно восхищаться, демонстрировать своё подобострастие, лояльность и так далее.
Недавно господин Мелконян за отсутствие подобострастия убил бывшего полицейского Межуева. Он, Мелконян, абсолютно с точки зрения скреп государственности прав - до столкновения с ним Межуев мог сколько угодно воображать себя патриотом, то есть человеком с широкораставленными плечами, прямым взглядом, этакой внутренней гордостью патриота. Но сразу после столкновения он обязан был ощутить себя мелкой тварью, запуганным рабом, вечно оправдывающимся животным. То есть, он должен был ощутить в себе вредоносность патриотизма-государственничества. У него в голове обязаны были возникнуть приоритеты, несовместимые с патриотизмом. Бывший десантник Маржанов был неправильно воспитан в армии, горд за страну, ощущал себя равным, уверен, что статус сына татарина возвышает его. Он даже не стыдился светлых волос на голове. За это чеченцы его убили. Власть с пониманием отнеслась к ситуации. Правда, народные волнения помешали. Эти волнения по сути показали, что патриотизм несовместим с нормальным, задавленным мироощущением русского народа.
Надо понять, что пресловутая КОБа недаром называется концепцией общественной безопасности, а не национальной и даже государственной. Национальные интересы или государственные интересы это нечто, что противоречит идее статуса русского народа. Но и в КОБе заложено неправильное отношение к жизни, дескать, если мы будем друг друга подавлять и контролировать на низшем уровне, то государство расцветет. Это значит, что мы хоть как-то можем влиять на власть, а иметь возможность влиять на власть с точки зрения концепции национальной безопасности КОБа это уже зло, вызов вышестоящим через неправильную покорность. Васильева вступила на неправильный путь воспитания государственного патриотизма. А у нас любой патриотизм вреден, поскольку это неправильная покорность. Рабу полагается трепетать перед хозяевами на низших ступенях власти и трепетать перед более высоким уровнем власти только по приказу низших инстанций. Нельзя трепетать перед чеченцами и государством одновременно, если чеченцы в конкретной ситуации не укажут, да и то надо быть всегда готовым сменить позицию.
В ЖЖ, ФБ и прочих соцсетях мы видим схожую ситуацию. Низший уровень, например, Галковский требует трепетного отношения. Мы должны прежде всего слушать низший уровень, а не более высокий, например, Путина. Патриотизм в таких случаях вреден для правильного функционирования низших ступеней власти или самозванцев. Вот и получается, что патриотизм вреден для управления Российской Федерацией. И Васильева вредна, и присяга в ВС РФ вредна, и церковь вредна, и рассуждения о строительстве империи вредны. Всё вредно, кроме трепета.
Я уже писал об антипубличности российской политики. Написал я это в сентябре 2011 года, то есть невольно заранее предупредил, что всё равно власть обречена будет подавить Болотное движение. Да, было желание поиграть в публичность, было желание поиграть в клоунаду, но всё равно дело не удалось. Сами начали клоунаду раньше, чем нужно было по сюжету, сами испугались какой-то ерунды, сами разрушали возможность использовать клоунаду как заготовку для будущих клоунад. Теперь надо клоунов готовить новых и загодя. Это потому, что любая публичность таит в себе угрозу нарушения табеля о рангах.
Однако, есть ещё иная проблема - проблема вредоносности для системы управления Россией патриотизма-государственничества. Внешне патриотизм выглядит крайне привлекательно - мы любим власть, поэтому любим родину как продолжение власти, мы защищаем родину, поскольку она есть собственность власти, да и мы тоже собственность власти. Казалось бы, что может быть антигосударственного и вредоносного в готовности обвязаться гранатами, завопить - за Родину, за Путина и Медведева, за Чубайса ненаглядного, и броситься под танк НАТО? Внешне это выглядит крайне привлекательно. Крайне привлекательно выглядят также трудовые подвиги патриотов - во имя власти будем трудиться на олигархов больше, а получать меньше, Заработаем Абрамовичу на новую яхту во славу России! В теории это выглядит крайне привлекательно, а на деле это подрыв государственных устоев, главных скреп, разрушение межчеловеческих отношений и правил субординации. Когда кто-то в сетях назвал нового министра образования Ольгу Васильеву фашистской, он выразил в столь нелепой форме реальность - патриотизм ничем не лучше оголтелого шовинизма.
Возьмем главное - никакой патриотизм не имеет право покушаться на социальную структуру общества и связанные с этой структурой психологические и социальные отношения. Например, борьба за крепкую семью и повышение рождаемости не имеет право покушаться на самоощущение русским мужчиной себя как раба системы и бестолковую личность, которая должна жить под женским каблуком так, что в целом непонятно, зачем ему дети и семья. Мужчина должен содержать семью из непонятно каких доходов, но чувствовать себя так, будто он в долгу перед супругой как перед ипотекой. Патриотизм же опасен иным.
У нас достаточно жесткая система межнациональной субординации. Вспомним реакцию на Хованское побоище. Формально ничего страшного не произошло. Таджики и узбеки побили каких-то бандитов. Для бандитов это тоже не трагедия - все знают, что всегда кто-то сильнее, кто-то слабее, сегодня они побеждают, завтра их побеждают. Как бы сказал китайский генерал, воспитанный на традициях романа Троецарствие, победы и поражения дело обычное для воина, надо не стенать, а готовиться к новым битвам. Но в Думе была правильная реакция - усилить контроль над мигрантами, подавить, не дать им побеждать социально более значемую страту. Мигранты невольно бросили вызов системе - они нарушили права вышестоящей структуры.
Патриотизм предполагает нечто ужасное - любить власть как нечто высшее без упора на любовь к находящейся над ней структурой. Например, крепостной крестьянин в первую очередь обязан трепетать перед помещиком, угождать ему и только потом служить государству. Любовь к императору не должна противоречить любви к помещику. Недаром рекрутов считалось крайне нежелательным возвращать после службы в село в крепостное состояние. Это было запрещено, чтобы рекрут не принес в село ненужное отношение к жизни - главное служить Отечеству и императору, быть винтиком этой системы. Противоречие решалось через предоставление инвалиду после службы личной свободы - ему можно быть не такими, как крепостные крестьяне, пусть он беден, неважно, статус уже иной.
Патриотизм противоречит главной задаче русского человека - трепетать. Трепетать перед полицией, чиновниками, национальными меньшинствами. Трепет и патриотизм противоречат друг другу. Патриотизм не включает в себя идею - мы любим власть за то, что мы обязаны её бояться и трепетать. Наоборот, патриотизм предполагает отсутствие трепета. Например, я не боюсь наказание за измену родине, поскольку сам не изменю и другим не дам. Пусть патриот дурак, но это дурак с широко расправленными плечами, прямым, уверенным взглядом, четкой речью и твердым пониманием, что все в принципе равны ему, поскольку все такие. Красиво смотрится, но это неправильно даже в армии, где солдат-салабон обязан трепетать перед дедулями и защищать их интересы от наездов офицеров. Трепетность салабона и патриотизм по сути несовместны. Салабон работает на дедулю, чтобы дедуле было хорошо, а не ради повышения боеготовности армии. Недаром истинный салабон не только позволяет дедам бить себя в морду и унижать, он обязан быть готов дать офицеру в морду, если дед прикажет. Во время Второй мировой у Сталина возникли проблемы. Еврейская, коммунистическая общественность обратила внимание товарища Сталина, что подъем патриотизма привел к падению трепета русских перед евреями. И, хотя Сталин после войны доказал правильность собственной позиции и интернационализм, начав снова массовые посадки и наведение трепета на русский народ, осадочек-то остался. И Сталин, и его оппоненты по партии убедились, что патриотизм, полезный в боях, даже в боях вреден с точки зрения межнациональных отношений, а в мирное время это явное зло. Отсюда конфликт, приведший к гибели Сталина.
Сейчас полагается трепетать не только перед евреями и грузинами, но ещё больше перед чеченцами. Патриотизм требует нечто грязное и непотребное - любить родину больше трепета перед чеченцами. Сама по себе кампания Хватит кормить Кавказ была омерзительна не тем, что Кавказ можно не кормить. Это ерунда - власть имеет право кормить, имеет право не кормить. Мы, как патриоты, обязаны поддержать любое решение власти. Но, право обсуждать это право чувствовать себя с чеченцами на равных. Данное право заложено в идее патриотизма - все равны перед родиной, поскольку власть наша родина. Мы видим такой же нонсенс и такой же маразм в отношении к чеченцам, как в поэзии о Сталине - сидят люди в купе и о Сталине любимом говорят. О Сталине нельзя говорить, Сталиным можно восхищаться, демонстрировать своё подобострастие, лояльность и так далее.
Недавно господин Мелконян за отсутствие подобострастия убил бывшего полицейского Межуева. Он, Мелконян, абсолютно с точки зрения скреп государственности прав - до столкновения с ним Межуев мог сколько угодно воображать себя патриотом, то есть человеком с широкораставленными плечами, прямым взглядом, этакой внутренней гордостью патриота. Но сразу после столкновения он обязан был ощутить себя мелкой тварью, запуганным рабом, вечно оправдывающимся животным. То есть, он должен был ощутить в себе вредоносность патриотизма-государственничества. У него в голове обязаны были возникнуть приоритеты, несовместимые с патриотизмом. Бывший десантник Маржанов был неправильно воспитан в армии, горд за страну, ощущал себя равным, уверен, что статус сына татарина возвышает его. Он даже не стыдился светлых волос на голове. За это чеченцы его убили. Власть с пониманием отнеслась к ситуации. Правда, народные волнения помешали. Эти волнения по сути показали, что патриотизм несовместим с нормальным, задавленным мироощущением русского народа.
Надо понять, что пресловутая КОБа недаром называется концепцией общественной безопасности, а не национальной и даже государственной. Национальные интересы или государственные интересы это нечто, что противоречит идее статуса русского народа. Но и в КОБе заложено неправильное отношение к жизни, дескать, если мы будем друг друга подавлять и контролировать на низшем уровне, то государство расцветет. Это значит, что мы хоть как-то можем влиять на власть, а иметь возможность влиять на власть с точки зрения концепции национальной безопасности КОБа это уже зло, вызов вышестоящим через неправильную покорность. Васильева вступила на неправильный путь воспитания государственного патриотизма. А у нас любой патриотизм вреден, поскольку это неправильная покорность. Рабу полагается трепетать перед хозяевами на низших ступенях власти и трепетать перед более высоким уровнем власти только по приказу низших инстанций. Нельзя трепетать перед чеченцами и государством одновременно, если чеченцы в конкретной ситуации не укажут, да и то надо быть всегда готовым сменить позицию.
В ЖЖ, ФБ и прочих соцсетях мы видим схожую ситуацию. Низший уровень, например, Галковский требует трепетного отношения. Мы должны прежде всего слушать низший уровень, а не более высокий, например, Путина. Патриотизм в таких случаях вреден для правильного функционирования низших ступеней власти или самозванцев. Вот и получается, что патриотизм вреден для управления Российской Федерацией. И Васильева вредна, и присяга в ВС РФ вредна, и церковь вредна, и рассуждения о строительстве империи вредны. Всё вредно, кроме трепета.