По поводу сделки между Китаем и Ираном
Объявление о Всеобъемлющем стратегическом партнерстве (CSP), заключении 25-летнего соглашения об экономике и развитии между Китаем и Ираном, незамедлительно добавило усиливающихся дискурсов относительно геостратегической конкуренции между США и Китаем. Тем не менее, более пристальный взгляд на его последствия показывает, что он может быть полезен для достижения некоторых целей США в отношениях с Ираном, особенно для модернизации режима.
Многие иранские политики поспешили охарактеризовать CSP как предупреждение США, и американские аналитики аналогичным образом изображают его как средство для Китая усилить свое влияние в регионе. В то время как СМИ Персидского залива утверждали, что это было последним признаком выхода США из региона, мало что было сказано о потенциальном влиянии CSP на внутреннюю динамику внутри Ирана.
Соглашение, получившее название "Сделка четверти века", вряд ли является новым, поскольку оно было впервые предложено президентом Си Цзиньпином во время его визита в Иран в 2016 г. Более того, с тех пор оно сталкивается с непрекращающимся противодействием со стороны некоторых элементов внутри Ирана. В частности, было много споров по нераскрытым частям соглашения, которые якобы включают возможное использование Китаем иранских военных объектов, будущее военное сотрудничество с Ираном, возможную аренду иранских островов в Персидском заливе, а также инвестиции в транспортную инфраструктуру Ирана включая его порты. Тот факт, что иранское правительство не раскрыло полный текст соглашения, продолжает вызывать любопытство за пределами Ирана и некоторое сопротивление внутри него.
Глядя на CSP с выгодной точки зрения дискуссии о стратегической конкуренции между США и Китаем, он обычно фокусируется на влиянии максимальных санкций США на торговлю нефтью или продажами оружия Ирана и упускает из виду то, что, возможно, является главным: что Китай включил Иран в семью инициативы "Один пояс, один путь" (BRI) и, следовательно, для поощрения чувства нормализации между Ираном и другими членами семьи BRI в регионе для облегчения движения товаров и финансовых транзакций.
Можно ожидать, что новое партнерство Ирана с Китаем восстановит его связь с мировой торговой системой, что заставит Иран принять более рыночный подход, как это сделал Китай, и что в конечном итоге может повлиять на его нынешний революционный дискурс.
Экономическая реинтеграция Ирана через его участие в BRI, вероятно, создаст новый социальный и экономический импульс для переориентации его экономических интересов на процветание и развитие, а не на поддержание его революционных целей. Это, вероятно, сосредоточение на его экономике, торговле и развитии инфраструктуры является частью более широких требований населения, которые тонко, но решительно подрывают авторитет как правительства Ирана, так и его революционных организаций. В этом контексте CSP предлагает иранскому режиму потенциальный спасательный круг в тот момент, когда давление нарастает. Такая переориентация может также привести к изменению приоритетов политики внутри страны, а не за ее пределами, что позволит удовлетворить спрос, который в последние годы вывел многих иранцев на улицы.
Представляется более вероятным, что именно экономическая модернизация потребует дальнейших изменений в политике и потенциально может приблизить Иран к мировым рынкам и их спросу, чем это имеет место сегодня. Это, вероятно, потребует от Ирана смягчить свой религиозно-революционный дискурс и вместо этого ввести экономический революционный дискурс. Точно так же иранским религиозным лидерам, возможно, придется смириться с тем фактом, что следующая революция должна быть экономической революцией, с таким планом, как "Видение 2030" Саудовской Аравии или "Перспективы на следующие 50 лет" ОАЭ, которые откроются для Ирана к новому экономическому потенциалу
Таким образом, CSP представляет собой проблему для США, независимо от аспектов безопасности соглашения между Ираном и Китаем. Перспектива создания прямых торговых связей между Ираном и Китаем, вероятно, либо заставит США усилить санкции как в отношении Ирана, так и в отношении Китая, либо обратится в другую сторону и ускорит снятие "максимального давления" на Иран вместо того, чтобы пытаться усилить давление на Китай, чтобы заставить его подчиниться. Ослабление санкций в отношении Ирана позволит США возобновить взаимодействие с Ираном по Совместному всеобъемлющему плану действий и не позволит Китаю стать единственным торговым партнером Ирана, позволив европейским и другим странам покупать иранскую нефть и торговать с Тегераном. Фактически, это могло бы ускорить реинтеграцию Ирана в мировую торговую систему.
Непосредственные результаты таких изменений могут быть весьма бурными. Иран мог сделать то, что он сделал, когда администрация Обамы высвободила 1,7 млрд$ из удержанных денежных средств, которые должны были поддержать своих доверенных лиц по всему миру, профинансировать создание новых в Ираке и поддержать старых в Йемене.
Аргумент по-прежнему остается в силе, что, если такие краткосрочные вызовы удастся сдержать, долгосрочные последствия экономической переориентации и реинтеграции Ирана могут дать иранскому режиму возможность заново изобрести себя подобно Китаю, когда он начал свою социалистическую модернизацию и обеспечил вторую жизнь устаревшему режиму.
Такая трансформация потребует от лидера дальновидности, возможно, уровня реформистского президента Китая Дэн Сяопина, и далеко не ясно, кто из нынешних иранских политических кругов может принять такую мантию. Тем не менее, CSP, вероятно, потребует появления такой фигуры, которая сможет заново изобрести Иран в качестве экономического регионального игрока и заменить нынешнюю догматическую риторику, которая подвергает Иран остракизму на региональном и международном уровнях.
Такой подход может показаться надуманным и в краткосрочной перспективе может оказаться проблематичным; однако в более долгосрочной перспективе, возможно, он представляет новый способ обращения с Ираном, который отличается от американского подхода к операционному давлению и, возможно, ближе к подходу, который ОАЭ использовали в отношении Ирана во времена Мохаммада Хатами и Акбара Рафсанджани. Представление Китаем своего плана безопасности на Ближнем Востоке из пяти пунктов указывает на то, что его подход к Ирану может быть более всеобъемлющим и, возможно, важным для экономической интеграции Ирана в регионе.
Многие иранские политики поспешили охарактеризовать CSP как предупреждение США, и американские аналитики аналогичным образом изображают его как средство для Китая усилить свое влияние в регионе. В то время как СМИ Персидского залива утверждали, что это было последним признаком выхода США из региона, мало что было сказано о потенциальном влиянии CSP на внутреннюю динамику внутри Ирана.
Соглашение, получившее название "Сделка четверти века", вряд ли является новым, поскольку оно было впервые предложено президентом Си Цзиньпином во время его визита в Иран в 2016 г. Более того, с тех пор оно сталкивается с непрекращающимся противодействием со стороны некоторых элементов внутри Ирана. В частности, было много споров по нераскрытым частям соглашения, которые якобы включают возможное использование Китаем иранских военных объектов, будущее военное сотрудничество с Ираном, возможную аренду иранских островов в Персидском заливе, а также инвестиции в транспортную инфраструктуру Ирана включая его порты. Тот факт, что иранское правительство не раскрыло полный текст соглашения, продолжает вызывать любопытство за пределами Ирана и некоторое сопротивление внутри него.
Глядя на CSP с выгодной точки зрения дискуссии о стратегической конкуренции между США и Китаем, он обычно фокусируется на влиянии максимальных санкций США на торговлю нефтью или продажами оружия Ирана и упускает из виду то, что, возможно, является главным: что Китай включил Иран в семью инициативы "Один пояс, один путь" (BRI) и, следовательно, для поощрения чувства нормализации между Ираном и другими членами семьи BRI в регионе для облегчения движения товаров и финансовых транзакций.
Можно ожидать, что новое партнерство Ирана с Китаем восстановит его связь с мировой торговой системой, что заставит Иран принять более рыночный подход, как это сделал Китай, и что в конечном итоге может повлиять на его нынешний революционный дискурс.
Экономическая реинтеграция Ирана через его участие в BRI, вероятно, создаст новый социальный и экономический импульс для переориентации его экономических интересов на процветание и развитие, а не на поддержание его революционных целей. Это, вероятно, сосредоточение на его экономике, торговле и развитии инфраструктуры является частью более широких требований населения, которые тонко, но решительно подрывают авторитет как правительства Ирана, так и его революционных организаций. В этом контексте CSP предлагает иранскому режиму потенциальный спасательный круг в тот момент, когда давление нарастает. Такая переориентация может также привести к изменению приоритетов политики внутри страны, а не за ее пределами, что позволит удовлетворить спрос, который в последние годы вывел многих иранцев на улицы.
Представляется более вероятным, что именно экономическая модернизация потребует дальнейших изменений в политике и потенциально может приблизить Иран к мировым рынкам и их спросу, чем это имеет место сегодня. Это, вероятно, потребует от Ирана смягчить свой религиозно-революционный дискурс и вместо этого ввести экономический революционный дискурс. Точно так же иранским религиозным лидерам, возможно, придется смириться с тем фактом, что следующая революция должна быть экономической революцией, с таким планом, как "Видение 2030" Саудовской Аравии или "Перспективы на следующие 50 лет" ОАЭ, которые откроются для Ирана к новому экономическому потенциалу
Таким образом, CSP представляет собой проблему для США, независимо от аспектов безопасности соглашения между Ираном и Китаем. Перспектива создания прямых торговых связей между Ираном и Китаем, вероятно, либо заставит США усилить санкции как в отношении Ирана, так и в отношении Китая, либо обратится в другую сторону и ускорит снятие "максимального давления" на Иран вместо того, чтобы пытаться усилить давление на Китай, чтобы заставить его подчиниться. Ослабление санкций в отношении Ирана позволит США возобновить взаимодействие с Ираном по Совместному всеобъемлющему плану действий и не позволит Китаю стать единственным торговым партнером Ирана, позволив европейским и другим странам покупать иранскую нефть и торговать с Тегераном. Фактически, это могло бы ускорить реинтеграцию Ирана в мировую торговую систему.
Непосредственные результаты таких изменений могут быть весьма бурными. Иран мог сделать то, что он сделал, когда администрация Обамы высвободила 1,7 млрд$ из удержанных денежных средств, которые должны были поддержать своих доверенных лиц по всему миру, профинансировать создание новых в Ираке и поддержать старых в Йемене.
Аргумент по-прежнему остается в силе, что, если такие краткосрочные вызовы удастся сдержать, долгосрочные последствия экономической переориентации и реинтеграции Ирана могут дать иранскому режиму возможность заново изобрести себя подобно Китаю, когда он начал свою социалистическую модернизацию и обеспечил вторую жизнь устаревшему режиму.
Такая трансформация потребует от лидера дальновидности, возможно, уровня реформистского президента Китая Дэн Сяопина, и далеко не ясно, кто из нынешних иранских политических кругов может принять такую мантию. Тем не менее, CSP, вероятно, потребует появления такой фигуры, которая сможет заново изобрести Иран в качестве экономического регионального игрока и заменить нынешнюю догматическую риторику, которая подвергает Иран остракизму на региональном и международном уровнях.
Такой подход может показаться надуманным и в краткосрочной перспективе может оказаться проблематичным; однако в более долгосрочной перспективе, возможно, он представляет новый способ обращения с Ираном, который отличается от американского подхода к операционному давлению и, возможно, ближе к подходу, который ОАЭ использовали в отношении Ирана во времена Мохаммада Хатами и Акбара Рафсанджани. Представление Китаем своего плана безопасности на Ближнем Востоке из пяти пунктов указывает на то, что его подход к Ирану может быть более всеобъемлющим и, возможно, важным для экономической интеграции Ирана в регионе.