У них там не то что у нас тут
Среди бела дня в супермаркет зашли Любовь Дмитриевна и Людмила Карл-Марксовна. Дмитриевна старательно и щепетильно заполняла свою корзинку продуктами из списка, а Карл-Марксовна только зевала по сторонам и недовольно фыркала, читая этикетки банок с консервацией. Она ходила от ряда к ряду и всем своим внешним видом старалась показать недовольство, недовольство по различным причинам и поводам, то ассортиментом, то калориями, то жирностью. Все товары страдали от подобной низкой оценки их характеристик, они грустили на своих полках не в силах протестовать, все товары хотели быть купленными и любимыми, все, да не все...
Нагло развалившись гроздьями на прилавке, самодовольно отдыхал его величество виноград. Его завезли не более часа назад, он был свеж, горд и спесив, ему было плевать на все происходящее вокруг, он просто лежал, наслаждаясь собственной свежестью. Карл-Марксовна, покрутившись у молочного отдела, в очередной раз высказала свое «фе» и, собралась было еще где-то повозмущаться, как вдруг ее внимание обратил на себя наш наглец. Подойдя к прилавку, она сперва ткнула в виноград пальцем, затем, повертев в руках гроздь, оторвала виноградинку и сунула себе в рот. Затем вторую, третью. Семена с кожурой она тут же громко выплевывала на пол.
- Что ты делаешь, так ведь нельзя, - услышав происходящее, подоспела на помощь винограду Дмитриевна, - ты же не на рынке!
- Можно. - отвечает Карлмарксовна, выплевывая очередной труп виноградинки, - я вот была во Франции, там все так делают.
Стоит отметить, что Карл-Марксовна совсем непростая женщина, по сути все люди не просты, но в ней вся эта не простота сочеталась в особенных пропорциях, ни у кого более не повторяющихся. В ней слились прямолинейность и официозность, и пол-литра заносчивости и три грамма неопределенной таинственности, а это уж не каждому дано. И уж точно не каждому под силу побывать во Франции, где она и вправду была четыре года назад. Ее дочь, беженка из родных земель привезла ее туда похвастать своим бытом работницы швейной фабрики. С тех пор родная реальность не давала Карл-Марксовне покоя, с тех самых пор она все познавала только в сравнении.
Нагло развалившись гроздьями на прилавке, самодовольно отдыхал его величество виноград. Его завезли не более часа назад, он был свеж, горд и спесив, ему было плевать на все происходящее вокруг, он просто лежал, наслаждаясь собственной свежестью. Карл-Марксовна, покрутившись у молочного отдела, в очередной раз высказала свое «фе» и, собралась было еще где-то повозмущаться, как вдруг ее внимание обратил на себя наш наглец. Подойдя к прилавку, она сперва ткнула в виноград пальцем, затем, повертев в руках гроздь, оторвала виноградинку и сунула себе в рот. Затем вторую, третью. Семена с кожурой она тут же громко выплевывала на пол.
- Что ты делаешь, так ведь нельзя, - услышав происходящее, подоспела на помощь винограду Дмитриевна, - ты же не на рынке!
- Можно. - отвечает Карлмарксовна, выплевывая очередной труп виноградинки, - я вот была во Франции, там все так делают.
Стоит отметить, что Карл-Марксовна совсем непростая женщина, по сути все люди не просты, но в ней вся эта не простота сочеталась в особенных пропорциях, ни у кого более не повторяющихся. В ней слились прямолинейность и официозность, и пол-литра заносчивости и три грамма неопределенной таинственности, а это уж не каждому дано. И уж точно не каждому под силу побывать во Франции, где она и вправду была четыре года назад. Ее дочь, беженка из родных земель привезла ее туда похвастать своим бытом работницы швейной фабрики. С тех пор родная реальность не давала Карл-Марксовне покоя, с тех самых пор она все познавала только в сравнении.