Тема деревни
Куда уходит детство?
Может туда, где не ходят поезда, а только старый запыленный Львовский автобус. В него тяжело лезут бабки в платках, волоча за собой корзины и мешки. Увидев тебя, замирают на минуту, сканируют острым цепким взглядом и, вынеся приговор «наш» или «не наш» здоровКаются. Растянутое на две автобусных ступеньки «Здра-а-авствуйте» означает, что фейс-контроль пройден. За ним следуют череда одинаковых вопросов об учебе и состоянии здоровья всех, вплоть до пятого колена родственников. После допроса бабки дружно кряхтят, перевязывают платки и улыбаются щербатым ртом. Разглядев в тебе «свежие уши» они, перекрикивая друг друга, во всех подробностях расскажут о повышении цен на рынке, мизерной пенсии, бывшем колхозном председателе Петровиче, который совсем осатанел, заделался кулаком и попивает народную кровушку, о Нинке-шалаве, что ведет себя вызывающе, кавалеры то у нее каждую неделю разные и, мост через речку совсем рухнул и огурцы не растут, а ты сидишь и думаешь, что эта дорога до деревни, вроде этого предложения, никак не кончится.
Но вот водитель резко тормозит, двери с шумом открываются, и тебя вытряхивает на залитую солнцем привокзальную площадь полную веселых людей, толстых голубей и подсолнечной шелухи, тоже какой-то толстой. На этой площади бойкие тетки в платках и фуфайках продают все подряд: картошку, семечки, малосольные огурцы, домашние пироги, сало и ягоду ведрами. А за ней сразу поле. Огромное море золотой пшеницы, где начинается, а где заканчивается неизвестно. Плывешь по этому золотому морю и в попутчиках у тебя только солнце.
В деревне никогда не запирают дома. Поднимешь щеколду, погладишь лобастую собаку, что заливисто лает и виляет хвостом, и по крылечку забегаешь в дом. В доме включен телевизор и пустые комнаты. Бабушка, как всегда в огороде, мужики на работе в поле, дети на улице бегают. Только кот улегся на подоконнике и греет на солнышке пузо. Чмокнешь бабушку в щеку, отсалютуешь о здоровье матери, глотнешь холодного домашнего квасу и первым делом на речку.
Речка это центр подростковой жизни в деревне. Там собирается все оставленные на попечение бабушек дети. Пацаны сидят с удочками, на берегу, подражая отцам, и ловят бычков. Девчонки, бросив, где попало шлепки и одЕжу, с визгом плюхаются в воду и наперегонки переплывают речку. Течение слишком быстрое, а вода холодная. И вот лежишь ты на другом берегу речки, изнеможенная борьбой с течением, вокруг огромное множество коровьих «лепешек», а рядом подруга Ирка и чувствуешь себя самым счастливым человеком на земле.
После обеда бабка заставит таскать воду и поливать бесконечные грядки с огурцами, а потом ты несешь их к дальней железнодорожной станции. Оставив ее торговать, идешь от станции по путям, где между шпалами растет ромашка и земляника, а вдоль дороги навалены деревья, к дальнему озеру. Босиком по горячим рельсам, для равновесия покачивая босоножками, зажатыми в руках, болтая с девчонками о всякой ерунде. По дороге нарвешь кукурузы с колхозного поля. В воздухе пахнет дегтем и медом, а мы в березовой чаще слизываем сок с терпкой ранки дерева.
По небу плывут розовые облака, а ты, сидишь на разогретой солнцем лавочке, свесив босые пыльные ноги, слушаешь гудение стрекоз над ухом, лениво отмахиваешься от мух и лузгаешь семечки, выковыривая их из улыбающейся подсолнуховой морды, пока зубы не станут черные, а язык не покроется волдырями. Так живописны вокруг подсолнухи и мальвы, кот перебрался тебе на колени и лениво посматривает вокруг, а пол в хате покрасили и вход в комнату только по батарее через окошко. Под ногами носятся куры, утки и гуси, а ты все сидишь и слушаешь бабкины сплетни. И больше ничего, ну ничего не надо.
Как стемнеет, собираемся в лесу, разжигаем костер и печем в нем картошку. Треск огня, щелчки горящего дерева, смотрим до рези в глазах на огонь и рассказываем страшилки. Когда звуки леса, становятся особенно страшными, тушим пепелище и передвигаемся к дому вслепую, еще больше пугая друг друга.
Зато зимой можно топить печку и лежать у нее под боком, в дремотном покое, ни о чем не думать и не воспоминать. Ходить к колодцу за водой по обледенелой узкой дорожке, протоптанной в сугробах. Откидывать скрипучую крышку, крутить ворот и смотреть, как опускается в черную бездну промерзшая цепь с наростом тонких сосулек. А по дороге к дому подпрыгивать на замерзшей клеенке автобусных сидений и дышать на ледяные оконные узоры.
Тема деревни не раскрыта. А что есть у вас из воспоминаний, чтобы дополнить?
Может туда, где не ходят поезда, а только старый запыленный Львовский автобус. В него тяжело лезут бабки в платках, волоча за собой корзины и мешки. Увидев тебя, замирают на минуту, сканируют острым цепким взглядом и, вынеся приговор «наш» или «не наш» здоровКаются. Растянутое на две автобусных ступеньки «Здра-а-авствуйте» означает, что фейс-контроль пройден. За ним следуют череда одинаковых вопросов об учебе и состоянии здоровья всех, вплоть до пятого колена родственников. После допроса бабки дружно кряхтят, перевязывают платки и улыбаются щербатым ртом. Разглядев в тебе «свежие уши» они, перекрикивая друг друга, во всех подробностях расскажут о повышении цен на рынке, мизерной пенсии, бывшем колхозном председателе Петровиче, который совсем осатанел, заделался кулаком и попивает народную кровушку, о Нинке-шалаве, что ведет себя вызывающе, кавалеры то у нее каждую неделю разные и, мост через речку совсем рухнул и огурцы не растут, а ты сидишь и думаешь, что эта дорога до деревни, вроде этого предложения, никак не кончится.
Но вот водитель резко тормозит, двери с шумом открываются, и тебя вытряхивает на залитую солнцем привокзальную площадь полную веселых людей, толстых голубей и подсолнечной шелухи, тоже какой-то толстой. На этой площади бойкие тетки в платках и фуфайках продают все подряд: картошку, семечки, малосольные огурцы, домашние пироги, сало и ягоду ведрами. А за ней сразу поле. Огромное море золотой пшеницы, где начинается, а где заканчивается неизвестно. Плывешь по этому золотому морю и в попутчиках у тебя только солнце.
В деревне никогда не запирают дома. Поднимешь щеколду, погладишь лобастую собаку, что заливисто лает и виляет хвостом, и по крылечку забегаешь в дом. В доме включен телевизор и пустые комнаты. Бабушка, как всегда в огороде, мужики на работе в поле, дети на улице бегают. Только кот улегся на подоконнике и греет на солнышке пузо. Чмокнешь бабушку в щеку, отсалютуешь о здоровье матери, глотнешь холодного домашнего квасу и первым делом на речку.
Речка это центр подростковой жизни в деревне. Там собирается все оставленные на попечение бабушек дети. Пацаны сидят с удочками, на берегу, подражая отцам, и ловят бычков. Девчонки, бросив, где попало шлепки и одЕжу, с визгом плюхаются в воду и наперегонки переплывают речку. Течение слишком быстрое, а вода холодная. И вот лежишь ты на другом берегу речки, изнеможенная борьбой с течением, вокруг огромное множество коровьих «лепешек», а рядом подруга Ирка и чувствуешь себя самым счастливым человеком на земле.
После обеда бабка заставит таскать воду и поливать бесконечные грядки с огурцами, а потом ты несешь их к дальней железнодорожной станции. Оставив ее торговать, идешь от станции по путям, где между шпалами растет ромашка и земляника, а вдоль дороги навалены деревья, к дальнему озеру. Босиком по горячим рельсам, для равновесия покачивая босоножками, зажатыми в руках, болтая с девчонками о всякой ерунде. По дороге нарвешь кукурузы с колхозного поля. В воздухе пахнет дегтем и медом, а мы в березовой чаще слизываем сок с терпкой ранки дерева.
По небу плывут розовые облака, а ты, сидишь на разогретой солнцем лавочке, свесив босые пыльные ноги, слушаешь гудение стрекоз над ухом, лениво отмахиваешься от мух и лузгаешь семечки, выковыривая их из улыбающейся подсолнуховой морды, пока зубы не станут черные, а язык не покроется волдырями. Так живописны вокруг подсолнухи и мальвы, кот перебрался тебе на колени и лениво посматривает вокруг, а пол в хате покрасили и вход в комнату только по батарее через окошко. Под ногами носятся куры, утки и гуси, а ты все сидишь и слушаешь бабкины сплетни. И больше ничего, ну ничего не надо.
Как стемнеет, собираемся в лесу, разжигаем костер и печем в нем картошку. Треск огня, щелчки горящего дерева, смотрим до рези в глазах на огонь и рассказываем страшилки. Когда звуки леса, становятся особенно страшными, тушим пепелище и передвигаемся к дому вслепую, еще больше пугая друг друга.
Зато зимой можно топить печку и лежать у нее под боком, в дремотном покое, ни о чем не думать и не воспоминать. Ходить к колодцу за водой по обледенелой узкой дорожке, протоптанной в сугробах. Откидывать скрипучую крышку, крутить ворот и смотреть, как опускается в черную бездну промерзшая цепь с наростом тонких сосулек. А по дороге к дому подпрыгивать на замерзшей клеенке автобусных сидений и дышать на ледяные оконные узоры.
Тема деревни не раскрыта. А что есть у вас из воспоминаний, чтобы дополнить?