Картинки памяти
Если мы вспоминаем что-нибудь из своей жизни, то это либо какая-то история, и тогда мы вспоминаем только то, что относится к сюжетной линии, либо вся история укладывается в одну единственную картинку памяти. Мы даже можем не помнить, что было до и после этой картинки. Конечно, эта картинка не статичная. Все-таки, это, наверное, история, уместившаяся в несколько секунд или минут. Картинки запоминаются, когда что-то произвело сильное впечатление. В детстве такое случается часто.
Когда подростками мы ездили на день рождения нашей троюродной сестры Аленки, то встречались на Тверской (тогда улице Горького) у витрины магазина Подарки. Однажды я ждала своих братьев (троюродных, но все равно очень родных). А рядом стояла и тоже ждала кого-то женщина. Картинка: я чувствовала, что эта женщина вне суетливой толпы, я чувствовала, что она давно ждет. Я не видела ее лица, она стояла отвернувшись к витрине. И вдруг она обернулась. Она была красива, она была сама по себе, она наверняка была чьей-то музой, да вот только был ли у нее хоть один друг? На ней была маленькая шляпка с небольшой вуалью. От всей ее красоты помню чудесные темные глаза. Вот все. Для меня - на всю жизнь.
Моя мама преподавала астрономию и математику в МГПИ им.Ленина. Сначала их кафедра располагалась недалеко от Новодевичьева монастыря, на Малой Пироговской. А потом их переселили на Сретенку. В здании, кажется, располагалось КГБ, два верхних этажа отдали астрономам, а на первом этаже справа размещалась общественная диетическая столовая. В столовую мог зайти любой человек с улицы, а вот чтобы пройти наверх, надо было предъявить пропуск милиционеру. Когда студенты приезжали на занятия, они собирались перед охранником всей группой и он пропускал их по списку. Я иногда заезжала к маме на работу. Она или спускалась за мной сама, или охраннику звонил кто-то с кафедры, кто мог попросить, чтобы меня пропустили. Иногда мы с мамой шли обедать в эту диетическую столовую. Картинка: мы с мамой обедаем в диетической столовой. Народу уже немного, обеденное время заканчивается. На некоторых столах стоят грязные тарелки с остатками еды. Там не полагалось относить за собой посуду на мойку. За соседним столиком сидела старая женщина. То есть, это тогда она казалась мне старой. И одета она была во что-то старое, допотопное. Она была маленькая, худенькая и очень аккуратная. Она ела суп. Больше перед ней ничего не было. Вот она доела. Оглянулась вокруг, встала и взяла с соседнего стола тарелку с недоееденой кем-то гречневой кашей, села на свое место и продолжила есть. Она огляделась перед тем, как взять эту кашу, чтобы удостовериться, что на нее никто не претендует. Мне было лет пятнадцать, то есть это самый конец шестидесятых. Это теперь я догадываюсь, через какой голод надо было пройти, чтобы доедать чужую кашу. Чтобы с таким достоинством доедать чужую кашу! Мне тогда стало очень стыдно, что рядом со мной есть голодные люди. Нет, я не могла им помочь, но я узнала, что такое существует.