Счастье - 2
В препоганейший дождливый осенний день вдруг снизошло откуда-то сверху: зоопарк! И время проведём, и детей выгуляем, и зверушек всяких посмотрим. День был хоть и выходной, но совсем незанятый. Дождь до этого лил неделю - дети давно были переведены на внутриквартирное пребывание и томились.
Зоопарк работал, но был пуст, как барабан - так, пара - тройка потерянных посетителей мелькала вдали и тут же пряталась. Звери и птицы, которые не спрятались от надоевшей сырости, были сонными и влажными. Остальные залезли как можно дальше от наших любопытных взоров - пустой зоопарк означает - совсем пустой. Нечего здесь делать.
Воздух состоял из уныния и тоски. Дети мои были совсем малы (восемь лет одной и три года другой) и закапризничали, не умея выразить свои ощущения, но тяготясь. Нас с женой могло спасти внезапно купленное мороженое - но настолько безумных продавцов не наблюдалось.
В террариуме неожиданно обнаружился художник. Сидел, как паучок в уголке, ждал клиентов, потерявшихся в реальности. А тут - мы. Он накинулся на нас, как изголодавший Ван Гог, призывая немедленно, да, немедленно сделать карандашный хотя бы рисунок таких прекрасных детей. Или прекрасной их мамы. Или их брутального и мужественного папы - и всё это недорого! Всего за тысячу рублей! Прямо здесь! За три минуты! Хорошо! За пятьсот! - кого-нибудь одного и то только потому, что такой день, такой паршивый день.
У брутального папы в кармане нашлось триста пятьдесят рублей и мелочь. Художник был согласен и на это.
У младшей дочери ещё не было осмысленного выражения лица, и тут - это же память! на всю жизнь! - решили рисовать старшую. Осталось её уговорить.
…Когда, пятилетней, мы привели её к школьному психологу для оценки готовности к школе (так получилось) на стандартный заход «Здравствуй, девочка! Давай с тобой поговорим…» она - пятилетний ребёнок! - отрезала: «Женщина! Я не хочу с Вами разговаривать» - чем заслужила титул «неуправляемой» и нашу родительскую гордость. То есть уговаривать её надо было уметь. А мы это умели. Потому как, искапризившуюся, мы её всё же уговорили - она позировала. Хоть и без удовольствия.
…Сейчас этот портрет, который так и не был повешен в её комнате, украшает стену нашего лесного дома. Дочь на нём выглядит, как девочка с европейской рождественской открытки - с пухлыми губками, щёчками, длинными ресницами и большими глазами - художник явно стремился «сделать нам красиво». Но, глядя на плод его стараний, я понимаю, что неожиданно он зарисовал дождливое, сырое и нервное мгновение моего счастья.
Зоопарк работал, но был пуст, как барабан - так, пара - тройка потерянных посетителей мелькала вдали и тут же пряталась. Звери и птицы, которые не спрятались от надоевшей сырости, были сонными и влажными. Остальные залезли как можно дальше от наших любопытных взоров - пустой зоопарк означает - совсем пустой. Нечего здесь делать.
Воздух состоял из уныния и тоски. Дети мои были совсем малы (восемь лет одной и три года другой) и закапризничали, не умея выразить свои ощущения, но тяготясь. Нас с женой могло спасти внезапно купленное мороженое - но настолько безумных продавцов не наблюдалось.
В террариуме неожиданно обнаружился художник. Сидел, как паучок в уголке, ждал клиентов, потерявшихся в реальности. А тут - мы. Он накинулся на нас, как изголодавший Ван Гог, призывая немедленно, да, немедленно сделать карандашный хотя бы рисунок таких прекрасных детей. Или прекрасной их мамы. Или их брутального и мужественного папы - и всё это недорого! Всего за тысячу рублей! Прямо здесь! За три минуты! Хорошо! За пятьсот! - кого-нибудь одного и то только потому, что такой день, такой паршивый день.
У брутального папы в кармане нашлось триста пятьдесят рублей и мелочь. Художник был согласен и на это.
У младшей дочери ещё не было осмысленного выражения лица, и тут - это же память! на всю жизнь! - решили рисовать старшую. Осталось её уговорить.
…Когда, пятилетней, мы привели её к школьному психологу для оценки готовности к школе (так получилось) на стандартный заход «Здравствуй, девочка! Давай с тобой поговорим…» она - пятилетний ребёнок! - отрезала: «Женщина! Я не хочу с Вами разговаривать» - чем заслужила титул «неуправляемой» и нашу родительскую гордость. То есть уговаривать её надо было уметь. А мы это умели. Потому как, искапризившуюся, мы её всё же уговорили - она позировала. Хоть и без удовольствия.
…Сейчас этот портрет, который так и не был повешен в её комнате, украшает стену нашего лесного дома. Дочь на нём выглядит, как девочка с европейской рождественской открытки - с пухлыми губками, щёчками, длинными ресницами и большими глазами - художник явно стремился «сделать нам красиво». Но, глядя на плод его стараний, я понимаю, что неожиданно он зарисовал дождливое, сырое и нервное мгновение моего счастья.