... Вчера в спортзале заметил мальчика, занимавшегося в футболке с надписью на спине: "Х ежегодный
турнир памяти Владимира Ревтова". И на какое-то время меня это выбило из колеи, потому что в этой надписи был и кусочек моей жизни.
С Владимиром Ревтовым я познакомился в 1987 году, когда стал работать тренером по силовому троеборью в СК "Динамо" - ну, вы помните - тот самый, рядом с ККТ "Космос". Вова был на "Динамо" в
большом авторитете - временами, дзюдоисты во главе с Виктором Коневым (он был и моим тренером, когда я занимался дзю-до) заходили в зал "качать силу". Честно сказать, в этот момент я на них злился, потому как руководство "Динамо" хотело живых денег, и я вёл платные группы, а они весь цимес ломали. Помню, я даже пытался с них за эту качалку денег брать, и даже вроде с кого-то что-то получил со словами: "Ты, Головин, совсем офигел - нам все коммерсы Центра платят (многие дзюдоисты "Динамо" тогда были связаны с бизнес-клубом "Глобус"), а мы что, получается - платим тебе?!". Я уверил, что никому не скажу, как обстоят дела на самом деле :)))
Интернет дал ссылку на сайт турнира:
http://www.sambo-ekb.ru/upryamyi-parenj-iz-dinamo.htm Но многие события остались за кадром.
В 90-е Россия стояла на развилке: или быть страной "пацанов", живущих по своим понятиям, отличным от социалистической законности, либо выбрать "порядок", согласившись с властью силовиков.
Как гениально сказал Жванецкий, "ощущение такое, что мы с боями и потерями прорвались из Бухенвальда в Освенцим".
Я не думаю, что страна, которую построили бы реальные пацаны, была бы хуже той, которую пытаются "строить" государственно ориентированные православные силовики. У тех пацанов из 90-х были понятия о чести, совести и здравом смысле.
И, чего греха таить, они мне ближе, чем условные чекисты.
В последние месяцы своей жизни Володя ездил на простой девятке - правда, с форсированным движком, зарегистрированной на чужое имя - знал, что на приметной машине его проще выследить и убить. Не помогло.
Они все "бандиты и поэты", "первые солдаты перестройки", лежат на Широкореченском кладбище, о котором писал Борис Рыжий :
Приобретут всеевропейский лоск
слова трансазиатского поэта,
я позабуду сказочный Свердловск
и школьный двор в районе Вторчермета.
Но где бы мне ни выпало остыть,
в Париже знойном,
в Лондоне промозглом,
мой жалкий прах советую зарыть
на безымянном кладбище свердловском.
Не в плане не лишённой красоты,
но вычурной и артистичной позы,
а потому что там мои кенты,
их профили из мрамора и розы.
На купоросных голубых снегах,
закончившие ШРМ на тройки,
они споткнулись с медью в черепах
как первые солдаты перестройки.
Пусть Вторчермет гудит своей трубой.
Пластполимер пускай свистит
протяжно.
А женщина, что не была со мной,
альбом откроет и закурит важно.
Она откроет голубой альбом,
где лица наши будущим согреты,
где живы мы, в альбоме голубом,
земная шваль: бандиты и поэты.
И я скорблю - по ним, так рано ушедшим.