Коронавирус шагает по Москве.
А волонтёры как ни в чём не бывало шагают в больничку. Хотя все остальные (ну, не все, а некоторые) сидят на самоизоляции.
Ёжа тоже сидит и в больничку не ходит. Но совесть постоянно указывает ей на этот факт. Нет. Конечно Ёжа в больничку не пойдёт, хотя бы потому, что прошляпила момент, когда раздавали пропуска, а теперь уже не доберешься, но чтобы хоть как-то успокоить свою совесть, она всё-таки сподобилась откопать прошлогодний пост, написанный
- Олюш, привет! Ну, ты завтра как всегда? - Ёжа итак редко теперь заглядывает в больничку, а как сама приболела, так точно уже пол года не была.
- Ага! Как всегда, ты только имей в виду, что в воскресенье что ли День борьбы со СПИДом, поэтому в субботу у нас мероприятия: Литургия, посиделки потом. Соответственно много народу будет и О.Ю., понятно.
- Ой! Хорошо, что предупредила, я тогда у Сашки зарегистрируюсь, если не - О.Ю. ругаться будет. Ты как сама?
- Придёшь поговорим.
В принципе за то время, что Ёжи тут не было, ничего на территории не изменилось. Разве что второй корпус обкопали траншеями и весь пандус завалили стройматериалами. Даже охрана на входе пароль спрашивает вне зависимости, была тут Ёжа неделю или год назад.
В комнате народу много довольно, но явно что почти все уже разошлись. Ребята стоят уже в куртки одетые, Сашка свою кепку ищет, которую он как всегда при входе бросил на обеденный стол, а кто-то её прибрал. Причём стоят они толпой как раз перед шкафом с одеждой и обувью, и Ёже нет никакой возможности скинуть сапожки и надеть тапочки. Ну ладно, пускай лапы маленько попреют.
О.Ю. и Оля что-то разбирают на столе и очень вскользь здороваются с Ёжей. У стола с чайником полуприсев на него стоит незнакомая девушка в халате и косынке, и ещё одна, уже одетая, у компьютерного стола - почти затухшая больничная жизнь-то, похоже, налаживается!
- Мы тебя в холле подождём, - распрощавшись ребята вываливаются из комнаты.
- Наташ, ну ты одна на этаж пойдёшь? - О.Ю. обращается к явно ждущей её команды девушке у чайника.
- Да она ж всегда одна ходит, - Оля удивляется вопросу. - Она медсестра.
- Ёжа, ты поможешь тут прибраться? У нас комиссия ходит, а тут навалено у двери и на столе. - О.Ю. с одним закончила, уделяет внимание следующему.
- Конечно! Не вопрос.
- У меня такая точно ступенька есть, от бабушки досталась. Я на ней собе кровать устроила, - ступенька валяется поверх груды пакетов и коробок.
- Надо её наверх закинуть, - Оля смотрит на шкаф, где уже громоздятся какие-то конструкции типа ходунков.
- Ну беги, а то тебя столько молодых людей ждёт, - О.Ю. отпускает и вторую девушку, чтобы переключится на Олю.
- Покажите мне, пожалуйста, какие именно сведения идут в отчёт, а то Вика жалуется, что я много пишу, и ей трудно вычленить информацию для него. - Оля тащит О.Ю. Викин отчёт и обычные записи с этажей.
- Это отчёт для гранта! - в голосе О.Ю. звучит заслуженная гордость.
- Вы на грант подаётесь?
- Мы уже его получили, вон в шкафу стоит диплом! Два с половиной миллиона! И ещё президентский у нас есть!
- Вот это дааа! Это ж сколько сил надо было приложить!
- Зато теперь сёстрам зарплату прибавили, и вообще нас хоть заметили. - О.Ю. конечно, приятно. - А то все только же на детей, на стариков, на хосписы жертвуют. Это естественно. Кто на наших-то подаст?
- Ну да, я помню, как мы на ярмарке в Семёновском к детям примазались.
- Да и в сестричестве мы были совсем незаметным подразделением, а теперь вес появился! - дальше они занялись совершенно не интересующими Ёжу графами, а Ёжа стала разбирать стол и пакеты.
- Вы чай пить будете? - Ёжа включает чайник. - Я от жажды помираю.
- О.Ю., как вы? Выглядите хорошо, летом, наверное, болели? - когда все расселись за столом, заводит светскую беседу Ёжа. - Вам какого чаю?
- Да что ты, - О.Ю. трясёт свежими кудряшками. - Я ужасно выгляжу!
- Ну, во всяком случае лучше, чем летом.
- И болела, и муж мамы умер и пришлось её к себе забрать, - на этом моменте Ёжа с Олей переглядываются.
- Дааа, это теперь новая совсем другая жизнь наступит, - Ёжа насыпает на тарелку кешью, несколько пакетиков которых какая-то добрая душа притащила постящимся. - Ей сколько лет?
- Да 95. Слава Богу ходит, и с головой более или менее.
- До такого возраста в своём уме не каждый доживает.
- Я и молюсь за голову и за ноги - это самое главное. И характер, конечно, у них… - Ёжа с Олей, синхронно, подумали, что характером О.Ю.в маму, но злорадствовать не стали, а только сочувственно покивали дружно головами.
- Зато, когда наша бабушка была жива, я считала себя полностью здоровой, - Ёжа садится рядом с тарелкой кешью и непроизвольно начинает клевать. - В доме не может быть больше одного больного.
- Отец отца Иоанна умер, - рассказывает дальше О.Ю. - Он лежачий был, но всё понимал, и такой молитвенник! Весь дом был его молитвой наполнен! Очень тяжело пережила его смерть. А ты, Ёжа, долго привыкала?
- Очень долго. Но я же с собакой. Если бы не она вообще не знаю, выкарабкалась бы или нет. Каждый день Господа благодарю, что Он мне её дал. Животные так умеют утешать - берёшь её на колени, и она весь негатив с тебя снимает. У вас же тоже были эти… которые летали.
* Отступление: Саха́рная сумчатая летяга, или саха́рный летающий поссум, или карликовая сумчатая летяга, или короткоголовая летающая белка (лат. Petaurus breviceps) - сумчатое млекопитающие семейства сумчатых летяг.
Продолжаем:
- Сбежали они. Я искала, мальчика нашла, а девочка так и не вернулась.
- Ой! Мне неделю назад приснилось, что я свою собачку потеряла. Я тааак кричала во сне, - невежливо перебивает О.Ю. Ёжа, но её чувство переполнило, уж очень это страшно, когда любимое существо теряется.
- Мне так жалко мальчика было, один он остался. Посоветовалась с отцом Иоанном, может купить ему девочку, но он сказал, что лучше в добрые руки отдать.
Ёжа вспомнила, что когда она собаку решила взять, её все отговаривали: "ты с ума сошла, при твоей нагрузке!" Бабушке тоже 90 было со всеми вытекающими. Ёжа сама удивляется, как она этот хор благожелателей не послушала и взяла щенка, обычно Ёжа к сопротивлению общему мнению мало способна. А вышло, что через год все люди покинули Ёжу (в разных направлениях), одна собака осталась. И то, потому что физически не могла этого сделать. Но соба долго тосковала, больше года во дворе ко всем старушкам бросалась - свою бабочку искала. Хотя бабочка её не любила и наверняка не догадывалась, как та к ней привязана.
- Ёж, посмотри, пожалуйста, мне носки сухие, я ноги промочила, - Оля снимает кроссовки и совершенно мокрые носки.
- Слушай! Ты уже два часа тут сидишь, и только сейчас задумала снять этот компресс, - задохнулась Ёжа от возмущения. Ну, не понимает она как так можно со своим организмом обращаться. Тем более, что тело для Оли - это тот инструмент, которым она трудится.
- У меня кроссовки треснули насквозь, т.ч.практически босяком хожу, - Оля демонстрирует глубокий каньон, рассекающий подошву по всей ширине. - Надо посмотреть, нет ли у нас какой обувки подходящей.
- А зачем ты так ходишь? - спокойно, в отличие от Ёжи, задаёт О.Ю. самый правильный для любой ситуации вопрос - "зачем?".
- Да, потому что святая! - ядовито замечает Ёжа из ящика с носками, куда она погрузилась в поисках. - Как святитель Иоанн Шанхайский босяком по Парижу ходил.
Надо сказать, что в комнате всегда есть и было: много одежды, в основном ношеной, которую добровольцы по-тихому приносят из дома; меньше обуви, того же происхождения; и целые коробки новых носков, маек и трусов для страдальцев обоих полов, которые неизвестные благотворители закупают оптом, т.к.никому в голову не придёт тащить в больничку б/у носки, а потребность в белье есть постоянная.
- О! Какие сапоги отличные! - Оля вытаскивает из сундука короткие, но тёплые сапожки с толстыми и совершенно целыми подошвами. - Как же мне повезло! Главное, моего размера. Слава Тебе, Господи!
- Аминь! - Ёжа кладёт на стол перед Олей три пары носков. - Выбирай. И чаю горячего хоть выпей!
- А Надюшка как поживает?
- Ты разве её не застала? - удивляется О.Ю.
- Нет. Тут только ребята были, Наташа и ещё не-знаю-как-зовут девушка.
- Это мы нового соцработника взяли, а по специальности она журналист. Будем надеяться, что соцработа у неё пойдёт, хотя она немного ошалела от нашей действительности, мне кажется. Но я хочу её и как пишущего журналиста использовать, - О.Ю. смотрит на Ёжу явно ожидая реакции.
- Ну прям как Надюшка! С нею-то что? - Ёжа никаких взглядов не заметила.
- С Надюшкой всё то же самое. Так она и не работает уже который год. Её владыка благословил в больницу, где Оля работает - не смогла она. У нас она отцу Сергию должна была помогать, но то опоздает так, что отец Сергий уже всё сам сделает и уйдёт, то вообще встать не сможет и не приедет. По своей журналистской специальности пыталась устроиться - тоже ничего не получилось. Так что как-то так. Котёнка, сегодня рассказывала, нашла с огромной раной на спинке, теперь лечит его. В Олину больницу ходит к одной матушке. Там, где у них дача, есть монастырь. Монастырь мужской, но при нём жила пожилая монахиня. Монахиня заболела, и Надюшка её в больницу святителя Алексия устроила и ухаживает за ней. Оль, ты наверняка её знаешь, - О.Ю. роется в телефоне. - Вот Надя фото прислала, где они с ней вдвоём.
- Да-да, помню я эту матушку, она не в нашем отделении, а на втором этаже.
- Вот вроде Надя такая ни к чему не способная, а пристроила же матушку в такую больницу. Это же ещё суметь надо! - О.Ю. знает, о чём говорит. - Она типичный индивидуальный делатель: то бабушка у неё мужа, то соседка лежачая, то матушка эта, вот теперь котёнок. Всё время в делании добрых дел. Вот теперь настоятель монахиню эту брать назад не хочет, надо ей куда-то пристраиваться. Думается, Надюшка и это пробьёт.
- Тебе тортик отрезать? - Ёжа уже налила новой для неё девушке Наташе чаю.
- Ну что там? - О.Ю., копавшаяся до того в своих бумагах, кладёт руку на пульс подвальной жизни. - Есть кто-нибудь интересный?
- Там одна женщина с совершенно ужасной раной подмышкой. То есть вся подмышка одна сплошная гноящаяся рана, и рука опухшая и горячая. Я её перевязывала, она говорит, что очень именно рука болит, а не подмышка.
- Она давно тут?
- Да сегодня, вроде, привезли из милиции. Или как там её - полиции. Она с ребёнком шла по улице и упала, её полиция забрала. И ребёнка. Похоже, что она не в себе была, иначе бы не полицию, а скорую вызвали.
- А ребёнок где теперь? У него отец имеется?
- Вроде имеется, эта женщина сказала, что они вместе живут.
- Похоже, вряд ли он ребёнка будет искать. Сколько ребёнку лет?
- Три года. Я вообще не понимаю, как она могла с такой раной так долго жить? Это же ко всему запах ужасный. Неее, мне-то интересно, а сестра на вонь жалуется.
- Ей хирург нужен.
- В понедельник только, сестра говорит.
- Дааа, скорее всего ребёнок тоже инфицированный, вряд ли такая мать терапию пила специально во время беременности, а потом прекратила. Значит, к нам в детское попадёт. Надо будет отследить, - О.Ю.помечает себе в блокноте. - А кто ещё?
- Одна девочка просится к нам помогать. Так ей хочется в наши ряды влиться.
- Ну и как ты считаешь? Она сможет?
- Сомневаюсь. Это она здесь в таком настроении, а домой вернётся, вряд ли даже в храм будет заглядывать.
- Я что хочу понять: она для нас кто? доброволец или подопечный?
- Ааа - подопечный! Конечно, подопечный!
- Поговорили! Как же, - смеётся Оля, когда они с Ёжей выходят за ворота. - Я надеялась, что О.Ю. раньше уйдёт.
- Что-то подсказывает мне, что мы теперь будем видеть её чаще и больше.
- Вот сейчас, когда она с мамой жить будет, тогда поймёт, почему я в больнице дневала и ночевала, - это между прочим в прямом смысле слова, Оля частенько спала в подвале (там тогда кровать стояла), за что О.Ю. её ругала и наказывала.
- Ты знаешь, Ксюша-художница умерла?
- Господи, помилуй! - Ксюша была уже несколько лет такой больничной реальностью, что представить себе больничку без неё сразу и не получается.
- Когда окончательно поняла, что жить незачем, ушла.
- Но у неё же как-то всё наладилось вроде.
- Это всё оказалось не настоящим... так... мечта, наверное, а действительность с нею расходилась всё больше.
Ёжа тоже сидит и в больничку не ходит. Но совесть постоянно указывает ей на этот факт. Нет. Конечно Ёжа в больничку не пойдёт, хотя бы потому, что прошляпила момент, когда раздавали пропуска, а теперь уже не доберешься, но чтобы хоть как-то успокоить свою совесть, она всё-таки сподобилась откопать прошлогодний пост, написанный
- Олюш, привет! Ну, ты завтра как всегда? - Ёжа итак редко теперь заглядывает в больничку, а как сама приболела, так точно уже пол года не была.
- Ага! Как всегда, ты только имей в виду, что в воскресенье что ли День борьбы со СПИДом, поэтому в субботу у нас мероприятия: Литургия, посиделки потом. Соответственно много народу будет и О.Ю., понятно.
- Ой! Хорошо, что предупредила, я тогда у Сашки зарегистрируюсь, если не - О.Ю. ругаться будет. Ты как сама?
- Придёшь поговорим.
В принципе за то время, что Ёжи тут не было, ничего на территории не изменилось. Разве что второй корпус обкопали траншеями и весь пандус завалили стройматериалами. Даже охрана на входе пароль спрашивает вне зависимости, была тут Ёжа неделю или год назад.
В комнате народу много довольно, но явно что почти все уже разошлись. Ребята стоят уже в куртки одетые, Сашка свою кепку ищет, которую он как всегда при входе бросил на обеденный стол, а кто-то её прибрал. Причём стоят они толпой как раз перед шкафом с одеждой и обувью, и Ёже нет никакой возможности скинуть сапожки и надеть тапочки. Ну ладно, пускай лапы маленько попреют.
О.Ю. и Оля что-то разбирают на столе и очень вскользь здороваются с Ёжей. У стола с чайником полуприсев на него стоит незнакомая девушка в халате и косынке, и ещё одна, уже одетая, у компьютерного стола - почти затухшая больничная жизнь-то, похоже, налаживается!
- Мы тебя в холле подождём, - распрощавшись ребята вываливаются из комнаты.
- Наташ, ну ты одна на этаж пойдёшь? - О.Ю. обращается к явно ждущей её команды девушке у чайника.
- Да она ж всегда одна ходит, - Оля удивляется вопросу. - Она медсестра.
- Ёжа, ты поможешь тут прибраться? У нас комиссия ходит, а тут навалено у двери и на столе. - О.Ю. с одним закончила, уделяет внимание следующему.
- Конечно! Не вопрос.
- У меня такая точно ступенька есть, от бабушки досталась. Я на ней собе кровать устроила, - ступенька валяется поверх груды пакетов и коробок.
- Надо её наверх закинуть, - Оля смотрит на шкаф, где уже громоздятся какие-то конструкции типа ходунков.
- Ну беги, а то тебя столько молодых людей ждёт, - О.Ю. отпускает и вторую девушку, чтобы переключится на Олю.
- Покажите мне, пожалуйста, какие именно сведения идут в отчёт, а то Вика жалуется, что я много пишу, и ей трудно вычленить информацию для него. - Оля тащит О.Ю. Викин отчёт и обычные записи с этажей.
- Это отчёт для гранта! - в голосе О.Ю. звучит заслуженная гордость.
- Вы на грант подаётесь?
- Мы уже его получили, вон в шкафу стоит диплом! Два с половиной миллиона! И ещё президентский у нас есть!
- Вот это дааа! Это ж сколько сил надо было приложить!
- Зато теперь сёстрам зарплату прибавили, и вообще нас хоть заметили. - О.Ю. конечно, приятно. - А то все только же на детей, на стариков, на хосписы жертвуют. Это естественно. Кто на наших-то подаст?
- Ну да, я помню, как мы на ярмарке в Семёновском к детям примазались.
- Да и в сестричестве мы были совсем незаметным подразделением, а теперь вес появился! - дальше они занялись совершенно не интересующими Ёжу графами, а Ёжа стала разбирать стол и пакеты.
- Вы чай пить будете? - Ёжа включает чайник. - Я от жажды помираю.
- О.Ю., как вы? Выглядите хорошо, летом, наверное, болели? - когда все расселись за столом, заводит светскую беседу Ёжа. - Вам какого чаю?
- Да что ты, - О.Ю. трясёт свежими кудряшками. - Я ужасно выгляжу!
- Ну, во всяком случае лучше, чем летом.
- И болела, и муж мамы умер и пришлось её к себе забрать, - на этом моменте Ёжа с Олей переглядываются.
- Дааа, это теперь новая совсем другая жизнь наступит, - Ёжа насыпает на тарелку кешью, несколько пакетиков которых какая-то добрая душа притащила постящимся. - Ей сколько лет?
- Да 95. Слава Богу ходит, и с головой более или менее.
- До такого возраста в своём уме не каждый доживает.
- Я и молюсь за голову и за ноги - это самое главное. И характер, конечно, у них… - Ёжа с Олей, синхронно, подумали, что характером О.Ю.в маму, но злорадствовать не стали, а только сочувственно покивали дружно головами.
- Зато, когда наша бабушка была жива, я считала себя полностью здоровой, - Ёжа садится рядом с тарелкой кешью и непроизвольно начинает клевать. - В доме не может быть больше одного больного.
- Отец отца Иоанна умер, - рассказывает дальше О.Ю. - Он лежачий был, но всё понимал, и такой молитвенник! Весь дом был его молитвой наполнен! Очень тяжело пережила его смерть. А ты, Ёжа, долго привыкала?
- Очень долго. Но я же с собакой. Если бы не она вообще не знаю, выкарабкалась бы или нет. Каждый день Господа благодарю, что Он мне её дал. Животные так умеют утешать - берёшь её на колени, и она весь негатив с тебя снимает. У вас же тоже были эти… которые летали.
* Отступление: Саха́рная сумчатая летяга, или саха́рный летающий поссум, или карликовая сумчатая летяга, или короткоголовая летающая белка (лат. Petaurus breviceps) - сумчатое млекопитающие семейства сумчатых летяг.
Продолжаем:
- Сбежали они. Я искала, мальчика нашла, а девочка так и не вернулась.
- Ой! Мне неделю назад приснилось, что я свою собачку потеряла. Я тааак кричала во сне, - невежливо перебивает О.Ю. Ёжа, но её чувство переполнило, уж очень это страшно, когда любимое существо теряется.
- Мне так жалко мальчика было, один он остался. Посоветовалась с отцом Иоанном, может купить ему девочку, но он сказал, что лучше в добрые руки отдать.
Ёжа вспомнила, что когда она собаку решила взять, её все отговаривали: "ты с ума сошла, при твоей нагрузке!" Бабушке тоже 90 было со всеми вытекающими. Ёжа сама удивляется, как она этот хор благожелателей не послушала и взяла щенка, обычно Ёжа к сопротивлению общему мнению мало способна. А вышло, что через год все люди покинули Ёжу (в разных направлениях), одна собака осталась. И то, потому что физически не могла этого сделать. Но соба долго тосковала, больше года во дворе ко всем старушкам бросалась - свою бабочку искала. Хотя бабочка её не любила и наверняка не догадывалась, как та к ней привязана.
- Ёж, посмотри, пожалуйста, мне носки сухие, я ноги промочила, - Оля снимает кроссовки и совершенно мокрые носки.
- Слушай! Ты уже два часа тут сидишь, и только сейчас задумала снять этот компресс, - задохнулась Ёжа от возмущения. Ну, не понимает она как так можно со своим организмом обращаться. Тем более, что тело для Оли - это тот инструмент, которым она трудится.
- У меня кроссовки треснули насквозь, т.ч.практически босяком хожу, - Оля демонстрирует глубокий каньон, рассекающий подошву по всей ширине. - Надо посмотреть, нет ли у нас какой обувки подходящей.
- А зачем ты так ходишь? - спокойно, в отличие от Ёжи, задаёт О.Ю. самый правильный для любой ситуации вопрос - "зачем?".
- Да, потому что святая! - ядовито замечает Ёжа из ящика с носками, куда она погрузилась в поисках. - Как святитель Иоанн Шанхайский босяком по Парижу ходил.
Надо сказать, что в комнате всегда есть и было: много одежды, в основном ношеной, которую добровольцы по-тихому приносят из дома; меньше обуви, того же происхождения; и целые коробки новых носков, маек и трусов для страдальцев обоих полов, которые неизвестные благотворители закупают оптом, т.к.никому в голову не придёт тащить в больничку б/у носки, а потребность в белье есть постоянная.
- О! Какие сапоги отличные! - Оля вытаскивает из сундука короткие, но тёплые сапожки с толстыми и совершенно целыми подошвами. - Как же мне повезло! Главное, моего размера. Слава Тебе, Господи!
- Аминь! - Ёжа кладёт на стол перед Олей три пары носков. - Выбирай. И чаю горячего хоть выпей!
- А Надюшка как поживает?
- Ты разве её не застала? - удивляется О.Ю.
- Нет. Тут только ребята были, Наташа и ещё не-знаю-как-зовут девушка.
- Это мы нового соцработника взяли, а по специальности она журналист. Будем надеяться, что соцработа у неё пойдёт, хотя она немного ошалела от нашей действительности, мне кажется. Но я хочу её и как пишущего журналиста использовать, - О.Ю. смотрит на Ёжу явно ожидая реакции.
- Ну прям как Надюшка! С нею-то что? - Ёжа никаких взглядов не заметила.
- С Надюшкой всё то же самое. Так она и не работает уже который год. Её владыка благословил в больницу, где Оля работает - не смогла она. У нас она отцу Сергию должна была помогать, но то опоздает так, что отец Сергий уже всё сам сделает и уйдёт, то вообще встать не сможет и не приедет. По своей журналистской специальности пыталась устроиться - тоже ничего не получилось. Так что как-то так. Котёнка, сегодня рассказывала, нашла с огромной раной на спинке, теперь лечит его. В Олину больницу ходит к одной матушке. Там, где у них дача, есть монастырь. Монастырь мужской, но при нём жила пожилая монахиня. Монахиня заболела, и Надюшка её в больницу святителя Алексия устроила и ухаживает за ней. Оль, ты наверняка её знаешь, - О.Ю. роется в телефоне. - Вот Надя фото прислала, где они с ней вдвоём.
- Да-да, помню я эту матушку, она не в нашем отделении, а на втором этаже.
- Вот вроде Надя такая ни к чему не способная, а пристроила же матушку в такую больницу. Это же ещё суметь надо! - О.Ю. знает, о чём говорит. - Она типичный индивидуальный делатель: то бабушка у неё мужа, то соседка лежачая, то матушка эта, вот теперь котёнок. Всё время в делании добрых дел. Вот теперь настоятель монахиню эту брать назад не хочет, надо ей куда-то пристраиваться. Думается, Надюшка и это пробьёт.
- Тебе тортик отрезать? - Ёжа уже налила новой для неё девушке Наташе чаю.
- Ну что там? - О.Ю., копавшаяся до того в своих бумагах, кладёт руку на пульс подвальной жизни. - Есть кто-нибудь интересный?
- Там одна женщина с совершенно ужасной раной подмышкой. То есть вся подмышка одна сплошная гноящаяся рана, и рука опухшая и горячая. Я её перевязывала, она говорит, что очень именно рука болит, а не подмышка.
- Она давно тут?
- Да сегодня, вроде, привезли из милиции. Или как там её - полиции. Она с ребёнком шла по улице и упала, её полиция забрала. И ребёнка. Похоже, что она не в себе была, иначе бы не полицию, а скорую вызвали.
- А ребёнок где теперь? У него отец имеется?
- Вроде имеется, эта женщина сказала, что они вместе живут.
- Похоже, вряд ли он ребёнка будет искать. Сколько ребёнку лет?
- Три года. Я вообще не понимаю, как она могла с такой раной так долго жить? Это же ко всему запах ужасный. Неее, мне-то интересно, а сестра на вонь жалуется.
- Ей хирург нужен.
- В понедельник только, сестра говорит.
- Дааа, скорее всего ребёнок тоже инфицированный, вряд ли такая мать терапию пила специально во время беременности, а потом прекратила. Значит, к нам в детское попадёт. Надо будет отследить, - О.Ю.помечает себе в блокноте. - А кто ещё?
- Одна девочка просится к нам помогать. Так ей хочется в наши ряды влиться.
- Ну и как ты считаешь? Она сможет?
- Сомневаюсь. Это она здесь в таком настроении, а домой вернётся, вряд ли даже в храм будет заглядывать.
- Я что хочу понять: она для нас кто? доброволец или подопечный?
- Ааа - подопечный! Конечно, подопечный!
- Поговорили! Как же, - смеётся Оля, когда они с Ёжей выходят за ворота. - Я надеялась, что О.Ю. раньше уйдёт.
- Что-то подсказывает мне, что мы теперь будем видеть её чаще и больше.
- Вот сейчас, когда она с мамой жить будет, тогда поймёт, почему я в больнице дневала и ночевала, - это между прочим в прямом смысле слова, Оля частенько спала в подвале (там тогда кровать стояла), за что О.Ю. её ругала и наказывала.
- Ты знаешь, Ксюша-художница умерла?
- Господи, помилуй! - Ксюша была уже несколько лет такой больничной реальностью, что представить себе больничку без неё сразу и не получается.
- Когда окончательно поняла, что жить незачем, ушла.
- Но у неё же как-то всё наладилось вроде.
- Это всё оказалось не настоящим... так... мечта, наверное, а действительность с нею расходилась всё больше.