Виктор Правдюк. Топлю горохом! Семейная история
Оригинал взят у elena_sem в Виктор Правдюк. Топлю горохом! Семейная история
Виктор Правдюк. Топлю горохом! Семейная история
Годы советской власти с их девизом «Каждый гражданин должен быть и хорошим чекистом» учили сосредоточенному молчанию. Моя Прасковья Емельяновна не была исключением. Сознание своих многочисленных внуков (я был первым) она не загружала опасными рассказами о жизни дореволюционной или о гражданской войне (мы жили в Севастополе, где молох войны гражданской практически уничтожил или вынудил уехать большинство жителей). Молчать бабушка научилась, как и выращивать цветы и продавать их на углу Лазаревской улицы и Вокзального спуска, печь пироги и продавать их морякам из Лазаревских казарм, готовить какую-то самодельную крем-соду и тоже продавать ее - и все это после того, как осталась вдовой с четырьмя мал-мала меньше сыновьями в начале 1926 года после гибели деда моего Романа... И только в одном случае бабушка молчать не могла и не желала, неизменно срывалась в возмущенный крик. Было это при упоминании имени лейтенанта Шмидта. Прасковья Емельяновна сначала тихо шептала: «Казнокрад!», потом громко добавляла: «Психопат! Кровавый болтун и мерзавец!» А в Севастополе, как назло, то детский сад назовут именем Шмидта, то школу, то боевой пионерский отряд... Вообщем, лейтенанту Шмидту поделом доставалось у нас на улице Лазаревской, в доме №2 над самой Южной бухтой.
Виктор Правдюк. Топлю горохом! Семейная история
Годы советской власти с их девизом «Каждый гражданин должен быть и хорошим чекистом» учили сосредоточенному молчанию. Моя Прасковья Емельяновна не была исключением. Сознание своих многочисленных внуков (я был первым) она не загружала опасными рассказами о жизни дореволюционной или о гражданской войне (мы жили в Севастополе, где молох войны гражданской практически уничтожил или вынудил уехать большинство жителей). Молчать бабушка научилась, как и выращивать цветы и продавать их на углу Лазаревской улицы и Вокзального спуска, печь пироги и продавать их морякам из Лазаревских казарм, готовить какую-то самодельную крем-соду и тоже продавать ее - и все это после того, как осталась вдовой с четырьмя мал-мала меньше сыновьями в начале 1926 года после гибели деда моего Романа... И только в одном случае бабушка молчать не могла и не желала, неизменно срывалась в возмущенный крик. Было это при упоминании имени лейтенанта Шмидта. Прасковья Емельяновна сначала тихо шептала: «Казнокрад!», потом громко добавляла: «Психопат! Кровавый болтун и мерзавец!» А в Севастополе, как назло, то детский сад назовут именем Шмидта, то школу, то боевой пионерский отряд... Вообщем, лейтенанту Шмидту поделом доставалось у нас на улице Лазаревской, в доме №2 над самой Южной бухтой.