Последнее задание «полковника» Шозо Йокогавы.
Последнее задание «полковника» Шозо Йокогавы.
Как и полагается профессиональному шпиону, анкета господина Шозо Йокогавы была легендирована при жизни, и в силу определённых причин, мифологизирована после смерти. Российским властям и позднейшим отечественным исследователям этот человек (с лёгкой руки военного переводчика) был известен под именем Шязо Юкока. Так его имя было транслейтировано после ареста и суда в тюрьме Харбина, так его продолжали именовать в отечественных источниках и век спустя. Как господин Йокогава оказался в Харбине и почему этот город стал конечной точкой его земного пути, подробно излагается в документах русского военного суда.
1.
Обвинительный акт по делу о японских подданных Шязо Юкока и Тейско Оки.
30 марта 1904 г. в 20 верстах к юго-западу от станции Турчиха Китайской Восточной железной дороги разъезд 26-й сотни Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи усмотрел бивуак каких-то всадников. При всадниках было ещё пять лошадей с вьючными мулами. Двух всадников разъезду удалось задержать, остальные же ускакали. Один из задержанных, говорящий по-английски, объяснил, что они офицеры японской службы Юкока и Оки, посланные японским правительством для порчи русской железной дороги и телеграфа. При задержанных были найдены 1,5 пуда пироксилина, бикфордовы шнуры с запалами к ним, ружье, палка-кинжал, литографированная инструкция подрывного дела, записные книжки, карты, приспособления для порчи телеграфа, привязные китайские косы и прочее. Оба задержанных были одеты в монгольские костюмы. Все изложенное могут подтвердить участвовавшие в задержании ниженазванных японцев рядовые Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи Павел Чежин и Иван Прокопов. При расследовании настоящего дела первый из задержанных объяснил, что он полковник японской пехоты, высшей военной школы Шязо Юкока, получивший от своего генерала приказ проникнуть через Монголию к Китайской Восточной железной дороге и попортить мост и телеграф. Для этой цели генерал снабдил его инструментами и взрывчатыми веществами. Отправляя его, генерал объяснил, что на родину он может вернуться только в том случае, если исполнит возложенное на него поручение или если исполнение окажется совершенно невозможным. Как старший, он вёл партию. Партия эта, кроме него, состояла из капитана Оки и четырёх студентов, из числа обучавшихся в Пекине китайскому языку. Так как идти по Монголии в японской военной форме было невозможно, он оделся в костюм тибетского ламы. Военной формы он с собой не взял, чтобы не увеличивать своего багажа. 10 апреля (по новому стилю) его партия остановилась обедать. В это время к ним подъехало пять человек русских солдат и стали что-то говорить по-русски. Затем солдаты осмотрели их багажи, нашли взрывчатые вещества и инструменты для порчи дороги и телеграфа и арестовали его и Оки. Студентов же и китайскую прислугу отпустили, так как в багаже их не оказалось ничего особенного. Привязные китайские косы принадлежат этим студентам и были взяты ими потому, что в Монголии трудно найти парикмахеров: когда одна коса приходила в негодность, ее бросали и заменяли новой. Другой задержанный показал, что он капитан японской пехоты Тейско Оки, подчинённый полковника Юкока и находящийся в его распоряжении. Военную форму он с собой не брал, так как идти в ней по Китаю, соблюдающему нейтралитет, не представлялось возможным. Кроме того, приняв поручение, он знал, что идёт почти на верную смерть, и не надеялся вернуться. Когда русские солдаты задержали его и Юкока, четыре студента, бывшие в их партии, тоже хотели идти за ними, но он сказал им: «Если русские солдаты не берут вас, то зачем же вам идти? Вы можете быть свободны». Он знает, что ему грозит смерть. Когда русские его захватили, он хотел лишить себя жизни, но не имел, чем это сделать. Если бы он теперь вернулся на родину, то потерял бы свою честь, так как задача их осталась неисполненной. Теперь ему очень стыдно быть подсудимым, и он просит поскорее кончить дело.
На основании всего вышеизложенного, японские подданные Юкока и Оки подлежат обвинению: В том, что, принадлежа к составу японской действующей против России армии, и имея намерения в целях содействия успехам своей армии разрушить или повредить русские железнодорожные и телеграфные сооружения, они, Юкока и Оки, запаслись пироксилином и иными принадлежностями для порчи вышеупомянутых сооружений, проникли тайно в пределы Маньчжурии, где и были задержаны русским разъездом в 20 вёрстах к юго-западу от станции Турчиха Китайской Восточной железной дороги, одетыми в монгольские одежды, в которые они облеклись для сокрытия своей национальности и принадлежности к японской армии. Деяние это предусмотрено 271 статьёй XXII книги Свода Военных Постановлений 1869 г., изд. 3, и за него, согласно 260 и 262 статьям XXIV книги Свода Военных Постановлений 1869 г., изд. 3, японские подданные Юкока и Оки подлежат преданию Временному Военному Суду Северной Маньчжурии. 6 апреля 1904 г., г. Харбин Исполняющий Военно-Прокурорские обязанности полковник Микашин.
2.
Резолюция временного военного суда в г. Харбине. 7 апреля 1904 г.
1904 г. апреля 7 дня по указу Его Императорского Величества Временный Военный Суд в городе Харбине в составе: Председательствующий - Военный судья полковник Афанасьев. Временные члены: 18-го Восточно-Сибирского стрелкового полка подполковник Карибчевский и Амурского казачьего полка войсковой старшина Плотников.
Выслушав дело о японских подданных Шязо Юкока 44-х лет и Тейско Оки 31-го года, именующих себя первый - подполковником, а второй - капитаном японской армии, признал их виновными в преступлении, предусмотренном 2 частью 271 статьи XXII книги СВП{*83} 1869 г. издание 3-е и на основании 10 и 12 ст. той же книги; 253 и 254 статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных и 3 пункта 910, 1 пункта 915, 916, 2 пункта 1409 примечаний к XXIV книге того же свода. ПРИГОВОРИЛ: 1) Названных подсудимых за означенное преступление подвергнуть лишению всех прав состояния и смертной казни через повешение. 2) С вещественными по делу доказательствами поступить согласно 323 ст. Устава о предупреждении и пресечении преступлений и 3) Приговор по сему делу в окончательной форме представить на усмотрение командующего Маньчжурской армией. Полковник Афанасьев, Подполковник Карибчевский, Войсковой старшина Плотников
3.
Временному военному суду г. Харбин 14 апреля 1904 г. Исполняющий Военно-Прокурорские обязанности при Временном Военном Суде Северной Маньчжурии 14 апреля 1904 г.
Приговор суда по делу японских подданных Юкока и Оки в исполнение приведён.
Исполняющий военно-прокурорские обязанности полковник Микашин.
4.
Рапорт генерал-квартирмейстеру полевого штаба Маньчжурской армии 19 мая 1904 г. Окружной штаб военно-окружных управлений Маньчжурской армии. Отд. разведыват. 19 мая 1904 г. Генерал-квартирмейстеру полевого штаба Маньчжурской армии.
2-го мая с.г. военным Комиссаром Хейлунцзянской провинции получены заслуживающие доверия известия: 12-го апреля четыре японца из состава того разъезда, к которому принадлежали захваченные близ Турчихи два офицера, приехали в дер. Улан-ан, 80 ли южнее ставки Джалайдвана и там были убиты монголами, которые донесли об этом в ямынь Джалайдвана. Помощник его Банда потребовал их в ямынь, но они отказались прийти, тогда Банда послал арестовать их. Джалайдван всегда был противником России, а теперь очевидный сторонник Японии. Об изложенном доношу Вашему Превосходительству. За и. д. Начальника штаба подполковник (неразборчиво) (1).
Согласно документам следствия и суда достаточно чётко прослеживается, как замысел подсудимых на проведение крупномасштабной диверсии на основной линии снабжения русской действующей армии, так и принадлежность их к главной штабной структуре противника. Если Йокогава именует себя полковником (или подполковником), то его напарник Тейсуке Оки (в русский документах Тейско Оки) называется капитаном и оба упоминают, что военную форму оставили в Пекине, за невозможностью в ней передвигаться по Монголии. Историю японских офицеров несколько портили сопровождавшие их студенты-филологи, не имевшие военной подготовки и годные лишь на роль компаньонов в далёком походе. Бывший в апреле 1904 года в Харбине и наблюдавший за процессом корреспондент Шахновский также упоминает в своей работе (4), что обвиняемые представились офицерами японской армии и приводит дополнительные детали суда и процедуры казни. Шахновский, в частности, упоминает приказ Куропаткина, заменивший казнь через повешенье на расстрел, и стоическое поведение японцев в ходе суда и в момент расстрела.
Ознакомление в этими источниками (документальным и свидетельским) взаимно дополняющими друг друга, не вызывают сомнений в их точности, но заставляют сомневаться в реальности приводимой арестованными версии их служебной принадлежности. Совершенно нереалистичным выглядит задействование в диверсионной акции (к тому же, так непрофессионально организованной) штаб и обер офицеров Главного штаба японской армии, которые судя по документам не только плохо знакомы с полевой службой, но и дают себя задержать казачьему разъезду без попытки сопротивления.
При ближайшем ознакомлении с современными японскими источниками ситуация прояснилась. Оказывается, никто из шести японских путешественников-диверсантов не состоял на действительной военной службе вовсе. Господин Йокогава был журналистом самурайского происхождения, работавшим, выражаясь современным языком, в «горячих точках». По мнению Джеймса Бойда (2), изучавшего эту группу, Йокогава был связан с офицерами Главного штаба армии и штаба флота, но оставался, тем не менее, исключительно гражданским служащим. Его подчинённый Тейсуки Оки также не был «капитаном японской пехоты», а являл собой образчик вольнонаёмного работника без чёткой профессии. Сын провинциального судьи и недоучившийся студент. Оставшиеся четверо - Наокума Накаяма, Ичизоу Тамура, Митцузоу Ваки, Ясуши Матсузаки были такими же, ничем себя не успевшими проявить молодыми людьми.
Дело в том, что с началом войны Главный штаб японской армии решил задействовать значительную часть своей агентуры, инфильтрованной в Китае, для диверсий, направленных на КВЖД. Так как очевидным «слабым местом» пополнения и снабжения русской армии в Маньчжурии была единственная нитка железной дороги, то любая остановка её работы, даже на несколько дней, могла оказать существенное влияние на исход боевых действий. Японские подданные на территории континентального Китая были представлены в основном техническими специалистами, учителями, студентами и врачами. Значительная часть из них оказалась «специалистами двойного назначения», пусть и не имевшими специальной подготовки, но настроенными ультрапатриотично. Только для диверсий на КВЖД в начале 1904 года было выброшено до 50 человек, снабжённых взрывчаткой и легендировавших себя, как монгольских священнослужителей. Все они были вчерашними «японскими туристами».
Отдельный интерес вызывает использование этой истории, получившей определённое освещение в мировой прессе в апреле-мая 1904 года, (благодаря телеграммам Куропаткина на имя Е.И.В.) чуть позже, уже в 30-е годы, японской пропагандой, в ходе оккупации Маньчжурии. На месте захоронения расстрелянных японских диверсантов русская военная администрация установила небольшой памятник ещё в 1905 году. С приходом японцев в Маньчжурию через 30 лет, на этом месте был установлен 20-метровый гранитный обелиск «6 японским патриотам». Английский журналист Скотт, побывавший в Харбине в 1934 году, достаточно подробно описывал японскую версию злоключений группы Йокогавы (3). Согласно этому варианту событий, группа японцев-патриотов, работавших в Пекине, узнав о начале войны с Россией, обратили свой взор на карту и поняли, что ничто так не насолит русским, как испорченная железная дорога. Взяв в дорогу несколько динамитных шашек и купив лошадей, японцы отправились в путь дорогу, через Монголию к Харбину. Но дорога оказалась неожиданно трудной, а природа негостеприимной. Лошади пали, и японские патриоты пошли дальше по пустыне пешком. Затем, они стали умирать один за другим, пока не осталось в живых только двое. Вот их, буквально ползущих к железной дороге, и арестовали русские военные. Первое время патриотов не хотели казнить, но японцы уговорили русских их расстрелять, потому что пленники не могли вынести позора своей неудачи. Скотт упоминает, что японцы планируют снять в 1935 году фильм о героях и консультантами на съёмках будут начальник расстрельной команды (так в тексте Скотта) капитан Семёнов и председатель военного суда (осудивший японцев) полковник Афанасьев. У меня нет сведений о том, снят ли был в итоге фильм, но памятник простоял ещё с десяток лет, пока не был снесён новыми китайскими властями. Но, те несколько лет, что он простоял на окраине Харбина, монумент был активно задействован в пропагандистском обеспечении присутствия японской армии на территории континентального Китая, что отразилось не только в маньчжурской прессе, но и в бело-эмигрантских изданиях.
1. - Деревянко И. В. «Белые пятна» Русско-японской войны. - М.: Эксмо, Яуза, 2005.
2. - James Boyd. “A Forgotten «Hero»: Kawahara Misako and Japan's Informal Imperialism in Mongolia during the Meiji Period”. Gender, History and Culture in the Asian Context, with the assistance of Murdoch University. 2008.
3. - W.J.R.Scott. Sydney Morning Herald. 13 okt.1934. “Unusual Memorial”.
4. - Шахновский И. К. "Жёлтая туча (12 месяцев войны с Японией). Дневник корреспондента". - М.: Издание Д. П. Ефимова, 1905.
Как и полагается профессиональному шпиону, анкета господина Шозо Йокогавы была легендирована при жизни, и в силу определённых причин, мифологизирована после смерти. Российским властям и позднейшим отечественным исследователям этот человек (с лёгкой руки военного переводчика) был известен под именем Шязо Юкока. Так его имя было транслейтировано после ареста и суда в тюрьме Харбина, так его продолжали именовать в отечественных источниках и век спустя. Как господин Йокогава оказался в Харбине и почему этот город стал конечной точкой его земного пути, подробно излагается в документах русского военного суда.
1.
Обвинительный акт по делу о японских подданных Шязо Юкока и Тейско Оки.
30 марта 1904 г. в 20 верстах к юго-западу от станции Турчиха Китайской Восточной железной дороги разъезд 26-й сотни Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи усмотрел бивуак каких-то всадников. При всадниках было ещё пять лошадей с вьючными мулами. Двух всадников разъезду удалось задержать, остальные же ускакали. Один из задержанных, говорящий по-английски, объяснил, что они офицеры японской службы Юкока и Оки, посланные японским правительством для порчи русской железной дороги и телеграфа. При задержанных были найдены 1,5 пуда пироксилина, бикфордовы шнуры с запалами к ним, ружье, палка-кинжал, литографированная инструкция подрывного дела, записные книжки, карты, приспособления для порчи телеграфа, привязные китайские косы и прочее. Оба задержанных были одеты в монгольские костюмы. Все изложенное могут подтвердить участвовавшие в задержании ниженазванных японцев рядовые Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи Павел Чежин и Иван Прокопов. При расследовании настоящего дела первый из задержанных объяснил, что он полковник японской пехоты, высшей военной школы Шязо Юкока, получивший от своего генерала приказ проникнуть через Монголию к Китайской Восточной железной дороге и попортить мост и телеграф. Для этой цели генерал снабдил его инструментами и взрывчатыми веществами. Отправляя его, генерал объяснил, что на родину он может вернуться только в том случае, если исполнит возложенное на него поручение или если исполнение окажется совершенно невозможным. Как старший, он вёл партию. Партия эта, кроме него, состояла из капитана Оки и четырёх студентов, из числа обучавшихся в Пекине китайскому языку. Так как идти по Монголии в японской военной форме было невозможно, он оделся в костюм тибетского ламы. Военной формы он с собой не взял, чтобы не увеличивать своего багажа. 10 апреля (по новому стилю) его партия остановилась обедать. В это время к ним подъехало пять человек русских солдат и стали что-то говорить по-русски. Затем солдаты осмотрели их багажи, нашли взрывчатые вещества и инструменты для порчи дороги и телеграфа и арестовали его и Оки. Студентов же и китайскую прислугу отпустили, так как в багаже их не оказалось ничего особенного. Привязные китайские косы принадлежат этим студентам и были взяты ими потому, что в Монголии трудно найти парикмахеров: когда одна коса приходила в негодность, ее бросали и заменяли новой. Другой задержанный показал, что он капитан японской пехоты Тейско Оки, подчинённый полковника Юкока и находящийся в его распоряжении. Военную форму он с собой не брал, так как идти в ней по Китаю, соблюдающему нейтралитет, не представлялось возможным. Кроме того, приняв поручение, он знал, что идёт почти на верную смерть, и не надеялся вернуться. Когда русские солдаты задержали его и Юкока, четыре студента, бывшие в их партии, тоже хотели идти за ними, но он сказал им: «Если русские солдаты не берут вас, то зачем же вам идти? Вы можете быть свободны». Он знает, что ему грозит смерть. Когда русские его захватили, он хотел лишить себя жизни, но не имел, чем это сделать. Если бы он теперь вернулся на родину, то потерял бы свою честь, так как задача их осталась неисполненной. Теперь ему очень стыдно быть подсудимым, и он просит поскорее кончить дело.
На основании всего вышеизложенного, японские подданные Юкока и Оки подлежат обвинению: В том, что, принадлежа к составу японской действующей против России армии, и имея намерения в целях содействия успехам своей армии разрушить или повредить русские железнодорожные и телеграфные сооружения, они, Юкока и Оки, запаслись пироксилином и иными принадлежностями для порчи вышеупомянутых сооружений, проникли тайно в пределы Маньчжурии, где и были задержаны русским разъездом в 20 вёрстах к юго-западу от станции Турчиха Китайской Восточной железной дороги, одетыми в монгольские одежды, в которые они облеклись для сокрытия своей национальности и принадлежности к японской армии. Деяние это предусмотрено 271 статьёй XXII книги Свода Военных Постановлений 1869 г., изд. 3, и за него, согласно 260 и 262 статьям XXIV книги Свода Военных Постановлений 1869 г., изд. 3, японские подданные Юкока и Оки подлежат преданию Временному Военному Суду Северной Маньчжурии. 6 апреля 1904 г., г. Харбин Исполняющий Военно-Прокурорские обязанности полковник Микашин.
2.
Резолюция временного военного суда в г. Харбине. 7 апреля 1904 г.
1904 г. апреля 7 дня по указу Его Императорского Величества Временный Военный Суд в городе Харбине в составе: Председательствующий - Военный судья полковник Афанасьев. Временные члены: 18-го Восточно-Сибирского стрелкового полка подполковник Карибчевский и Амурского казачьего полка войсковой старшина Плотников.
Выслушав дело о японских подданных Шязо Юкока 44-х лет и Тейско Оки 31-го года, именующих себя первый - подполковником, а второй - капитаном японской армии, признал их виновными в преступлении, предусмотренном 2 частью 271 статьи XXII книги СВП{*83} 1869 г. издание 3-е и на основании 10 и 12 ст. той же книги; 253 и 254 статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных и 3 пункта 910, 1 пункта 915, 916, 2 пункта 1409 примечаний к XXIV книге того же свода. ПРИГОВОРИЛ: 1) Названных подсудимых за означенное преступление подвергнуть лишению всех прав состояния и смертной казни через повешение. 2) С вещественными по делу доказательствами поступить согласно 323 ст. Устава о предупреждении и пресечении преступлений и 3) Приговор по сему делу в окончательной форме представить на усмотрение командующего Маньчжурской армией. Полковник Афанасьев, Подполковник Карибчевский, Войсковой старшина Плотников
3.
Временному военному суду г. Харбин 14 апреля 1904 г. Исполняющий Военно-Прокурорские обязанности при Временном Военном Суде Северной Маньчжурии 14 апреля 1904 г.
Приговор суда по делу японских подданных Юкока и Оки в исполнение приведён.
Исполняющий военно-прокурорские обязанности полковник Микашин.
4.
Рапорт генерал-квартирмейстеру полевого штаба Маньчжурской армии 19 мая 1904 г. Окружной штаб военно-окружных управлений Маньчжурской армии. Отд. разведыват. 19 мая 1904 г. Генерал-квартирмейстеру полевого штаба Маньчжурской армии.
2-го мая с.г. военным Комиссаром Хейлунцзянской провинции получены заслуживающие доверия известия: 12-го апреля четыре японца из состава того разъезда, к которому принадлежали захваченные близ Турчихи два офицера, приехали в дер. Улан-ан, 80 ли южнее ставки Джалайдвана и там были убиты монголами, которые донесли об этом в ямынь Джалайдвана. Помощник его Банда потребовал их в ямынь, но они отказались прийти, тогда Банда послал арестовать их. Джалайдван всегда был противником России, а теперь очевидный сторонник Японии. Об изложенном доношу Вашему Превосходительству. За и. д. Начальника штаба подполковник (неразборчиво) (1).
Согласно документам следствия и суда достаточно чётко прослеживается, как замысел подсудимых на проведение крупномасштабной диверсии на основной линии снабжения русской действующей армии, так и принадлежность их к главной штабной структуре противника. Если Йокогава именует себя полковником (или подполковником), то его напарник Тейсуке Оки (в русский документах Тейско Оки) называется капитаном и оба упоминают, что военную форму оставили в Пекине, за невозможностью в ней передвигаться по Монголии. Историю японских офицеров несколько портили сопровождавшие их студенты-филологи, не имевшие военной подготовки и годные лишь на роль компаньонов в далёком походе. Бывший в апреле 1904 года в Харбине и наблюдавший за процессом корреспондент Шахновский также упоминает в своей работе (4), что обвиняемые представились офицерами японской армии и приводит дополнительные детали суда и процедуры казни. Шахновский, в частности, упоминает приказ Куропаткина, заменивший казнь через повешенье на расстрел, и стоическое поведение японцев в ходе суда и в момент расстрела.
Ознакомление в этими источниками (документальным и свидетельским) взаимно дополняющими друг друга, не вызывают сомнений в их точности, но заставляют сомневаться в реальности приводимой арестованными версии их служебной принадлежности. Совершенно нереалистичным выглядит задействование в диверсионной акции (к тому же, так непрофессионально организованной) штаб и обер офицеров Главного штаба японской армии, которые судя по документам не только плохо знакомы с полевой службой, но и дают себя задержать казачьему разъезду без попытки сопротивления.
При ближайшем ознакомлении с современными японскими источниками ситуация прояснилась. Оказывается, никто из шести японских путешественников-диверсантов не состоял на действительной военной службе вовсе. Господин Йокогава был журналистом самурайского происхождения, работавшим, выражаясь современным языком, в «горячих точках». По мнению Джеймса Бойда (2), изучавшего эту группу, Йокогава был связан с офицерами Главного штаба армии и штаба флота, но оставался, тем не менее, исключительно гражданским служащим. Его подчинённый Тейсуки Оки также не был «капитаном японской пехоты», а являл собой образчик вольнонаёмного работника без чёткой профессии. Сын провинциального судьи и недоучившийся студент. Оставшиеся четверо - Наокума Накаяма, Ичизоу Тамура, Митцузоу Ваки, Ясуши Матсузаки были такими же, ничем себя не успевшими проявить молодыми людьми.
Дело в том, что с началом войны Главный штаб японской армии решил задействовать значительную часть своей агентуры, инфильтрованной в Китае, для диверсий, направленных на КВЖД. Так как очевидным «слабым местом» пополнения и снабжения русской армии в Маньчжурии была единственная нитка железной дороги, то любая остановка её работы, даже на несколько дней, могла оказать существенное влияние на исход боевых действий. Японские подданные на территории континентального Китая были представлены в основном техническими специалистами, учителями, студентами и врачами. Значительная часть из них оказалась «специалистами двойного назначения», пусть и не имевшими специальной подготовки, но настроенными ультрапатриотично. Только для диверсий на КВЖД в начале 1904 года было выброшено до 50 человек, снабжённых взрывчаткой и легендировавших себя, как монгольских священнослужителей. Все они были вчерашними «японскими туристами».
Отдельный интерес вызывает использование этой истории, получившей определённое освещение в мировой прессе в апреле-мая 1904 года, (благодаря телеграммам Куропаткина на имя Е.И.В.) чуть позже, уже в 30-е годы, японской пропагандой, в ходе оккупации Маньчжурии. На месте захоронения расстрелянных японских диверсантов русская военная администрация установила небольшой памятник ещё в 1905 году. С приходом японцев в Маньчжурию через 30 лет, на этом месте был установлен 20-метровый гранитный обелиск «6 японским патриотам». Английский журналист Скотт, побывавший в Харбине в 1934 году, достаточно подробно описывал японскую версию злоключений группы Йокогавы (3). Согласно этому варианту событий, группа японцев-патриотов, работавших в Пекине, узнав о начале войны с Россией, обратили свой взор на карту и поняли, что ничто так не насолит русским, как испорченная железная дорога. Взяв в дорогу несколько динамитных шашек и купив лошадей, японцы отправились в путь дорогу, через Монголию к Харбину. Но дорога оказалась неожиданно трудной, а природа негостеприимной. Лошади пали, и японские патриоты пошли дальше по пустыне пешком. Затем, они стали умирать один за другим, пока не осталось в живых только двое. Вот их, буквально ползущих к железной дороге, и арестовали русские военные. Первое время патриотов не хотели казнить, но японцы уговорили русских их расстрелять, потому что пленники не могли вынести позора своей неудачи. Скотт упоминает, что японцы планируют снять в 1935 году фильм о героях и консультантами на съёмках будут начальник расстрельной команды (так в тексте Скотта) капитан Семёнов и председатель военного суда (осудивший японцев) полковник Афанасьев. У меня нет сведений о том, снят ли был в итоге фильм, но памятник простоял ещё с десяток лет, пока не был снесён новыми китайскими властями. Но, те несколько лет, что он простоял на окраине Харбина, монумент был активно задействован в пропагандистском обеспечении присутствия японской армии на территории континентального Китая, что отразилось не только в маньчжурской прессе, но и в бело-эмигрантских изданиях.
1. - Деревянко И. В. «Белые пятна» Русско-японской войны. - М.: Эксмо, Яуза, 2005.
2. - James Boyd. “A Forgotten «Hero»: Kawahara Misako and Japan's Informal Imperialism in Mongolia during the Meiji Period”. Gender, History and Culture in the Asian Context, with the assistance of Murdoch University. 2008.
3. - W.J.R.Scott. Sydney Morning Herald. 13 okt.1934. “Unusual Memorial”.
4. - Шахновский И. К. "Жёлтая туча (12 месяцев войны с Японией). Дневник корреспондента". - М.: Издание Д. П. Ефимова, 1905.