Наш с ПВО камент к "Бойня людей...." от gorojanin_iz_b.
goldpekary
Ну так люди то везде одинаковы....
;)))))
З.Ы.: Примерно эту же тему развивает Виктор Пелевин в рассказе "Тхаги". Рекомендую, он совсем коротенький.
;)))))
gorojanin_iz_b
Психика устроена одинаково - уточню. Да, так
Тхаги.Даже в связанном виде молодой человек был весьма элегантен. Длинная челка, мушкетерская бородка и подкрученные вверх усы делали его похожим на представителя творческой, но немного двусмысленной профессии - так мог бы выглядеть элитный сутенер, карточный шулер или преподаватель Высшей школы экономики.
На нем была черная водолазка с металлической искрой, темные брюки и лаковые ботинки, покрытые разводами грязи. Он был примотан к железному стулу - тонкой веревкой, много-много раз обернутой вокруг его ног, рук и туловища, словно его вязали лилипуты или привычная к мелкому вышиванию женщина.
- Вроде оклемался. Эй, как дела?
Видимо, решив, что изображать забвение непродуктивно, молодой человек открыл глаза.
Перед ним стояли двое.
Женщине в строгом брючном костюме было под пятьдесят. У нее были длинные распущенные по плечам волосы рыжеватого цвета, мелкие черты лица и очень деловой вид. В ее ушах блестели две серебряные монетки, красиво приспособленные в качестве сережек.
Мужчина примерно тех же лет был солнечно-круглым и лысым, с лицом покорным и одновременно хитрым. Он походил на колобка, который в юности имел беседу с медведем-прокурором и навсегда усвоил, что в России он просто малая булка, которая никуда ни от кого не уйдет, - но постепенно приладился в этом скромном качестве, обжился и неплохо так покатил. На нем были джинсы, серый твидовый пиджак и неуместный галстук из желтого шелка.
Помещение вокруг было странным. Это был просторный подземный склад со стенами из серого бетона и низким потолком, опирающимся на несколько четырехугольных колонн. Один угол склада был чуть подремонтирован, выкрашен белой краской и превращен в подобие открытого офиса с крохотной кухонькой. На остальном пространстве, видимо, должны были храниться какие-то товары - но сейчас там было пусто, только у дальней стены чернел штабель новеньких автомобильных покрышек.
Та часть помещения, которая была складом, выглядела именно так, как положено подземному хранилищу. Необычной была офисная зона. Стол с оргтехникой, стоящий в углу, был малопримечателен, но стену рядом с ним почему-то украшали две огромные, почти в человеческий рост, черно-белые фоторепродукции. Одна изображала каменную женщину в хламиде, с мечом в руке стоящую на вершине холма. На второй тоже была каменная женщина с мечом, парящая над бородатыми воинами - только не статуя, а барельеф.
Между репродукциями, как раз напротив стула с примотанным к нему молодым человеком, в стене была устроена ниша-альков, доходящая до потолка и скрытая багровым занавесом.
Увидев фотографии каменных воительниц, молодой человек довольно ухмыльнулся и кивнул, словно именно этого и ждал.
- Голова болит? - спросил колобок.
- Болит, - ответил молодой человек. - Чем вы меня так?
- Травматика. Повезло, что на вас шапочка была. Кость цела, я проверил. Но шишка будет долго.
- Меня зовут Борис, - сказал молодой человек.
- Очень приятно, - с отчетливым сарказмом отозвался колобок. - Я Аристотель Федорович. А это, - он указал на безучастную женщину, - Румаль Мусаевна.
Борис улыбнулся Румали Мусаевне, словно старой знакомой.
- Развяжите меня, - попросил он.
- А вот это кажется мне преждевременным.
Борис грустно улыбнулся.
- Кажется, я не вызываю у вас доверия.
- А почему вы должны его вызывать после того, что вы учудили?
Борис пристально поглядел на Аристотеля Федоровича и вдруг произнес странную скороговорку на неизвестном языке, в которой из близких русскому уху созвучий можно было уловить только какое-то «каляка-маляка» - или, может быть, нечто вроде «калитта-малитта».
Аристотель Федорович нахмурился и переглянулся с Румалью Мусаевной.
- Вызывай милицию, Аристотель, - впервые нарушила та свое молчание. - И скорую помощь.
Борис побледнел.
- Какую еще милицию? Может быть, я немного не так произнес, я никогда не слышал, как правильно говорят. Все приходилось по книгам, самому. Наставника не было. Но теперь-то, надеюсь, будет?
- Вы, Борис, говорите какими-то загадками, - сказал Аристотель Федорович. - Вы, похоже, приличный молодой человек, но чем-то… э-э… взволнованы. Может быть, вы успокоитесь и расскажете, что вас сюда привело?
- Охотно, - ответил Борис, - охотно. Только рассказ получится длинным.
Аристотель Федорович еще раз переглянулся со своей спутницей. Та пожала плечами.
- Ну что ж, - сказал Аристотель Федорович, - спешить нам некуда, послушаем. Заварим вот только чайку…
Румаль Мусаевна подошла к кухоньке и включила электрочайник. Аристотель Федорович взял стул, поставил его напротив Бориса спинкой вперед и сел на него как на лошадку, сложив на спинке руки и опустив на них подбородок. Почему-то он сразу перестал походить на колобка и напоминал теперь усталого следователя, хорошего по своим человеческим качествам, но из-за нехватки кадров вынужденного поочередно работать то хорошим, то плохим.
- Ну, - сказал он, - валяйте.
Борис закрыл глаза и некоторое время сосредотачивался.
- Чтобы вы правильно все поняли, - заговорил он, - начать придется издалека. Я чуть-чуть расскажу о своем детстве. Замечу без ложной скромности, что я был умным ребенком. А умный ребенок не просто мечтает стать кем-то, когда вырастет. Он еще придает этой мечте особый недетский статус, если вы понимаете, о чем я говорю. Он понимает, что все детишки мечтают о разной ерунде и забывают об этом, когда подрастают. Но он считает себя другим и держится за свою мечту совсем иначе…
- Борис, - сказал Аристотель Федорович, - давайте без психологических отступлений. Строго по делу.
- Извольте. Итак, господа, с самого детства я мечтал стать адептом чистого зла.
- Ой, - испуганно всплеснула руками Румаль Мусаевна у чайника. - И почему же это с вами произошло?
- Знаете, - ответил Борис, - точную причину указать невозможно. Фильмы, книги, компьютерные игры - семя могло быть где-то там. А могло и вообще остаться из прошлой жизни. Неважно. Главное, я с самого начала знал, что именно в этом моя судьба. Я, однако, вполне понимал - таких начинающих магистров тьмы в городе пруд пруди. Было ясно, что надо чем-то от них отличаться… В первую очередь, разумеется, следовало забыть про все ролевые модели, представленные на рынке. Особенно в фильмах. Знаете, эти недотепы в черных плащах, которые рушатся в багровую бездну как раз тогда, когда в зале доедают последний поп-корн. Пошлые мещане, кривляющиеся перед камерой за небольшие деньги. Даже в детстве мне было ясно - они лишь унижают зло, и, следовательно, служат добру…
- Позвольте, - вмешался Аристотель Федорович, - а что такое, по-вашему, добро и зло?
Борис кивнул.
- В самую точку. Именно этот вопрос и встал передо мной в полный рост.
Конечно, первым делом я прочитал все возможные объяснения в разных справочниках и энциклопедиях. Они были малопонятны и по меньшей мере двусмысленны. Одни считали, что добро и зло - понятия религиозные и трансцендентные. Другие выводили их из совокупного человеческого опыта.
Третьи из классового интереса. В конце концов я пришел к выводу, что речь идет о чем-то вроде правил дорожного движения. Добро - это их соблюдение, зло - нарушение, но не любое, а гламурное. Как бы объезд по встречной полосе с включенным спецсигналом. В этом отличие зла с большой буквы “З” от нищего свинства.
Румаль Мусаевна улыбнулась.
- Из этого следовали парадоксальные выводы, - продолжал Борис. - Например, по правилам люди делают все только за деньги. Поэтому истинное зло должно быть бескорыстным. Совершающий его не должен рассчитывать на награду.
- И?
Борис грустно вздохнул.
- Смешно вспомнить. Я совершенно бескорыстно сжег несколько больших помоек и одну старую «Волгу», чем, наверно, окончательно подкосил какого-то пожилого пенсионера. Еще я расстрелял из рогатки множество голубей и повесил одного щенка. И только тогда понял свою ошибку. Я ведь хотел стать черным магом не для того, чтобы служить злу, а чтобы зло служило мне! А раз я этого хотел, значит, я все же рассчитывал на награду - и по собственной логике переставал быть адептом зла…
Румаль Мусаевна, как раз разливавшая чай, даже поставила задрожавший в ее руке чайничек на стол.
- То, что вы говорите, просто ужасно, - сказала она. - Птичек-то за что?
- Бросьте. Этим занимаются все мальчишки. И они, кстати, уж точно не рассчитывают на награду и действуют бескорыстно. По моей логике выходило, что подлинными служителями зла были именно они. И я задумался - кому же тогда служу я?
Аристотель Федорович негромко засмеялся.
- Да-с, - сказал он, - дилемма.
- Не забывайте, я был еще довольно маленьким мальчиком. В общем, чуть не сломав голову всеми этими размышлениями, я в конце концов пришел к недетски мудрому выводу, что такие вещи постигаются не рассуждением, а следованием уже существующей традиции, и если где-то на земле живут истинные адепты зла, надо учиться у них. Но, как вы понимаете, в седьмом классе это было трудно, и я не то чтобы забыл о своем сердечном обете, а скорее отложил его выполнение на неопределенный срок… Извините, вы не дадите глоток чаю? Только не очень горячего, пожалуйста. А то в горле пересохло…
Румаль Мусаевна налила Борису чаю и некоторое время поила его с руки, словно медсестра загипсованного больного. Она даже предложила ему шоколадную конфету, но Борис отрицательно помотал головой.
- Итак, - продолжал он, когда Румаль Мусаевна села, - я кончил школу, поступил в необременительный гуманитарный институт, возмужал и поумнел, простите за очередную нескромность, и стал понемногу интересоваться традициями, которые были связаны со злом, или, во всяком случае, имели такую славу. Довольно быстро я понял, что социальные учения на эту роль не подходят…
- Вот от них-то как раз и все зло в мире, - заметил внимательно слушающий Аристотель Федорович. - Во всяком случае, в нашей истории.
- Не соглашусь. Русский коммунизм, с моей точки зрения, связан не столько с абстрактным злом, сколько с недостатком общей культуры. А немецкий фашизм я отбросил из-за примечательной случайности. Я, знаете, купил себе электронный ридер и сразу сгрузил туда из интернета много разных файлов с малопонятными именами. И в результате два дня подряд читал «Майн Кампф» в полной уверенности, что изучаю Славоя Жижека, это такой модный философ из Евросоюза. Единственным диссонансом мне показалось то, что европейский мыслитель слишком сильно упирает на проблему сифилиса.
- А какая тут связь…
- Чисто ассоциативная, - перебил Борис. - Гитлер не был жрецом зла. Он был пошлым психом, бездарным евробюрократом, даже неспособным понять, что для осуществления плана «Барбаросса» вместо тысячи танков «тигр» достаточно закупить одного секретаря обкома. Знаете, я как-то увидел в интернете альтернативный вариант банкноты в 20 евро с портретом молодого фюрера. И не поверите, насколько тот был на своем месте. До такой степени, что я после этого потерял к Славою Жижеку всякий интерес.
- Кроме фашизма есть еще либерализм, - заметила Румаль Мусаевна. - Его как раз многие умные люди в нашей стране считают самым главным злом.
Борис закатил глаза, как бы говоря «я вас умоляю…»
- Никакого либерализма в России нет и быть не может. Потому что при либерализме придется всех в тюрьму сажать. В России есть либеральный дискурс. Это, если говорить по-научному, последовательность шумовых и визуальных эффектов, сопровождающих передачу созданной Гулагом стоимости в руки сами хорошо знаете кого. Набор особых мантр, который специально обученные люди начитывают по радио и телевизору для создания ментальной завесы. Против я ничего не имею, но как я могу такому служить?
Я ведь адепт мистического зла, а не экономический журналист или там автор колонки «Из-под глыб» в каком-нибудь глянцевом каталоге…
- Вы очень разносторонний молодой человек, - одобрительно произнесла Румаль Мусаевна.
- Благодарю. В общем, я твердо решил ограничить круг поиска чисто духовными учениями, не претендующими на трансформацию социальной реальности. Поэтому исламских товарищей тоже пришлось отбросить.
- Сатанизм? - поднял бровь Аристотель Федорович.
Борис усмехнулся.
- Сейчас уже стыдно признаться, - сказал он, - но пару лет я ему уделил. И пришел к выводу, что все существующие на Западе формы сатанизма - это просто ряженые. Мэрилин Мэнсон никогда не занимался сексом со свиньей - врал, подлец, свинья его убила бы на месте. Американская Церковь Сатаны - это, скорей всего, спонсируемый ЦРУ реликт холодной войны, призванный доказать человечеству необычайную широту американской веротерпимости.
Главное, знаете, чтобы сатанист не отрицал Холокост и верил в демократию и рынок. Еще есть разные формы черной мессы для пожилых европейцев из среднего класса, но это в большинстве случаев просто попытка сделать предклимактерический секс-свинг чуть интересней. Если там и присутствует элемент служения злу, то совсем маленький, как при торговле просроченным йогуртом.
- Выходит, - с легкой иронией спросил Аристотель Федорович, - совсем была пустая трата времени?
- Практически да. Но выводы я все же сделал. Я понял, что при поиске истинного учения надо обращать внимание прежде всего на используемую им образность. А не на слухи, которые о нем ходят, и даже не на его саморепрезентацию, ибо она по многим причинам может быть не вполне искренней… Я решил довериться символам, поскольку они прямо выражают ту суть, которую слова только размывают и прячут.
- Поясните, пожалуйста, - попросила Румаль Мусаевна.
- Ну например, - ответил Борис, - западный сатанизм бесперспективен уже по той причине, что его центральным образом является вписанная в звезду козлиная морда. Это, если коротко, учение для козлов - что можно понять либо по прямо явленному знаку, либо после многолетних изысканий, за время которых искатель вполне может окозлиться до полной невменяемости сам. Западный сатанизм - не зло, а мелкое рогатое животноводство.
- Понятно, - сказал Аристотель Федорович, - понятно. Какая же образность показалась вам заманчивой?
Борис поймал взгляд Румали Мусаевны, просительно улыбнулся и кивнул в сторону кухонной стойки. Румаль Мусаевна встала, налила ему немного чая и поднесла чайную чашку к его губам.
- Спасибо… В первую очередь, конечно, тибетский буддизм.
- Я так и подумал, - отозвался Аристотель Федорович.
- Поначалу все выглядело крайне многообещающе. Черепа, кости, человеческие головы в нескольких стадиях разложения, всякие мучения и казни… Конечно, настораживало, когда какого-нибудь трехглазого монстра с этих шелковых свитков объявляли «просветленным существом». Но потом мне объяснили, что черти в аду тоже просветленные существа и других там на работу не берут. В общем, решил я в это дело нырнуть по-серьезному. Выяснил, какое ответвление в тибетском буддизме считается самым жутким, преодолел робость и сблизился с адептами.
- А какое ответвление у них самое жуткое? - спросила Румаль Мусаевна, широко открыв глаза.
- Бон, - ответил Борис. - Но реальность, однако, оказалось довольно унылой. У меня быстро сложилось ощущение, что когда-то давным-давно бонские шаманы поймали заблудившегося в горах буддийского монаха и, перед тем как разделать его на пергамент, флейты и ритуальную чашу из черепа, заставили придумать политкорректные объяснения всем их мрачным ритуалам. Чисто на случай конфликта с оккупационной администрацией. И вот именно эти фальшивые покровы и сохранились в веках, а изначальная суть или утеряна, или скрыта от непосвященных.
- А что такое Бон с практической точки зрения? - спросил Аристотель Федорович. - Мы ведь люди в этом вопросе совершенно темные.
- Тренировка духа, - ответил Борис. - С целью обрести свободу от привязанностей. Только в реальности кончается тем, что вместо одной тачки с говном человек катит по жизни две - свою родную и тибетскую. Сначала на работе отпашет, как папа Карло, а потом сидит у себя в каморке начитывает заклинания на собачьем языке, чтобы умилостивить каких-нибудь нагов, которых ни для кого другого просто нету… И психоз бушует сразу по двум направлениям. А вообще там много всяких развлечений. Каждый практикует как хочет.
- Например?
- Ну, например, есть шаматха и випашьяна. Это такие медитации. Скучные, как разведение редиса.
- В чем они заключаются?
Борис задумался.
- Ну если на простом примере… Вот, например, выпили вы водки и не можете ключи от квартиры найти. И думаете: “Где ключи? Где ключи? Где ключи?” Это шаматха. А потом до вас доходит: “Господи, да я же совсем бухой…” Это випашьяна. У нас этим вся страна занимается, просто не знает.
- А еще что бывает?
- Например, чод. Это когда предлагают свою плоть демонам с кладбища. Некоторые делают на Новодевичьем. Призывают обычно Гайдара, Хрущева и Илью Эренбурга. Говорят, круто. Только мне тоже скучно было… Есть еще шитро. С помощью сложной, занимающей полжизни практики разделить сознание на загробное бардо и путешествующего по нему бегунка, чтобы после смерти бегунок преодолевал бардо до полного прекращения электрохимических процессов в коре головного мозга. Изысканный жест подлинного ценителя тибетской культуры, хе-хе. Но я им, увы, так и не стал.
- Что же помешало? - спросила Румаль Мусаевна.
- Главным образом, - сказал Борис, - ритриты с приезжими ламами. Я в какой-то момент понял, что они до ужаса напоминают экономические семинары, где артисты этнографического ансамбля через двух переводчиков зачитывают собравшимся написанную триста лет назад брошюру «Как стать миллионером».
- А вы таким брошюрам не верите?
Борис, насколько позволяли веревки, пожал плечами.
- Почему не верю? Я просто правильно понимаю их назначение.
Миллионером с их помощью действительно можно стать. Но для этого надо их продавать, а не покупать. У нас ходил на ритрит один такой гуру - специалист по социальному альпинизму. Хотел набраться эзотерического вокабуляра для общей эрудиции. Я его раз спросил - а чего ты сам за семьсот грин сосешь, если все рецепты знаешь? А он говорит - есть, мол, тибетская пословица: «учитель может летать, а может не летать»…
- А вы таким брошюрам не верите?
Борис, насколько позволяли веревки, пожал плечами.
- Почему не верю? Я просто правильно понимаю их назначение. Миллионером с их помощью действительно можно стать. Но для этого надо их продавать, а не покупать. У нас ходил на ритрит один такой гуру - специалист по социальному альпинизму. Хотел набраться эзотерического вокабуляра для общей эрудиции. Я его раз спросил - а чего ты сам за семьсот грин сосешь, если все рецепты знаешь? А он говорит - есть, мол, тибетская пословица: «учитель может летать, а может не летать»…
Аристотель Федорович хмыкнул.
- Так вот, - продолжал Борис, - нынешние учителя, прямо скажем, не летают. Потому что сызмала на плохом английском учат летать других. Да и не учат, собственно, а рассказывают, как где-то там раньше летали. Вот и все их учение.
- А как же просветление? - спросила Румаль Мусаевна.
Борис мрачно усмехнулся.
- Во-первых, за просветлением в Бон не идут, - сказал он. - Там обычно другая мотивация. А во-вторых, можете не сомневаться, что процент лично просветленных мужей среди тибетских лам примерно такой же, как среди хозяйственных инспекторов Троице-Сергиевской Лавры, которых посылают в дальний приход, чтобы пересчитать хранящиеся на складе свечи. Но с хозяйственным инспектором из Лавры при определенном везении можно пообщаться лично, а не просто простираться перед ним на жестком полу в проперженном холодном спортзале, когда он будет возжигать лампадку перед образом Казанской божьей матери… Кстати сказать, кончается тибетский буддизм исключительно православием, потому что после пятидесяти лет молиться тибетским чертям уже страшно. Другого зла там нет.
Аристотель Федорович прокашлялся.
- Но мы, однако, ушли от темы.
- Да… В общем, я понял, что даже самая устрашающая символика необязательно указывает на принадлежность к чему-то серьезному. Она может быть просто подобием фальшивой воровской татуировки. Смотреть следует в корень.
- Вы хотите сказать, вы поняли, в чем корень зла? - спросил Аристотель Федорович.
- Так это совсем не трудно, - ответил Борис. - Чтобы понять, достаточно отбросить все то, что злом не является. Я вам и рассказываю о том, как я это постепенно проделал. Убрал все лишнее, и осталось искомое.
- И что у вас осталось?
- То, - сказал Борис, - что было перед глазами с самого начала. Просто романтический настрой не давал понять, насколько все просто… Ведь что, по мнению абсолютного большинства людей, страшнее всего? Чего мы все больше всего опасаемся? Насильственной смерти.
- Да, - согласилась Румаль Мусаевна.
- При этом, - продолжал Борис, - люди только изредка живут в относительном мире. Все остальное время они уничтожают друг друга миллионами - по причинам, которые через сотню лет бывает трудно понять даже профессиональным историкам. Война, вне всяких сомнений, есть самое чудовищное из возможного. Но вот окружающие ее образы отчего-то всегда величественны и прекрасны…
Борис поглядел на Аристотеля Федоровича и замолчал.
- Ну, ну, продолжайте, - сказал тот.
- А чего продолжать. Мы уже приехали.
- Что вы имеете в виду? - нахмурился Аристотель Федорович.
- Думаете, я не понимаю, почему она здесь висит?
- Она - это кто?
Борис кивнул на фотографию исполинской женщины с мечом на вершине холма.
- Волгоградская Родина-мать. А рядом, - он указал на фотографию барельефа с застывшей в воздухе воительницей, - так называемая “Марсельеза” с парижской триумфальной арки. Исторически и географически довольно удаленные друг от друга объекты. Но обратите внимание на странное сходство. В обоих случаях это женщина с большим ножиком в руке и открытым ртом. К чему бы?
Борис обвел хитрым взглядом Аристотеля Федоровича и Румаль Мусаевну.
- К чему? - повторила Румаль Мусаевна.
- А к тому. Оба этих скульптурных портрета изображают одну и ту же сущность. Только, так сказать, в зашифрованном виде. Мало того, что в зашифрованном виде, так еще и не полностью. Как, знаете, человека урезают до бюста - без рук и ног. Но это не значит, что их нет у оригинала. Сокращенный портрет, так сказать. Вот и здесь то же самое.
- Здесь, кажется, и руки и ноги на месте.
- Не все. Рук на самом деле четыре. Кроме того, не показан язык. Он должен высовываться далеко наружу. Ну и еще опущены многие мелкие, но важные черты.
- Кто же это?
- А то вы не знаете. Богиня Кали.
Сказав это, Борис внимательно уставился на своих собеседников. Но ни Аристотель Федорович, ни Румаль Мусаевна не проявили никаких эмоций.
- Кали? - с вежливым любопытством, но не более, переспросил Аристотель Федорович.
- Да! - горячо подтвердил Борис. - Соблюдены, по меньшей мере, три главных черты канонического портрета. Как я уже сказал, преогромный ножик, открытый рот и, самое главное, танец на трупах.
Румаль Мусаевна тихонько ойкнула и прикрыла рот ладошкой.
- Насчет трупов под ногами, - продолжал Борис, - у волгоградской версии конкуренции нет - Сталинград, сами понимаете. А вот с французской аркой чуть сложнее - построили ее, если не ошибаюсь, в тысяча восемьсот тридцать шестом году, а жмура подвезли только в тысяча девятьсот двадцать первом. Когда устроили могилу Неизвестного солдата. Но в ритуальном смысле результат один и тот же.
- То есть вы хотите сказать, - с интересом спросил Аристотель Федорович, - что любая скульптура, где изображена символическая женщина с мечом, это в действительности…
- Кали, - подтвердил Борис. - Как правило, да. Вооруженная женщина - это практически всегда она. И необязательно вооруженная, кстати. Самое жуткое изображение Кали - на плакате «Родина-мать зовет», помните, такая седая весталка в красной хламиде. Именно ее суровый лик был последним, что видели колонны солдат, которых приносили в жертву к седьмому ноября или первому мая. От одной только мысли пробирает до дрожи…
- Интересно рассуждаете, - сказал Аристотель Федорович, - только ведь нельзя на двух примерах строить целую мифологию.
- Почему это на двух, - обиделся Борис, - извините… Вы что думаете, я темой не владею? Да я эти примеры могу хоть час приводить. Возьмите, например, аллегорическую Германию. Ее с римских времен изображают в виде женщины - но на монетах Домициана она была, извиняюсь, пленной девкой, а в девятнадцатом веке почему-то оказалась валькирией с императорским мечом в руке. Такой, хе-хе, персонификацией германского национализма. Про трупы спрашивать будете? Или ясно? Да вы посмотрите изображения, - Борис закатил глаза, вспоминая, - «Германия» Иоганнеса Шиллинга, «Германия» Филиппа Фейта и уж особенно Фридриха Августа Каульбаха образца четырнадцатого года, там она вообще похожа на гладиатора из цирка. Если это не Кали, кто тогда?
- Германия исторически… - начал было Аристотель Федорович, но Борис перебил:
- А Франция? Так называемая Марианна? Она прикидывается мирной обывательницей во фригийском колпаке, но если вы возьмете, например, «Свободу, ведущую народ» Делакруа, то там она совершенно открыто пляшет на трупах с ружьем в руке, и у ружья, что характерно, имеется примкнутый штык. Ну уж а насчет этой вот, - Борис кивнул на фотографию «Марсельезы», - я и повторяться не буду. Aux armes, citoyens! Formez vos bataillons! И шагом марш на выход! Женщина-смерть зовет… Или, может, поговорим про американскую Свободу?
- Не будем, - сказал Аристотель Федорович, - картина ясна. Эрудиции у вас не отнять. Вы ведь, поди, и про богиню Кали все уже выяснили?
Борис смущенно потупился.
- Понимаю вашу иронию, - ответил он. - Поверьте, я ни на что не претендую.
Конечно, мое знание ограничено и ущербно, ибо взято из открытых источников. Поэтому я к вам и пришел… Но я ведь просто рассказываю о своем пути. И рассказ мой чистосердечен.
- Продолжайте, - кивнул Аристотель Федорович.
- Как вы правильно сказали, я заинтересовался богиней Кали. И быстро понял, что если детская мечта по-прежнему жива в моем сердце, то ничего иного искать уже не надо. В мире нет другого божества, которое так отчетливо воплощает Зло и смерть. Мало того, открыто наслаждается видом льющейся крови. Этому божеству поклоняются многие миллионы людей, ему приносят кровавые жертвы и в его честь называют города…
- Города? - недоуменно переспросила Румаль Мусаевна.
- Калькутта, - отозвался Борис. - Главный храм посвящен Кали, отсюда и название.
- Интересно, - сказала Румаль Мусаевна, - чего только от вас не узнаешь.
- Причем индусы, поклоняющиеся Кали в ее подлинном обличье - это избранные. А остальное человечество служит ей втемную… Вот кто на самом деле та таинственная «Изида под покрывалом», о которой столько говорили мистики всех времен! Вы только вдумайтесь, богиня даже не открывает свой лик бесконечному потоку людей, которых приносят ей в жертву. Смотрит на них сквозь незаметные прорези в маске… Это ли не величие?
- Но ведь Кали, наверное, не просто богиня зла? - растерянно спросила Румаль Мусаевна. - Ведь не может такого быть.
- Конечно, - согласился Борис. - С пиаром у нее все в порядке, не сомневайтесь. Кали, натурально, не просто богиня Смерти. Она еще курирует все аспекты духовного поиска, о которых успел рассказать пойманный монах перед тем, как ему перерезали горло на жертвеннике. Тот же случай, что с религией Бон. Но если у тибетской голытьбы имиджмейкером работал какой-то безымянный странник, то на Кали трудились очень серьезные люди, от Шри Ауробиндо до Стивена Спилберга. Можете не сомневаться, тема раскрыта. Ножик в руке, натурально, отсекает дуальность восприятия, отрезанная голова в руке символизирует победу над эго, и так до самых Петушков. Только это ведь для идиотов.
- Отчего же? - спросила Румаль Мусаевна.
- Да оттого. Ножик в руке, конечно, можно объяснить отсечением дуальности. Но вот как объяснить, что отсечению дуальности приносят в жертву черных куриц? Про это даже Шри Ауробиндо помалкивает.
- Национальный колорит, - вздохнул Аристотель Федорович. - У нас ведь тоже блины да крашенные яйца от язычества остались.
[конец ознакомительного фрагмента]
Бойня людей разжигается по одним законам, одними архетипами, одним цехом
Начальная часть этого очень давнего поста известна рунету больше десяти лет; ее постила тысяча блогеров. Но почему-то никто не захотел продолжить показанный ряд, хотя именно в продолжении самое интересное. Предлагаю уважаемому сообществу познакомиться с продолжением.
*
Плакаты CССР и фашистских Италии и Германии в сравнении.
Некоторые пропагандистские плакаты Советского Союза похожи на плакаты Третьего Рейха. Только левый плакат на первом рисунке - итальянский.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
Переводы
1. Вступайте в итальянский легион. Италия поднимается лишь с оружием в руках.
2. Рабочий - лоб и кулак - выбирай фронтового солдата Гитлера! (видимо, плакат 1933 года);
3. Дети, что вы знаете о фюрере?
4. Народ, поднимайся! И тогда грянет буря!
5. За свободу и жизнь!
6. Ты тоже должен вступить в Рейхсвер (армию)! Поэтому запишись в ближайшем отделении (название адрес, коммандо)
7. Молодежь служит фюреру - все 10-летние из Гитлерюгенда (сокращение HJ )
8. Оркестр Рейха
9. Немецкий студент борется за фюрера и народ
10. Смерть лжи! Надпись на змее "Марксизм и высокий финансизм" (мировой олигархат)
12. Он виновен! В войне.
13. Твоё "Да" за фюрера 4 декабря!
Еще коллекция марок - советских и немецких.
Добавлю к шестой паре - знаменитое и не очень
Вот любопытный прообраз Единой России
а это еще один "единорос" того же змея ушастого (рептолоида по-нынешнему в ряде популярных учений, течений и воззрений; мировой финансовый олигархат - для политически сведущих граждан; сионизм и его порождение коммунизм для политически одаренных) гнобит
Еще немножко к 14-паре (думаю, каждый легко продолжит)
К первой паре
И в дополнение - благодарю sobercroc
С прототипом, как водится. Это Кали. Она питается кровью. Ее ставят на местах самых массовых жертвоприношений. Помимо знакомого всем образа на Мамаевом кургане здесь Марсельеза ( вспомним 7 млн. в катакомбах под Парижем), Мать Картли, мужская ипостась Уоллес, заливший кровью Шотландию и по кусочку разнесенный по всему острову, Фемида (за этой дамочкой немерено жертв).
Естественно, вовсю использует проверенные образы и напрямую плагиатит режиссер, затеявший украинское мероприятие.
И еще чуть-чуть
И чтоб не свешивали всех собак на сионский народ, который разводит и стравливает, хихикая и считая барыши, остальное человечество.
Плакат времен Первой мировой Твоя Старая Новая земля нуждается в тебе! Вступай в Еврейский легион!
И плакат 1948 года. Все зависит от тебя.
Ума и здоровья.