🐷 и детская книга.

[goldpekary]

Заместо эпиграфа:



goldpekary
Самуил наш Яковлевич жжёт напалмом!!11!!




mihailgurevitch
Вот отличная книга, сразу видно!

goldpekary
Однако сегодня такая книга не может быть издана в цивилизованной стране по причине разнузданной пропаганды неравенства по гендерному признаку(((((( Поросёнок, т.е самец!, прикинут словно на витрину©: в жилетку, рубашку и брюки, Ботинки (на ноги), перчатки (на руки), Отличную шляпу, пальто и калоши И галстук с застежкой... (ну очень хороший!) К пальто и костюму впридачу с золотым набалдашником трость. А Свинки, т.е. девочки, без шляп и ботинок , без браслета, Без комбине, без фильдекосовых чулочек И, как я только что заметил, без порточек.© А тут уже один шаг и до сексуальной эксплуатации..... Повезло Маршаку не дожить до этих славных новых времён!
Однако, немножко позитива в честь Дня Детской Книги:

Click to view

;))))))))))))))


mihailgurevitch
Отлично!
Я помню, как Игорь Ильинский это читал:)
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

А что в детской книжке самое главное? Правильно. В детской книжке самое главное это картинки! В детской книжке ваще можно обойтись без текста, но только не без картинок. Нет, конечно, когда со взрослой книги какой-никакой рисовальщик выкружил себе гонорар, это ей только в плюс. Но в принципе можно легко обойтись и без таковых. Скроить зараз и на ХУДОжнике, и на гонораре. А вот в детской книжке ну никак не обойтись, даже не пробуй. Когда же встала задача написать Свинью для детской книжки, то выручить может только


Владимир Григорьевич Сутеев
22 июня (5 июля) 1903, Москва - 8 марта 1993.

Агнеш Балинт
Гном Гномыч и Изюмка.



Дом который можно съесть.
В конце улицы Кузнечиков, на самой окраине, где город уже кончается и начинаются поля, валялась ста­рая, изъеденная молью шляпа. А под ней жил гном. Росту он был маленького, как все гномы. Но лет ему было немало. И потому все друзья и приятели звали его уважительно - Гном Гномыч.Особенно много приятелей у него было среди ого­родных чучел.
Когда-то давно и эта шляпа-дом тоже красовалась на голове огородного пугала. И только позднее она до­сталась в подарок Гномычу.
Старый Гномыч, получив шляпу, приладил на неё всамделишный номер, какие на домах бывают, и шля­па тоже стала как бы настоящим домом. Но - увы! - как-то осенью, в конце октября, на­летел сильный ветер, подхватил шляпу-дом и унёс её с собой. Вместе с номером.
И Гном Гномыч остался совсем без крыши над го­ловой.
Пришлось ему искать другое жилище. Правда, Гно­мычу повезло: вскоре на соседнем огороде он нашёл большую-пребольшую тыкву, у которой прожоры си­ницы успели выклевать всю сердцевину.
- Годится! - решил Гном Гномыч. - Конечно, тыква не такая тёплая, как шляпа. Но зато уж ветер её не укатит.
Сделал Гномыч из куска дубовой коры дверь, выре­зал в стенке тыквы окно, застеклил окно осколком разбитой бутылки. Печку слепил из глины, вместо ды­мохода кусок ржавой водопроводной трубы приспосо­бил.
И печка, если её хорошенько набить сухими куку­рузными стеблями, теперь так и пышет жаром.
«Нечего и жалеть, что унесло ветром шляпу, - ду­мал Гномыч, сидя возле очага. - Этот дом-тыква, сда­ётся мне, куда теплее любой шляпы». Одна лишь бе­да: каждый, кто идёт мимо или только пролетает над Гномычевым домом, норовит клюнуть его или отку­сить от него кусочек.
Гномычу то и дело приходится выбираться из тёп­лого угла, выходить на крыльцо и гнать прочь всяких там грачей, ворон, мышей, зайцев.
- Слепые вы, что ли? Неужели не видите, что здесь живут? - возмущённо кричал он и размахивал метлой из гусиных перьев. - Тоже мне, харчевню нашли!
Но когда наступала темнота и Гномыч зажигал лампу, прохожие меньше надоедали ему: светило окно и дом-тыкву было видно ещё издалека.


Тут уж и самая слепая ворона увидит и догадает­ся: внутри тыквы свет горит, значит, её есть нельзя.И Гномыч спокойно мог сидеть да почитывать газе­ту «Весточки с полей».
Однажды вечером он читал раздел «Происшествия». Он уже добрался до сообщения, как Барнабаш Блоха, житель села Соломка, легкомысленно спрыгнул на полном ходу с велосипедиста. К счастью, всё кончи­лось лёгкими ушибами и синяками. И вдруг Гномычу показалось, что за стеной кто-то чавкает.
Кто бы это? Гном Гномыч даже представить себе не мог. Однако, когда в стене тыквы образовалась дыра, Гномыч понял: кто-то нахально пожирает его дом. И, схватив метлу, выскочил за дверь. И что ж, вы думаете, он видит? Какой-то крошечный-прекрошечный поросёнок стоит у двери и преспо­койно отгрызает кусок за куском от его тыквы.
Гном Гномычу за всю его жизнь ещё не встречался такой паршивый поросёнок. В гневе он стукнул его метлой.
Поросёнок кубарем покатился прочь от Гномычева домика. И, пока катился, всё время визжал:
-  Уй-уй! Ой-ой-ой!
-  Я тебе покажу, как грызть чужие дома! - про­кричал Гном Гномыч.

Поросёнок жалобно захныкал:
-   Так есть хочется! У меня уже целых два часа маковой росинки во рту не было!
-  Всё равно это не даёт тебе права приходить сю­да и пожирать мой дом! А вообще-то я мог бы, конеч­но, дать тебе кусочек кукурузной лепёшки. Ладно уж, заходи, так и быть!


-   Кусочек кукурузной лепёшки! Моей любимой, вкусной лепёшки?!
Не прошло и минуты, как от поросячьего чавканья гудел весь тыквенный дом.
-  Вот это хор-хор-хорошая кух-кух-кухрруза. Мне она оч-очень по вку-кус-су! - довольно похрюкивал поросёнок и уплетал лепёшку так, что за ушами тре­щало. -  Набив рот, не болтай! - сделал ему замечание Гномыч. - Запомни такое правило: «Когда я ем, я глух и нем». А самое главное: не чавкай. Когда жуёшь, рот держи закрытым. Понял?
-  Как же так: я жую, а рот у меня закрыт? Но получится, - недоверчиво пискнул поросёнок.
-  Получится, - заверил его Гном. - Ты только попробуй!
Поросёнок попробовал и удивился: оказывается можно и в самом деле жевать, закрыв рот. Но пока как следует выучился этому, он съел всю кукурузную лепёшку.
-   Ух и наелся же я! Вот-вот лопну! - хрюкну! поросёнок. - Аж в сон бросило.
Гном Гномыч почесал ему спинку.
-  Придёшь домой, не забудь, что есть нужно все­гда красиво!
Поросёнок услышал его слова да как заплачет.
-  Что с тобой? - изумлённо вскричал Гномыч. - Кто тебя обидел?
-   Никто, - жалобно ответил поросёнок. - Про­сто я вспомнил, что мне некуда идти.
-  Как так? Разве у тебя нет дома?
-   Н-н-нет. Хозяин меня прогнал. Сказал, что я совсем не расту. Кормит он меня, кормит, а я всё сморщенный, будто сушёная изюмка. Видно, говорит, не в свинью корм. Не выйдет из тебя, говорит, жир­ная откормленная чушка.
Тут доброму Гному жалко стало бедного поросёнка, и он сказал:
-   Знаешь что, Изюмка, оставайся-ка ты лучше у меня! Всё равно гном я - одинокий. Сижу, скучаю, пока ветром случайно не занесёт сюда какую-нибудь старую газетёнку для чтения.

От неожиданной радости поросёнок даже речи ли­шился. Отёр нос о гномикову штанину, захрюкал рас­троганно:
- Да я, да вы, да… как бы я без вас, дорогой Гномыч! Куда же я пошёл бы, что стал бы делать?
После этого они общими силами залепили дырку, которую Изюмка в стене прожевал. Конечно, Изюмка больше смотрел, а работал Гном Гномыч. А вскоре Изюмка вовсе заснул, забравшись в тёплый подпечек.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

Не хочу купаться.
В подпечке Изюмка мог бы хоть целый век проле­жать, потому что стенки там всегда были тёплыми. Но Гном Гномыч считал, что подпечек совсем не для то­го, чтобы в нём спать. Сам он спал на мешке с соло­мой. Днём заправлял постель красивым покрывалом, которое соткал из козьей шерсти.
-   Будет и у тебя славное местечко! - пообещал Гномыч Изюмке. - Вот только кончится дождь, при­пасём мы и на твою долю соломки.
В первый же тёплый, погожий день он, как обе­щал, принёс домой большую вязанку свежей соломы. Изюмка сразу же захотел на соломе покувыркаться. Но Гномыч не разрешил.
-  Сначала я тебя выкупаю, - сказал он. -  Не люблю я купаться, - завизжал Изюмка.
-  А я не люблю чумазых поросят, - предупредил его Гном Гномыч.
-  Ну и не надо! - захрюкал Изюмка и спрятался под печку. - Да я лучше пойду куда глаза глядят. Найду себе какой-нибудь приличный свинарник. Там-то уж не надо будет купаться. Зарылся в солому и спи себе на здоровье.
-  Ну что ж, иди, - согласился Гномыч. Изюмка ушам своим не поверил. Подождал, может
быть, Гномыч его окликнет, остановит, но нет - не ок­ликнул, не остановил. Так очутился Изюмка за дверью. А там темнотища - хоть глаз выколи! И вокруг - ни огонька. Как в тыквенном-то домике хорошо да светло было. Прижался Изюмка пятачком к оконному стеклу: может, Гномыч заметит, как он тут на холоде зябнет, да сжалится. Но тот знай в своей печке кочергой шу­рует, на окно даже и не глядит, весело себе под нос что-то насвистывает.
Совсем грустно сделалось Изюмке. Стоит, чуть не плачет, жалеет, что наговорил Гномычу грубостей.
Вдруг дверь открылась, и из неё вышел Гномыч с метлой в руках.


-  Э-э! - удивлённо воскликнул он, заметив Изюмку. - Да ты, оказывается, ещё здесь?
- Здесь, - дрожащим голоском хрюкнул Изюмка. Он надеялся, что старый Гномыч сейчас спросит, не
озяб ли он, и тут же пригласит в дом. Но вместо это­го Гном Гномыч принялся разметать метлой лужу дождевой воды, скопившуюся у порога. Разметает и приговаривает:
-  Как тут хорошо-то, на свежем воздухе! А то в до­ме у меня такая жарища, ну прямо спасу никакого нет.
-  А я люблю, когда жарища, - вздохнул Изюм­ка. - А ещё больше купаться люблю. И чтобы вода обязательно горячая-прегорячая была.
-   Да что ты говоришь? - удивился Гномыч. - Тогда иди скорей, пока она ещё не остыла.


Тут Изюмка бросился со всех ног в дом, да так проворно, словно за ним гналась целая стая волков.
Ну конечно же, поросёнок, как и положено, не­множко визжал, пока его купали, жаловался, что мы­ло лезет в глаза. Но зато, когда купанье закончилось, он никак не хотел вылезать из ушата и всё время тре­бовал:
- Хочу ещё купаться. Ещё хочу. Но Гномыч сказал:
-  На сегодня хватит! Ты и так вон целую лужу на пол наплескал.
В это время в дом заглянул дядюшка Грач, Гномычев старый приятель ещё по улице Кузнечиков.
-  Что это у вас тут происходит? - прокаркал он. - Морррское сррражение?
-  Да нет. Просто Изюмка чистоту наводил. Лич­ную гигиену, - объяснил Гном Гномыч гостю. - Ты же знаешь, как эти маленькие поросята любят в воде поплескаться!
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

Куку-куколка.

Чтобы Изюмка не скучал, Гномыч ему из моркови, репы и капустных кочерыжек целый игрушечный зве­ринец сделал. Изюмке очень нравились эти игрушки. Но иногда он забывался и ни с того ни с сего прини­мался их грызть. Смотришь, а он уже съел все игруш­ки без остатка. Приходилось Гном Гномычу снова ма­стерить зверюшек.
Он вырезал их из сухих кукурузных початков. Они оказались не такими вкусными, как прежние, поэто­му Изюмка их совсем не ел.
Не пожелал он пообедать и куклой из кукурузной кочерыжки в платье из початковой чешуи и с волоса­ми из кукурузных усов. Наоборот, он так полюбил эту свою новую куклу, что не мог уснуть без неё. Имя он ей дал: Куку-куколка. На его языке это означало: « кукурузная куколка ».
Так же, как, например, можно было бы для крат-1 кости говорить вместо «кукурузная палочка» и «кукурузная мука» - «куку-палочка» или «куку-мука». Днём Изюмка сидел в своей тёплой печурке, играл ! куклой, приговаривал:
-  Не чавкай, когда ешь, Куку! Вытри носик, Ку-су-куколка!
И тогда Гномыч мог спокойно заниматься делами ю хозяйству.
Но Изюмке очень быстро надоело играть с Куку-ку-«олкой, и он опять начал приставать с Гномычу:
-  Поиграй со мной!
А Гномыч как раз был занят: подошва у ботинка оторвалась, он её и пришивал.
-  Если я сейчас не пришью подошву к ботинку, завтра мне и во двор не в чем будет выйти! Ты пока здин поиграй со своей куколкой.
Но Изюмка обиделся на Гномыча и швырнул Куку аа пол.
Прошло немного времени, вдруг в дверь кто-то постучал. Оказалось, это пришёл Филя, по фамилии Зайчик, младший сын из большого семейства Зайчи­ков. Ростом он был с Изюмку, только уши у него от­росли намного длиннее.
А пришёл Филя попросить взаймы свечку, потому что в доме у них выключили свет.
Гномик принялся искать свечку в деревянном ящике, а Зайчик Филя стал шевелить ушами, чтобы рассмешить Изюмку. Но тот не хотел вылезать из своего подпечка и что-то там всё время сердито хрю­кал.
И вдруг Филя Зайчик заметил Куку-куколку, кото­рая валялась на полу.
-  Ой, какая хорошая куколка! Давай, Изюмка, по­играем с тобой в куклы?
-  Не трогай её! - завизжал Изюмка и сразу вы­скочил из подпечка. Схватил куклу, прижал к груди,



зло хрюкнул: - Это моя кукла! Не дам я тебе играть с Куку-куколкой!
-  Что я её, съем? - обиделся Зайчик. - Да у ме­ня у самого, если хочешь знать, целый заячий полк есть. Из капустных кочерыжек. Я и то их не грызу! Ты таких зайцев и не видал. А то подумаешь! «Моя, моя»!..
Тем временем Гномыч отыскал свечку, дал её Филе.
-  Спасибо, - вежливо сказал Филя Зайчик. - Ну я поскакал, а то у меня там всё заячье семейство в темноте сидит.
Филя убежал, Гномыч вернулся к своим делам. Не­много погодя ковыляет к нему Изюмка и жалобно так ноет:
-  Ск-у-у-учно мне!
-  Почему же? Играй с куколкой. Теперь у тебя никто её просить не будет.
-  А как с ней играть? Я уже покормил её и спать уложил.
-  Жаль. Мне с тобой в куклы играть некогда. Бо­тинок чинить надо. Вот был бы здесь Филя, он-то уж обязательно какую-нибудь игру придумал. Их, зайчат, вон сколько. Они много всяких игр знают. Изюмка долго думал, потом тоже согласился:
-  Да, жалко, что нет Фили.
- Верно, жалко, - подтвердил Гномыч. - У него бы нашлось время с тобой поиграть.
И когда через несколько дней Филя принёс назад свечку, Гномыч сказал зайчонку:
-  Поиграй, Филя, с Изюмкой!
Филя обрадовался приглашению. Ведь его братцы съели весь Филин заячий полк, сделанный из капуст­ных кочерыжек.
Забрались они вместе с Изюмкой в подпечек и за­теяли там игру: будто их Куку-куколка заболела и нужно срочно вызывать к ней доктора.



Сначала Филя был за доктора. Потом Изюмка наки­нул на плечи вместо халата белое полотенце и сам стал доктором. Позднее это же полотенце снова сделалось ха­латом, только теперь уже - на парикмахере. Поочерёд­но стригли куклу - то Филя, то Изюмка. От этого у Куку-куколки волосы становились всё короче и короче, пока она совсем без волос не осталась.
Пришлось ей новые волосы приклеивать - из ку­курузных усов.
Потом Изюмка вместе с Филей песенку ей пели. Колыбельную.
Словом, такая у них хорошая игра получилась, что Филя и домой идти позабыл. Ладно, старый Грач на­помнил, постучал в окошко клювом:
-  Эй, Филя, слышал я мимолётом: ругают тебя до­ма, что ты до сих пор где-то ещё бродишь!
Филя испугался: чего доброго, и без ужина оста­нешься - и поскакал стремглав домой. А Изюмка - в слёзы.
-   Почему Филя убежал? Я ещё хотел с ним иг­рать.
Уговаривал его Гномыч и так и этак - ревёт нера­зумный поросёнок, Филю к себе требует. В конце кон­цов надоело Гномычу уговаривать.
-  Вот скажу Филе, - пригрозил он, - чтобы он больше никогда не приходил к тебе играть.
Тут Изюмка сразу перестал плакать.



∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

Волки.
Однажды в холодный день мать послала Филю в магазин за солью. Пока зайчонок бегал за покупкой, он сильно продрог. Пришлось завернуть по дороге к Гномычу. Обогреться.
Гном Гномыч тотчас же усадил Филю к печке, уго­стил чаем с ягодами шиповника.
-  Хорошо! - признался довольный Филя. - А то у меня уши ну прямо окоченели на ветру.
-  Такой ветрище лучше всего сидя дома слушать, - кивая головой, подтвердил хозяин. - А ежели по сове­сти, я и дома не люблю слушать, как он у меня там в трубе завывает.
-  А вот я люблю! - закричал Изюмка. - Пищит будто волк, когда ему хвост прищемят!
Филя Зайчик, услышав о волке, весь задрожал. А Изюмка - тот, наоборот, к Гномычу приставать на­чал: расскажи да расскажи про волков.
Гномыч - недаром он когда-то раньше пугалом ра­ботал, птиц с огорода прогонял - много всяких страш­ных историй знал. В конце концов согласился старик: начал серого волка представлять, как тот зубами щёл­кает да как волки, в стаю собравшись, по ночам на лу­ну воют. А потом и про чёрного волка вспомнил - у того глаза зелёные, большие и горят, будто фонари.
Изюмка заслушался, даже рот от удивления рас­крыл. А вот бедному Филе от них совсем не по себе стало. И когда Гномыч кончил рассказывать, Филя и говорит:
-  Боюсь теперь домой возвращаться.
-  Тррус, тррус! - хрюкал Изюмка. - Сумерррков испугался.
-   Испугался, - признался Зайчик Филя. - Теперь мне всю дорогу будет казаться, будто за мной чёрный волк с зелёными глазами крадётся.
-  Ладно, не дрожи! Так и быть, провожу я тебя домой, - великодушно пообещал Изюмка. - Пошли!
Они взялись за руки и пошли. А через полчаса прибегает Изюмка назад. Запыхавшийся, но весёлый.
-  Мы с Филей наперегонки бежали! - объяснил он


Гномычу. - Ну и домой я тоже… того, бегом, значит. Сам с собой играл, будто я за чёрным волком гонюсь.
-   Ладно, - сказал Гномыч, - ты лучше отды­шись. Устал, наверное, бегаючи?
-   Да что ты! - хрюкнул Изюмка. - Я никогда не устаю.
Ну, тут вскоре совсем завечерело. Гномыч и гово­рит Изюмке:
-  Сходи-ка, братец, хвороста охапку принеси. Там, за домом, сухой хворост лежит. Да побыстрее, а то огонь в печке вот-вот погаснет.
Но Изюмка развалился на своей подстилке, охает и похрюкивает жалобно: -   Ох, устал! Все косточки ноют. Пошевелиться больно.
-  Интересно! - покачал головой Гномыч. - Как наперегонки бегать, косточки не ноют, а как за хво­ростом идти…
Изюмка задумался: что бы ему такое сказать, что­бы за хворостом не ходить?
-   Знаешь, Гномыч, - говорит он. - Признаюсь тебе честно: темноты я боюсь. А вдруг там где-нибудь чёрный волк хоронится?
Гномыч даже захохотал:
-  Вот те на! Ты же, когда Филю домой провожал, не боялся?


-  Тогда - не боялся, - смутился поросёнок. - Но сейчас-то ведь темнее стало! Сейчас волки навер­няка уже вокруг дома собрались. Ты же сам, Гномыч, знаешь, что в стужу они из леса поближе к домам подбираются. А сейчас как раз очень холодно. Посмо­три, вон у нас на оконном стекле какие узоры!
-   Холодно, это верно, - подтвердил Гномыч. - Самое время дровец в печку подкинуть. Но раз уж ты так волков боишься, не ходи. Не будем сегодня и свёклу варить, винегрет делать…
А на плите в это время свёкла варилась в большой кастрюле: Гномыч собирался любимое Изюмкино блю­до делать - винегрет.
Как это не будем? От одной такой мысли Изюмку будто ветром с подстилки сдуло: так быстро он вско­чил и за хворостом побежал.
Целый ворох сушняка притащил и печную топку битком набил. А когда свёкла уварилась, принялся с неё кожуру счищать. Гномычу даже от сапожных дел отрываться не пришлось. Изюмка сам всё сделал: и свёклу на кусочки порезал, и капустки с картошкой Добавил, и постным маслом сверху полил. Потому что он такой: ежели уж одолеет свою лень, то лучшего по­мощника Гномычу и искать не надо.


∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

Репейник.
Когда Изюмка ходил на прогулку с мышкой Кишмишкой, от этого получались одни только огорчения. Хитрая Кишмишка обязательно что-нибудь да найдёт по дороге: то красивое голубиное перо, то разноцвет­ный камешек или сучок древесный, похожий как две капли воды на гномика.


А Изюмка никогда ничего не находил. Конечно, если бы он принялся рыть пятачком землю, он бы тоже нашёл что-нибудь: может, пуговицу, а может,’ какую-нибудь кость завалящую. Или черепок, или ржавую подкову, или жёлудь. А может, даже вполне вкусный корешок. Да только в такую стужу кому охота в земле копаться? Толь­ко свой пятачок о мёрзлую землю исцарапаешь.
И всё же как-то раз Изюмке тоже повезло: на краю канавы он нашёл прошлогодний сухой репейник.
- Смотри-ка, что у меня! - с гордостью похвастал­ся он Кишмишке.
Но мышка только носик презрительно сморщила:


-  Фи! Подумаешь, прошлогодний репейник! На что он годится? Корзинку из него не сплетёшь. Один му­сор - только и всего.
-  И никакой не мусор! - гордо встал на защиту своей находки Изюмка. - Ещё как сгодится.
-  На что?
Изюмка посмотрел вокруг себя. Действительно, на что может сгодиться прошлогодний репейник!
Над ними, тяжело махая крыльями, пролетел ста­рый Грач. Изюмка обрадовался:
-  Смотри, Мышуля, я сейчас запущу репьём в этого грача! Знаешь, как здорово репей прилипает к перьям!


И точно! Комок из колючек репейника ракетой взмыл вверх и так ловко вцепился в оперение старо­го Грача, что тот ничего и не почувствовал.
-  Ух, до чего же ты меткий! - восторженно про­пищала Кишмишка. - Это надо же! Влёт птицу бьёшь, без промаха!
Изюмку прямо-таки распирало от гордости, когда он шёл домой.
Но дома его ждали неприятности - возле печки сидел дядя Грач, а на крыле у него болтался комок колючек.
«Знал бы я, что он к нам в гости летит, разве стал бы в него кидать?! - испугался Изюмка. - Что те­перь скажет Гном Гномыч?»
Закручинился Изюмка и даже забыл поздоровать­ся. Но Гномыч напомнил поросёнку об этом.
-  Ветер, навер-р-рное, унёс с собой его голос, - вежливо предположил Грач. - У меня вон тоже, по­ка я летел, совсем смёр-р-р-зся клюв. И крыльев сво­их я почти не чую!
С этими словами Грач растопырил крылья, чтобы погреть их возле тёплой печки.
-  Смотри-ка! - воскликнул вдруг Гномыч. - Что это за клубок у тебя там на крыле?
Подслеповатый Грач принялся крутить-вертеть го­ловой, пока и сам не разглядел у себя в перьях клу­бок репейных колючек.
-    Пррроклятие! - сердито каркнул он. - Пррраво, ума не пррриложу, где к моим перррьям мог прррицепиться этот рррепей?
-  Наверное, где-нибудь на лугу? - предположил Гномыч.
Но Грач возмущённо закаркал:
-  Не прриходилось мне сегодня пррриземляться ни на каких лугах. Тем более, что я торрропился. Готов пррревратиться в черррвяка, если это кто-то в меня нарочно не бррросил репьём!
-  Да кто же это посмел? - вскричал Гном Гно­мыч и удивлённо посмотрел на Грача.
-  Кто? Пррростите, сейчас прррипомню! Скорррее всего, это озорррники бельчата. Они живут в дупле на самом кррраю дубррравы.
-  Это вполне возможно. Бельчата иногда швыряют вниз, на землю, ореховые скорлупки.
-     Скорррлупки - всего лишь беспорррядок! А рррепьи - это уже, бесспорррно, мусоррр! И этим мусоррром они забрасывают меня, старррого поррря-дочного Грррача!
Гномыч всплеснул руками.
-  Что за времена! Что за нравы! Возмутительно!
-  Нет, мимо этого я не могу так пррросто пррро-лететь! Я им этого не прррощу. Моррроз не морроз, а я тотчас же поднимаюсь на крррыло и лечу на улицу Кузнечиков в ррредеакцию журррнала «Клюв»! Я бу­ду жаловаться! Какое безобррразие!
-  Конечно, - одобрил его решение Гномыч. - Та­кие хулиганы заслуживают, чтобы их пропечатали в журнале!
Грач швырнул в печку репьи и, попрощавшись с Гномычем, направился к выходу. Но на пороге он спо­ткнулся об Изюмку.
-  А ты чего сидишь здесь в темноте? - удивлён­но вскричал он.
-  Ох, дядя Грач! - захныкал Изюмка. - Пожа­луйста, не подавайте жалобу на бельчат!
-  И он ещё берррёт их под защиту! - возмутил­ся старый Грач. - Этих прррохвостов, этих озорррни-ков!
-  Верно, Изюмка, зря ты суёшь свой пятачок во всё, о чём даже понятия не имеешь, - сделал поро­сёнку замечание Гномыч.
-  Имею! Об этом я имею понятие, Гномыч! Точно знаю, что это не бельчата швырялись репейником в дядю Грача! - заплакал Изюмка.
Грач от удивления даже клюв разинул:
-  Не бельчата? Кто же тогда?
- Кто-то ещё, - пропищал Изюмка едва слышно, словно мышонок.
Старый Грач даже не разобрал его слов.
-   Кто, кто? - с любопытством наклонился он к Изюмке.
Но Гномыч, который и слышал лучше, а главное, лучше знал Изюмку, поспешил вмешаться:
-  Ладно, сосед Грач, я уже догадываюсь, чьи это проделки! И я сам поговорю с ним как подобает. Что­бы он впредь знал, как швыряться в тебя репьями!


Тут уж и старый Грач понял, что к чему. Посмот­рел строго на Изюмкку, слегка шлёпнул его по спине крылом и вылетел за дверь.
А в тыквенном домике наступила мёртвая тишина. Такая мёртвая, что Изюмка даже хрюкнуть не смел. И только смотрел, весь похолодев, на Гномыча. А тот Щёлкнул его как следует по макушке и строго-прест­рого сказал:
- Если я ещё хоть раз услышу про тебя такое, гу­лять больше не пойдёшь. Ни с Кишмишкой, ни с кем вообще! Изюмка совсем понурил голову. И вдруг чувствует, что Гномыч гладит его по затылку. Изюмка поднял изум­лённо глаза и видит, что Гном Гномыч улыбается. Изюм­ка не знал, что и подумать. Но Гномыч объяснил ему:
- Щелчок ты от меня за репейник получил. А прогладил я тебя потому, что ты сам признал свою вину.


∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

Гномычевы крылышки.

В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло, и дремать приятно. И бездель­ничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вы­лезать из подпечка не желал.
-  Подай мне сюда обед, Гномыч! - захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушёной капустой.
-  Ещё что? - возмутился Гном Гномыч. - Уж и обед ему подавай в подпечек!
-  Боишься, как бы я так не отъелся, что и нару­жу не вылезу? - спросил Изюмка.
-  Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь дру~ того. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придёт­ся мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.
Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал: - А ну иди погуляй. Тебе полезно.
-  Там же холодно! - захныкал Изюмка, уже при­выкший к теплу.
-  А ты побегай, попрыгай - вот и согреешься! - ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.
Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце - замёрз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кро­товые холмики. А когда выбрался на просёлок, уже больше не мёрз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.
-  Мне на холоде всегда так есть хочется, - при­знался Изюмка. - А тебе - нет?
-  Мне тоже, - подтвердила Кишмишка. - Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.
Так за разговорами они очутились возле какой-то замёрзшей лужи. Лужа была покрыта молодым лед­ком, потому что старый, толстый лёд вырубили кры­сы и снесли к себе в погреба. Чтобы летом делать мо­роженое. Теперь на луже ледок был новенький и глад­кий как зеркало.
-  Я покатаюсь немножко, - сказала Кишмишка. - Но ты смотри, на лёд не заходи: он тонкий, такого тол­стого поросёнка не выдержит.



-  Кто это - толстый поросёнок? - удивлённо пе­респросил Изюмка.

-   Ты! - крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.
-  Ты что же, думаешь, я побоюсь на лёд выйти? - крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.
-   Побоишься, - сказала мышка. - Под таким толстячком он обязательно проломится.
-   А вот и не проломится! - упрямо закричал Изюмка и шагнул вперёд.
Кишмишка удивлённо посмотрела на него.
-  Такой ты смелый? - говорили её глазки-бусинки.
-  Такой! - ответил Изюмка и покатился на ост­рых копытцах по тонкому льду.
Сначала было слышно только, как ледок слегка по­трескивает. Но когда Изюмка выкатился на середину лужи, лёд вдруг сразу прогнулся под поросёнком и за­трещал. Изюмка по самую грудь очутился в воде, а Кишмишка во всю мочь принялась звать на помощь.
Изюмка же только хрюкал и, обламывая лёд, сам стал выбираться на берег. Тут, услышав крики, прибе­жал и Гномыч. А Кишмишка поспешила сообщить ему:



-  Изюмка под лёд провалился!
Разумеется, Гномыч теперь и сам видел, что произо­шло. Схватил он в охапку промокшего до нитки поро­сёнка и быстро-быстро побежал с ним домой. А Киш­мишка - за ними следом. И всю дорогу приговаривала:
-  Гномушка, миленький, не ругайте его, пожалуй­ста. Он такой смелый. Я бы никогда не подумала, что он решится на лёд выйти.
Дома Гномыч уложил Изюмку в постель, вскипятил ему чаю. А Кишмишка побежала домой рассказывать своей родне, какой смелый поросёнок Изюмка.



Тем временем Изюмка сидел на кровати и попивал чай с мёдом. Гномыч подложил в печку побольше дров, сел на край Изюмкиной кровати и спрашивает:
-  Ну так как же всё это случилось?
-  Как, как! Кишмишка говорит: тебе, мол, слабо на лёд выйти. Тебя, говорит, такого большого поросён­ка, ни один лёд не выдержит!
-  Так она сказала? - удивился Гномыч. - «Те­бя, такого большого»?
-  Ну не совсем так. «Такого толстого», она сказа­ла, если быть точным.
-   А-а! Тогда понятно. Ну, а дальше? - кивнул Гномыч.-  А я ей в ответ: а вот и не слабо!
-  Теперь я понимаю, почему Кишмишка так востор­галась тобой. Да, я вижу, ты и сам собой тоже доволен.
-  Люблю быть смелым, - скромно улыбаясь, при­знался Изюмка.
-  Я тоже люблю смелых, - сказал Гномыч, а за­тем, помолчав, добавил: - Но не люблю хвастливых и тщеславных.
-  Это кто такие - тще-тще-славные? Это которые очень славные?
-  Нет, это которые очень любят славу и ради это­го всем на свете готовы пожертвовать.
-  А я-то тут при чём?
-   При том, что ты из тщеславия на тонкий лёд пошёл. Перед Кишмишкой похвалиться хотел и дока­зать ей, что ты совсем и не толстый.
Изюмкино самодовольство исчезло, словно дым. Вид у него был такой грустный, что Гномыч в конце концов сжалился над ним и сказал:



-  Ладно! Бывает такое со всеми. Я вот, к приме­ру, когда был маленьким…
У Изюмки даже глаза от радости заблестели.
-   Расскажи, расскажи, Гномыч, как ты был ма­леньким! - закричал он.
-   Я и рассказываю… Маленьким я очень летать любил.
-  На чём?
-  Ни на чём. Сам, на своих крыльях. Тогда у ме­ня ещё крылышки были.
-  Ой, крылышки! Какие?
-  Тоже маленькие. Чтобы с цветка на цветок пор­хать.
-  И ты порхал? - удивлялся всё больше Изюмка.
-    Порхал. Было у меня тогда много друзей. Я в ту пору лично знал всех сверчков, всех кузнечи­ков и даже сердитых шмелей.
И очень я любил летать вместе с одной красивой стрекозочкой. У неё крылья были большие, прозрачные. Как стекло. И большие красивые глаза. Один раз стрекоза и говорит мне: по­летим на ту сторону ручья. Мне бы сказать: не могу, у меня ведь крылышки-то маленькие. А я постеснял­ся. Ну мы и полетели.
-  И что дальше?
-  Ничего. Упал я в воду.
-  Ой! Но не утонул?
-  Нет, как видишь. Лето было. Вылез я на берег, на солнышко, быстро обсушился. Только летать долго ещё потом не мог. Помню, был концерт. Кузнечики на скрипках играли, сверчки в барабаны били. А я пока без крыльев-то туда добрался, концерт уже за­кончился. Да, многих гномиков тщеславие до добра не доводит.
«И поросят тоже», - подумал Изюмка.

∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼