Романтический бродяга Антонин Ладинский
31 января исполняется 130 лет со дня рождения писателя, чью поэзию хвалил Набоков, чью прозу ругал Газданов - и который вошел в историю как советский исторический романист
Текст: Денис Краснов
Пскович
В само звучание имени - Антонин Ладинский - легко можно вчитать то, что его носителю суждено стать поэтом. Хотя на свет он появился далеко не в творческой семье. Отец, Пётр Семёнович, окончил Порховское духовное училище и служил полицейским чиновником, а мать, Ольга Васильевна, вышла из крестьян.
Антонин родился в 1895 году в селе Скугры Псковской губернии, но в 1898-м семья переехала в Псков по служебным надобностям Петра Семёновича. Ладинский окончил губернскую мужскую гимназию, оказавшись в выпускном классе вместе с Давидом Зильбером, братом одного из известнейших литературных псковичей - Вениамина Каверина.
В 1915 году Ладинский поступает на юридический факультет Петроградского университета, где успевает отучиться лишь один семестр: Первая мировая война зовёт студентов на фронт. Получив чин прапорщика, в 1916 году Ладинский отправляется в полк, расквартированный в Симбирске. В боевых действиях из-за болезни не участвует и в 1917-м возвращается в родной Псков, который вскоре занимают немцы.
«Ничего своего, кроме носового платка»
Военно-революционные перипетии вынуждают молодого офицера поочерёдно служить и в белых, и в красных формированиях. В 1919 году, как сообщает Ладинский в поздней автобиографии, он уходит на фронт в рядах Крестьянско-рабочей бригады, в сражении под Купянском попадает в плен и оказывается в Добровольческой армии Антона Деникина. В августе того же года Ладинский получает тяжелое ранение под Харьковом и почти год проводит в лазарете. Хорошо знавшая писателя Нина Берберова отмечала, что у него «на ноге тридцать лет не закрывалась рана».
В 1920 году вместе с ростовским госпиталем раненый офицер эвакуируется в Новороссийск, а затем, в 1921-м, в Александрию. В Египте Ладинскому какое-то время приходится работать на заводе, но освоение английского языка позволяет переключиться на переводы детективных романов и устроиться на службу в Международный суд в качестве писца. Тогда же он знакомится с Татьяной Дриженко-Турской, дочерью контр-адмирала, которая становится почти на 20 лет его спутницей.
«Когда мы встретились в Египте, Ладинский был ещё на костылях, после ранения в гражданскую войну, и, как он говорил, у него ничего своего не было, кроме носового платка. Я сразу влюбилась в него и его стихи. В хорошие редкие минуты он был такой простой, весёлый, так любил шутку, хорошо одеваться. И уж, конечно, не дипломат, не умел ладить с нужными, да и ненужными людьми» (Татьяна Дриженко-Турская).
В 1924 году удаётся перебраться в один из главных центров русской эмиграции - Париж. Ладинский учит французский, поступает в Сорбонну, но вскоре бросает учёбу - нет возможности. Материальные тяготы заставляют его устроиться на обойную фабрику.
«А я в Париже, видел много прекрасных вещей. Шесть дней работаю простым рабочим на фабрике, холодаю (комната без отопления), а в воскресенье бегаю по музеям, церквам и лекциям» (из письма Антонина Ладинского.
В 1925-м случается важное - первая журнальная публикация в парижском «Звене».
Ладинский входит в Союз молодых поэтов и писателей во Франции, а год спустя становится его вторым председателем. Перед начинающим литератором распахиваются двери ведущих изданий русского зарубежья, которые охотно печатают его нарядную неоромантическую лирику.
«Оставил всех далеко позади»
В 1930-м приходит первый настоящий успех. Первый сборник стихотворений Ладинского, «Чёрное и голубое», выходит в Париже при содействии Михаила Осоргина - и ведущие критики почти единодушно возводят автора в число ведущих поэтов-младоэмигрантов.
В первой же из вышедших рецензий Владимир Сирин (Набоков) не скупится на похвалы:
«Гибок, лёгок и точен стих; рифмы богаты. Язык Ладинского прекрасен. Среди молодых и полумолодых поэтов Ладинский первый, всех их он оставил далеко позади… Среди этой серой, рассудочной, надсоновской скуки, среди прозаических стихов о чём-то, смутных намёков на смутные мучения, на конец мира, на суету сует, на парижский осенний дождичек, - вдруг эта восхитительная книга Ладинского».
Подчёркивая самостоятельность поэтического таланта Ладинского, Набоков всё же обнаруживает «отдалённые литературные влияния» Ивана Бунина и Владислава Ходасевича. Другой видный поэт эмиграции, Юрий Терапиано, утверждает:
«В течение долгого времени Ладинский бредил Осипом Мандельштамом. У него он перенял и стремление к неожиданно смелым метафорам и к образам, возникающим в живописно-скульптурном великолепии, и игру гиперболами, и ощущение русской земли, снега, соборов и колоколов».
Литературовед Глеб Струве отмечает сложность поэтической родословной Ладинского ввиду его ярко выраженной индивидуальности. Кроме Мандельштама, Струве указывает на черты, роднящие Ладинского с Державиным и Ломоносовым, Лермонтовым и Тютчевым, Гумилёвым и Багрицким, а также с представителями «Мира искусства».
«Едва ли не единственный зарубежный поэт в мажорном ключе, Ладинский не боится романтики - его мир стилизованный, немного бутафорский, театральный (он недаром любит театральные и балетные образы). В одной из лучших своих книг ("Пять чувств") он воспевает всю чувственную полноту бытия. Какой контраст с "парижской нотой", с приглушёнными, притушенными стихами последователей Адамовича, где доминирует тема смерти…» (Глеб Струве)
Не только Струве, но и многие другие критики используют театральные эпитеты применительно к лирике Ладинского: «романтический балет» (Георгий Адамович), «картонный мир в балете» (Пётр Пильский), «бутафорский театр» (Илья Голенищев-Кутузов). Владислав Ходасевич усматривает «маленькую балерину» в «живом, пёстром, но весёлом реквизите его поэзии», Владимир Вейдле - «танцующие размеры», а Константин Мочульский - «эфирный мир, светлый и прозрачный».
Вслед за «Чёрным и голубым» выходят сборники «Северное сердце» (1931), «Стихи о Европе» (1937) и «Пять чувств» (1938). К поэту приходит полноценное литературное признание, но парижские будни почти не радуют его.
Полностью статью можно прочитать здесь.