О людях без отговорок. Часть вторая. По следам поездки в Иудею
Не в той своей книге, что я увидела в доме Шмуэля Мушника в Хевроне, напишет Бен-Цион Динур следующие строки:
Последние годы я ощущаю душевную потребность запечатлеть на бумаге воспоминания и образы своей жизни. В сущности, это даже не потребность, а своего рода внутренняя необходимость. Неотчетливое душевное волнение не дает мне покоя; перед моим внутренним взором непрерывно проходят фигуры прошлого. У меня нет возможности избавиться от этой душевной борьбы, она похищает мой покой то монотонной назойливостью, то острыми приступами… (из воспоминаний Динура "Мир, которого не стало", изд.1958-60 гг)
Среди книг, хранящихся в мастерской художника, - книга Динура "В борьбе поколений" (1975 г.)
Начало нашей поездки в Иудею
В 14 лет мальчик из краёв полтавских Бен-Цион Динабург, впоследствии, известный израильский историк, политический и общественный деятель Бен-Цион Динур, поступит в ешиву, находящуюся на земле литовской с названием провинциальным донельзя - "Слободка" - по имени местечка ковенского, или, если следовать традиции официальной, - именовавшейся громогласно "Кнессет Исраэль" ("Cобрание Израилево"). В 1925 году часть ешивы переедет в Землю Израиля, в город первого, записанного в Торе, приобретения участка земельного, оплаченного праотцовской - Авраама - щедростью, и договором с Эфроном-хитийцем скреплённого.
В Хевронской мастерской Шмуэля Мушника. Картины Земли Израильской...
Рехавам Зееви (Ганди) напишет, что даже ему, прошедшие многие войны израильские, было страшно смотреть на фотографии, принесенные сослуживцем Ганди по ПАЛЬМАХу Габи Кадмоном. На страницах двух альбомов разворачивалась летопись искусственного прерывания еврейского присутствия в Хевроне. Среди 66 жертв августовского - 1929-го года - погрома в городе Праотцов было и 24 студента ешивы "Слободка - Кнессет Исраэль"
Увидела эту фотографию в хевронском музее памяти погрома. Это выпуск ешивы года (если перевести еврейское летоисчисление на счет привычный нам более) 1927-28, т.е., последнего за краткий срок пребывания ешивы в Хевроне.
Шмуэль Ягель родился в 1905 году в городе, который, то ли по странной случайности, то ли по предпопределенной закономерности, имя носил совершенно идентичное фамилии человека, в доме которого Шмуэль и ещё 69 евреев Хеврона будут надеяться найти укрытие в Субботу 24 августа 1929 года. Городок в Польше (сегодня Белоруссия) назывался Слоним. Фамилия управляющего Банка Англо-Палестина, единственного еврея - члена местного совета Хеврона - Элиэзера Дана была созвучна этому названию полностью. Слонимов в Хевроне знали. Настолько, что не постеснялись посоветовать (пожелание исходило из уст одного из чинов британской полиции в Хевроне, араба Исы Арфы) "позаботиться о своих, а о чужаках (слободские ешива-бухеры в Хевроне находились всего 4 года) не беспокоиться"...Слонима убьют ударом железного шеста по голове, в момент, когда он, владевший оружием, попытается защитить и гостей, приехавших в Хеврон на продолжение празднования свадебных торжеств дочери главного равина Зихрон-Яакова Орлянского, и студентов ешивы ковенской, а теперь хевронской "Слободка-Кнессет Исраэль"...
Шмуэль Ягель поступил в Слободку сразу же после своего совершенолетия, т.е., в 13 лет, в 1918 году. А через 6 лет последовал за ешивой в Землю Израиля. В письме к родителям, оставшимся в Польше, он писал:
Счастлив я, что живу здесь. Возросло усердие моё в занятиях...Края здесь - мои...
А, вот, из письма Шмуэля другу:
Здесь в Хевроне видим мы образ поколений ранних, прежних...Как-будто простирается перед нами оживший музей обычаев, стиля одежды и т.д.. Красивы края здешние... Каждая травинка говорит о чём-то, каждый камень нашептывает некий секрет...Всё творение переполнено песнопением... Немого бездушия здесь и следа нет...
...
У подножья горы, покрытого древними деревьями маслиновыми, по узкой тропинке, восходящей к древнему еврейскому кладбищу...
Так начнет свой рассказ о похоронах (на которые, кстати, англичание не допустили даже миньян, необходимый для церемонии погребения) Одед Авишар в Книге о Хевроне. 500 евреев, собранных англичанами в полицейском участке уже после трагедии, спустя три дня после погрома вывезут в Иерусалим. Еврейское присутствие в Хевроне будет прервано.
Из картин Мушника
Продолжаю цитировать Одеда Авишара:
Колонна двигается. Не задерживаясь, проезжает мимо разрушенных домов, разбитых окон, выломленных дверей. Обугленные остовы зданий...Гарь в воздухе, пустынные улицы. Ни души. Город, осиротевший от сыновей своих...
העיר מתייתמת מבניב
Евреи вернутся в Хеврон лишь после Шестдневной войны 1967 года.
Ключи в доме Мушника. Дом, так же, как и музей, расположен на территории на территории Бейт-Хадасса.
...
В тот день мы задерживались с выездом из Тель-Авива. Кто-то был в пробках, кто-то кофейничал... А, оказалось, приехали мы в Хеврон вовремя, с рассчитанностью до минуты. Когда в Пещере Махпела открыли Арон хаКодеш, и, когда мальчишки-шестилетки, все родившиеся в семьях, выселеных из Гуш-Катифа, уже после разделения 2005 года, потянулись струйкой-очередью к свитку Торы (праздновали, видимо, месибат Хумаш, т.е., торжественно отмечали, специально приехав именно в Хеврон, начало изучения мальчишками Книги), а потом в этой очереди я увидела нашего Алекса Накарякова, защищавшего и хранившего этот город во время своей солдатской службы, подумалось: Город! Сыновья возвращаются к тебе... Рано или поздно...
Послесловие:
1. Вмешиваться в разговоры чужие негоже, хотя и не всегда выходит у меня следовать этому правилу. За одно невмешательство корю себя до сих пор: На спортивном кружке в моём городке случилась беседа краткая между обитательницей городка и учительницей спортивной заезжей из соседнего Модиина. Как известно, пора праздников уровня Песаха, выбивает напрочь привычный распорядок дел у многих женщин нашего свободного Востока, перепутавших по меткому выражению одного мудрого человека "весеннюю уборку с убранством Пасхальным". Учительнице заезжей было заявлено, что в ближайший период она приезжать может не стараться, всё равно никто не придёт. И, когда учительница сказала, что, а, вот, потом День Памяти погибших в войнах, в террактах в Израиле, то "спортсменка", не раздумывая, ответила, что, мол, а... "это уже не про нас... У нас главное Песах..."
Какая страшная ошибка - так думать...И какое малодушие моё, так и не решившей в ту минуту, куда ринуться сначала: к говорившей соседке по городку - объяснить про то, что ни память, ни участь секторальными не бывают, или к онемевшей заезжей учительнице - извиниться за такой "спорт"... О Слободских ешиботниках я на тот момент складно рассказать бы не смогла, но, хотя бы спросить соседку, что же именно будет вспоминать она в вечер Пасхальный, читая строки Аггады, где всё время о памяти. И только о ней. И нас - теперешних...
זכור את היום הזה
Помни день этот...
2. После погрома за ешивой "Кнессет Исраэль" закрепилось ещё одно имя - "Хеврон". Сегодня "Хеврон-Геула" и "Хеврон-Гиват-Мордехай" - два иерусалимских продолжения ковенской ешивы, чьи 24 студента были убиты в 1929 году в Хевроне, и чьё исчезновение на земле Литвы довершили в 1941 году нацисты...
Последние годы я ощущаю душевную потребность запечатлеть на бумаге воспоминания и образы своей жизни. В сущности, это даже не потребность, а своего рода внутренняя необходимость. Неотчетливое душевное волнение не дает мне покоя; перед моим внутренним взором непрерывно проходят фигуры прошлого. У меня нет возможности избавиться от этой душевной борьбы, она похищает мой покой то монотонной назойливостью, то острыми приступами… (из воспоминаний Динура "Мир, которого не стало", изд.1958-60 гг)
Среди книг, хранящихся в мастерской художника, - книга Динура "В борьбе поколений" (1975 г.)
Начало нашей поездки в Иудею
В 14 лет мальчик из краёв полтавских Бен-Цион Динабург, впоследствии, известный израильский историк, политический и общественный деятель Бен-Цион Динур, поступит в ешиву, находящуюся на земле литовской с названием провинциальным донельзя - "Слободка" - по имени местечка ковенского, или, если следовать традиции официальной, - именовавшейся громогласно "Кнессет Исраэль" ("Cобрание Израилево"). В 1925 году часть ешивы переедет в Землю Израиля, в город первого, записанного в Торе, приобретения участка земельного, оплаченного праотцовской - Авраама - щедростью, и договором с Эфроном-хитийцем скреплённого.
В Хевронской мастерской Шмуэля Мушника. Картины Земли Израильской...
Рехавам Зееви (Ганди) напишет, что даже ему, прошедшие многие войны израильские, было страшно смотреть на фотографии, принесенные сослуживцем Ганди по ПАЛЬМАХу Габи Кадмоном. На страницах двух альбомов разворачивалась летопись искусственного прерывания еврейского присутствия в Хевроне. Среди 66 жертв августовского - 1929-го года - погрома в городе Праотцов было и 24 студента ешивы "Слободка - Кнессет Исраэль"
Увидела эту фотографию в хевронском музее памяти погрома. Это выпуск ешивы года (если перевести еврейское летоисчисление на счет привычный нам более) 1927-28, т.е., последнего за краткий срок пребывания ешивы в Хевроне.
Шмуэль Ягель родился в 1905 году в городе, который, то ли по странной случайности, то ли по предпопределенной закономерности, имя носил совершенно идентичное фамилии человека, в доме которого Шмуэль и ещё 69 евреев Хеврона будут надеяться найти укрытие в Субботу 24 августа 1929 года. Городок в Польше (сегодня Белоруссия) назывался Слоним. Фамилия управляющего Банка Англо-Палестина, единственного еврея - члена местного совета Хеврона - Элиэзера Дана была созвучна этому названию полностью. Слонимов в Хевроне знали. Настолько, что не постеснялись посоветовать (пожелание исходило из уст одного из чинов британской полиции в Хевроне, араба Исы Арфы) "позаботиться о своих, а о чужаках (слободские ешива-бухеры в Хевроне находились всего 4 года) не беспокоиться"...Слонима убьют ударом железного шеста по голове, в момент, когда он, владевший оружием, попытается защитить и гостей, приехавших в Хеврон на продолжение празднования свадебных торжеств дочери главного равина Зихрон-Яакова Орлянского, и студентов ешивы ковенской, а теперь хевронской "Слободка-Кнессет Исраэль"...
Шмуэль Ягель поступил в Слободку сразу же после своего совершенолетия, т.е., в 13 лет, в 1918 году. А через 6 лет последовал за ешивой в Землю Израиля. В письме к родителям, оставшимся в Польше, он писал:
Счастлив я, что живу здесь. Возросло усердие моё в занятиях...Края здесь - мои...
А, вот, из письма Шмуэля другу:
Здесь в Хевроне видим мы образ поколений ранних, прежних...Как-будто простирается перед нами оживший музей обычаев, стиля одежды и т.д.. Красивы края здешние... Каждая травинка говорит о чём-то, каждый камень нашептывает некий секрет...Всё творение переполнено песнопением... Немого бездушия здесь и следа нет...
...
У подножья горы, покрытого древними деревьями маслиновыми, по узкой тропинке, восходящей к древнему еврейскому кладбищу...
Так начнет свой рассказ о похоронах (на которые, кстати, англичание не допустили даже миньян, необходимый для церемонии погребения) Одед Авишар в Книге о Хевроне. 500 евреев, собранных англичанами в полицейском участке уже после трагедии, спустя три дня после погрома вывезут в Иерусалим. Еврейское присутствие в Хевроне будет прервано.
Из картин Мушника
Продолжаю цитировать Одеда Авишара:
Колонна двигается. Не задерживаясь, проезжает мимо разрушенных домов, разбитых окон, выломленных дверей. Обугленные остовы зданий...Гарь в воздухе, пустынные улицы. Ни души. Город, осиротевший от сыновей своих...
העיר מתייתמת מבניב
Евреи вернутся в Хеврон лишь после Шестдневной войны 1967 года.
Ключи в доме Мушника. Дом, так же, как и музей, расположен на территории на территории Бейт-Хадасса.
...
В тот день мы задерживались с выездом из Тель-Авива. Кто-то был в пробках, кто-то кофейничал... А, оказалось, приехали мы в Хеврон вовремя, с рассчитанностью до минуты. Когда в Пещере Махпела открыли Арон хаКодеш, и, когда мальчишки-шестилетки, все родившиеся в семьях, выселеных из Гуш-Катифа, уже после разделения 2005 года, потянулись струйкой-очередью к свитку Торы (праздновали, видимо, месибат Хумаш, т.е., торжественно отмечали, специально приехав именно в Хеврон, начало изучения мальчишками Книги), а потом в этой очереди я увидела нашего Алекса Накарякова, защищавшего и хранившего этот город во время своей солдатской службы, подумалось: Город! Сыновья возвращаются к тебе... Рано или поздно...
Послесловие:
1. Вмешиваться в разговоры чужие негоже, хотя и не всегда выходит у меня следовать этому правилу. За одно невмешательство корю себя до сих пор: На спортивном кружке в моём городке случилась беседа краткая между обитательницей городка и учительницей спортивной заезжей из соседнего Модиина. Как известно, пора праздников уровня Песаха, выбивает напрочь привычный распорядок дел у многих женщин нашего свободного Востока, перепутавших по меткому выражению одного мудрого человека "весеннюю уборку с убранством Пасхальным". Учительнице заезжей было заявлено, что в ближайший период она приезжать может не стараться, всё равно никто не придёт. И, когда учительница сказала, что, а, вот, потом День Памяти погибших в войнах, в террактах в Израиле, то "спортсменка", не раздумывая, ответила, что, мол, а... "это уже не про нас... У нас главное Песах..."
Какая страшная ошибка - так думать...И какое малодушие моё, так и не решившей в ту минуту, куда ринуться сначала: к говорившей соседке по городку - объяснить про то, что ни память, ни участь секторальными не бывают, или к онемевшей заезжей учительнице - извиниться за такой "спорт"... О Слободских ешиботниках я на тот момент складно рассказать бы не смогла, но, хотя бы спросить соседку, что же именно будет вспоминать она в вечер Пасхальный, читая строки Аггады, где всё время о памяти. И только о ней. И нас - теперешних...
זכור את היום הזה
Помни день этот...
2. После погрома за ешивой "Кнессет Исраэль" закрепилось ещё одно имя - "Хеврон". Сегодня "Хеврон-Геула" и "Хеврон-Гиват-Мордехай" - два иерусалимских продолжения ковенской ешивы, чьи 24 студента были убиты в 1929 году в Хевроне, и чьё исчезновение на земле Литвы довершили в 1941 году нацисты...