Другая игра.
Вместо эпитафии.
Реакция на события пятилетней давности, которым посвящены два последних поста в этом журнале, говорит сама за себя и говорит исчерпывающе. Более наглядного примера безысходности придумать сложно. Однако большая ошибка все связывать с деградацией чувства национальной солидарности и способности сопереживать своим. Обнаружить желающих заплакать даже не по поводу страданий своих, а просто людей еще возможно. Практически невозможно обнаружить тех, кого интересуют сами события (как бы это не звучало абсурдно) по поводу которых нужно плакать. Здесь уже вопрос не о российской общенациональной глухоте, а о человеческой природе вообще и ее способности воспринимать политическую реальность. Исходя из десятилетий наблюдений ответ будет отрицательный.
Для адекватного восприятия реальности человек должен признать, что его знания ограничены, а события могут происходить по тем или иным причинам. Выбранная причина может оказаться ложной. В конечном счете ложной может оказаться вся картина описания происходящего.
Казалось бы, зачем повторять такие банальности? Потому, что желание увлекающихся «политикой» обывателей (имеются ввиду практически все, кто что что-то пишет или говорит о политике) - потреблять подготовленную «правду» или даже самому вещать с претензией на истинность. Признать, что несешь пургу или в нее веришь гораздо сложней, чем отказаться от действительности. На неопределенности с истинными причинами построена вся конспирология, которая играет основную роль в популярном политическом мышлении. Конспирология играет на выборе неочевидных ответов относительно причин событий. Реализуется модель ухода от реальности путем выбора желаемого за действительное.
В предыдущих постах я не зря указал, что при всей масштабности исследований автора «Трибунала кровавого пепла», многое сгубило желание сделать однозначные выводы из фактов, которые однозначность не предполагают. Например, человек засветившийся с обоих сторон конфликта может являться участником кровавой провокации, может быть просто оперативным работником, по долгу службы обязанным наблюдать за происходящим, журналистом или даже городским неадекватом, желающим находиться везде в гуще событий. Но конспирологическая логика заставляет выбирать именно вариант с провокатором. Формально картина о провокаторах с обеих сторон не будет противоречить логике. Но если сама оценка человека как провокатора является ложной, то и выводы о произошедшем могут оказаться ложными. Главное, что при целостной, непротиворечивой, но ложной картине, немногочисленные прямые доказательства теряются в общей массе лжи. Какая разница кто и как фальсифицировал сцены с убийством, если все и так за одно. Соответственно уже не важно установить реальных исполнителей, организаторов и заказчиков. Эта модель применима к восприятию политической реальности в целом.
Конспирологические выводы по поводу локальных событий еще могут быть подтверждены или опровергнуты. Другое дело тотальная конспирология. В российских условиях тотальная конспирология случай просто клинический, поскольку интерес к политической реальности имеет смысл только когда предполагается в той или иной мере суверенитет России. Множество конспирологических теорий полагающих, что никакой российской власти нет, а есть группа клоунов и актеров выполняющих задание США, жидомассонов, теневого правительства и пр. являются непротиворечивыми, также как непротиворечиво представление, что погодой руководит Зевс-громовержец, сидящий на небесах. То, что вы Зевса не видите не означает что его нет. Но при отсутствии суверенитета России последовательный шаг только констатировать отсутствие и прекратить писать. Ведь если не существует власти, которая располагает военными ресурсами для нанесения неприемлемого ущерба противнику и экономикой, обеспечивающей выживаемость в результате тотальных экономических санкций, то нет и России. Но многочисленные теории и многотысячные сторонники этих теорий продолжают существовать, а авторы не готовы заткнуться и успокоиться. Все происходит как в тупых фильмах-ужасах, где злодеи обладают абсолютной властью, но вот для поджога какого-нибудь захудалого жилища у них не находится спичек, а ларек закрыт. Иначе бы фильм сразу закончился.
С другой стороны, противники конспирологических теорий, сторонники «здравого смысла» и «не умножения сущностей» играют в ту же конспирологию наоборот. Поскольку нет гарантий, что даже за внешне заурядными событиями не скрывается та или иная воля. Если же события явно не могут быть объяснены естественным ходом вещей, то сторонники «здравого смысла» их или игнорируют, или дают абсурдные объяснения, или отрицают события, не вписывающиеся в теорию. Если учесть, что все «стройные» теории и конспирологов, и антиконспирологов крайне зависимы от политических предпочтений, то вопрос реальности уходит вообще на третий план. Желание понятных стройных объяснений (которые как правило не соответствуют реальности) касается более 99.9 процентов людей, интересующихся политикой.
Безоговорочно реальностью можно признать только очевидные факты. Особую ценность представляют факты, являющиеся прямыми доказательствами тех или иных причин. Вот почему ситуация с реакцией на одесскую трагедию просто чистейший пример запредельного игнорирования политической реальности. У обычного гражданина нет никакой прямой связи с политикой кроме как через очевидные факты и представление о том, как должно быть. Представление может соответствовать логике и действительности, может не соответствовать. Например, нельзя построить общество, где решения принимаются всеобщим консенсусом или на основании ценностей «евразийской» цивилизации, поскольку последней не существует как реального социального феномена (а не фантазий отдельных сказочников).
Фантазия в данном случае антагонистична представлению о должном, поскольку говорит не том, что и для чего нужно делать, а том, что «есть». Именно фантазии сказочников о том, что есть и том, что будети принимают за реальное описание политики. Фантазии могут быть менее правдоподобны, могут быть более правдоподобны, они могут даже совпадать с реальностью. Важен сам механизм формирования «реальности» и ее отличия от реальности.
Езда на реальной машине имеет множество ограничений. «Езда» на машине в виртуальной игре с высоким уровнем графики может напоминать реальную езду, но не иметь тех ограничений, которые есть в реальности. В реале человек понимает, что на 200 километрах повернуть под прямым углом и остановиться через 5 метров перед стеной даже на болиде невозможно без соответствующих последствий. Для виртуальной игры проблем нет. Практически вся политическая публицистика (исключения, даже если они есть, роли не играют) играет в виртуальную игру, похожую на правду. Поэтому в публицистике и возможны абсурдные утверждения.
Люди, например, могут верить, что власть предержащие в здравом уме могут отдать свой суверенитет из-за любви к деньгам, хотя утрата суверенитета может означать утрату денег. Верят, что можно что-то слить, заключить сделку ради отмены санкций, хотя сама уступка несет такие репутационные потери, которые перекрывают все возможные материальные выгоды и в конечном счете принесет больший материальный ущерб. Верят в «народную собственность» или в «цивилизованное сообщество», в которое можно войти. И такую веру демонстрируют зачастую не просто обыватели, интересующиеся политикой, а политологи и публицисты. Поскольку противоречия имеют значение для скучной, неопределенной и в основном неведомой реальности. В игре в политическую реальность никаких противоречий нет.
Все это означает, что никаких шансов сформировать общество способное влиять на политику нет, поскольку практически отсутствуют субъекты, интересующиеся реальной политикой и способные организоваться в такое общество. Это не значит, что людей (даже в России) не могут волновать те или иные проблемы и они не готовы организовываться для их решения. От этих проблем может зависеть существование власти, и соответственно те или иные сообщества и организации могут влиять на политический процесс. Но это влияние реактивное и локальное.
Конечно, можно вспомнить события первой половины двадцатого века, когда узкие группы политически активных лиц с опорой на бунтующие массы меняли власть и даже течение истории. Но эти группы имели то или иное представление о должном мире и не имели отрицательного опыта попыток его воплощения. Массы имели четкие и относительно простые цели: передел собственности, отделение территории и т.д. Интереса масс к политической реальности не было и тогда, и в силу массовой неграмотности быть не могло.
Сейчас простота ушла. И нет никаких аргументов чтобы к ней возвращались. Никто не будет добывать огонь стуча камнями друг от друга, чтобы вскипятить воду на костре, когда имеется электрический чайник. Хотя возможности готовить на открытом огне иные. Никому не нужно менять виртуальную игру в знания про «политику», вместо практически отсутствия знаний о реальной политике.