Об учителях хороших и разных
В ленте недавно обсуждение можно ли говорить ученикам оскорбительные вещи для их же блага, в топе сейчас пост о пощечине шестикласснику от учительницы с преобладанием комментаторов, которые явно не управляются с окружающими без розг. Даже в реале последнее время попадаются люди, которые пытаются мне рассказывать свои фантазии, как они бы всех вокруг чудесно воспитали, если бы можно было раздавать по щам направо и налево, а не как нынче то, когда все слишком нежные, сплошная толерантность и нельзя. А вот раньше...
А когда раньше то?.. Когда толерантности не было?..
Вот я росла, так уж вышло, в полностью свободные от всякого слюнтяйства 90-е в довольно нищем и весьма неблагополучном районе. У нас учителей (но, впрочем, и не только их) матом свободно класса с пятого уже могли послать, в шестом как раз первая драка была, когда учитель физики девчонку за руку попытался с места вытянуть, а она ему в лицо вцепилась. В седьмом мы поголовно курили, регулярно напивались дружным коллективом и разговаривали в основном матом. Нередко и довольно жестоко дрались. А что поделать, "не мы такие жизнь такая" (с).
Мы ведь росли в очень агрессивном окружении, где многое решалось по праву силы. Я свои годы лет с 12 помню в основном по вехам того, как кого-то из знакомых убили или кто-то из знакомых убил. [Spoiler (click to open)]Или избили толпой, или изнасиловали. Такие уж были тогда вокруг времена и нравы.
Уже класса с седьмого в школе не осталось настолько дурных, которые бы пытались на нас каким-либо образом давить, морально там воспитывать или голос вообще повышать. Если мы хотели ходить по классу, мы ходили, если хотели уйти - уходили, если хотели бесится, кидаясь вещами, то лучше было просто выйти из класса и постоять в коридоре. Выглядело это примерно так, как показывают в американских фильмах про очень плохие черные школы. Наша была белая, но наркота, драки и визиты милиции были в полном комплекте.
Надо признать, что большая половина учителей продолжала работать только от полной безвыходности. Конечно, они не пользовались никаким уважением. Но не все. Примерно треть умела с нами отлично управляться.
Вот, к примеру, историчка у нас была. С классическим именем МарьВанна, еще отца моего учила. Изумительная старушка старой закалки. Лет под семьдесят ей, наверное, уже тогда было или чуть за. Выглядела она на нынешнее мое восприятие карикатурно почти. Всегда носила огромный рыжий парик и туфли на просто гигантской платформе. Может быть пыталась так прибавить себе росту, а все равно уже к шестому классу ее переросли почти все, наверное, кроме 3-4 самых мелких. Хорошо, если в ней хотя бы метр пятьдесят были и вряд ли больше 50 кг. И вот она управлялась с нашим классом лучше всех. Входила в натуральный зверинец, в котором буйно бесящиеся неблагополучные подростки баррикадировались партами и кидались в друг друга стульями, разводила свои маленькие ручки и тихо говорила: "9-А, я вас не узнаю". После чего все сразу дружно разволакивали мебель по местам и вставали рядом с партами как положено.
"Здравствуйте, 9-А".
"Здравствуйте, МарьВанна!"
И затем начинался урок, на котором всегда было тихо.
Вряд ли я переняла у нее хотя бы десятую часть, но и той мне хватило, чтоб легко и с удовольствием выходить перед любой аудиторией.
Так вспомним же учителей, которые научили нас гораздо большему, чем свой предмет.
А когда раньше то?.. Когда толерантности не было?..
Вот я росла, так уж вышло, в полностью свободные от всякого слюнтяйства 90-е в довольно нищем и весьма неблагополучном районе. У нас учителей (но, впрочем, и не только их) матом свободно класса с пятого уже могли послать, в шестом как раз первая драка была, когда учитель физики девчонку за руку попытался с места вытянуть, а она ему в лицо вцепилась. В седьмом мы поголовно курили, регулярно напивались дружным коллективом и разговаривали в основном матом. Нередко и довольно жестоко дрались. А что поделать, "не мы такие жизнь такая" (с).
Мы ведь росли в очень агрессивном окружении, где многое решалось по праву силы. Я свои годы лет с 12 помню в основном по вехам того, как кого-то из знакомых убили или кто-то из знакомых убил. [Spoiler (click to open)]Или избили толпой, или изнасиловали. Такие уж были тогда вокруг времена и нравы.
Уже класса с седьмого в школе не осталось настолько дурных, которые бы пытались на нас каким-либо образом давить, морально там воспитывать или голос вообще повышать. Если мы хотели ходить по классу, мы ходили, если хотели уйти - уходили, если хотели бесится, кидаясь вещами, то лучше было просто выйти из класса и постоять в коридоре. Выглядело это примерно так, как показывают в американских фильмах про очень плохие черные школы. Наша была белая, но наркота, драки и визиты милиции были в полном комплекте.
Надо признать, что большая половина учителей продолжала работать только от полной безвыходности. Конечно, они не пользовались никаким уважением. Но не все. Примерно треть умела с нами отлично управляться.
Вот, к примеру, историчка у нас была. С классическим именем МарьВанна, еще отца моего учила. Изумительная старушка старой закалки. Лет под семьдесят ей, наверное, уже тогда было или чуть за. Выглядела она на нынешнее мое восприятие карикатурно почти. Всегда носила огромный рыжий парик и туфли на просто гигантской платформе. Может быть пыталась так прибавить себе росту, а все равно уже к шестому классу ее переросли почти все, наверное, кроме 3-4 самых мелких. Хорошо, если в ней хотя бы метр пятьдесят были и вряд ли больше 50 кг. И вот она управлялась с нашим классом лучше всех. Входила в натуральный зверинец, в котором буйно бесящиеся неблагополучные подростки баррикадировались партами и кидались в друг друга стульями, разводила свои маленькие ручки и тихо говорила: "9-А, я вас не узнаю". После чего все сразу дружно разволакивали мебель по местам и вставали рядом с партами как положено.
"Здравствуйте, 9-А".
"Здравствуйте, МарьВанна!"
И затем начинался урок, на котором всегда было тихо.
Вряд ли я переняла у нее хотя бы десятую часть, но и той мне хватило, чтоб легко и с удовольствием выходить перед любой аудиторией.
Так вспомним же учителей, которые научили нас гораздо большему, чем свой предмет.