Крестьянская жизнь - какая она была?.. - Крещенский сочельник.
Пояснения, что здесь происходит и о чем речь тут.
Предыдущая часть: Тысячник.
***
Вечер крещенского сочельника ясный был и морозный. За околицей Осиповки молодые бабы и девки сбирали в кринки чистый "крещенский снежок" холсты белить да от сорока недугов лечить. Поглядывая на ярко блиставшие звезды, молодицы заключали, что новый год белых ярок породит, а девушки меж себя толковали: "Звезды к гороху горят, да к ягодам; вдоволь уродится, то-то загуляем в лесах да в горохах!"
Стары старухи и пожилые бабы домовничали; с молитвой клали они мелом кресты над дверьми и над окнами ради отогнания нечистого и такую думу держали: "Батюшка Микола милостивый, как бы к утрею-то оттеплело, да туман бы пал на святую Ердань, хлебушка бы тогда вдоволь нам уродилось!" Мужики вкруг лошадей возились: известно, кто в крещенский сочельник у коня копыта почистит, у того конь весь год не будет хромать и не случится с ним иной болести. Но, веря своей примете, мужики не доверяли бабьим обрядам и, ворча себе под нос, копались середь дворов в навозе, глядя, не осталось ли там огня после того, как с вечера старухи пуки лучины тут жгли, чтоб на том свете родителям было теплее. В избах у красного угла толпились ребятишки. Притаив дыханье, глаз не спускали они с чашки, наполненной водою и поставленной у божницы: как наступит Христово крещенье, сама собой вода колыхнется и небо растворится; глянь в раскрытое на един миг небо и помолись богу: чего у него ни попросишь, все подаст.
[Spoiler (click to open)]
- Пусти нас, мамынька, с девицами снежок пополоть,- просилась меньшая дочь у Аксиньи Захаровны.
- В уме ль ты, Паранька? - строго ответила мать, набожно кладя над окнами мелом кресты.- Приедет отец да узнает, что тогда?
- Да ведь мы не одни! Все девицы за околицей... И мы бы пошли,- заметила старшая, Настасья.
- Пущу я вас ночью, с девками!.. Как же!.. С ума своротила, Настёнка! Ваше ль дело гулять за околицей...
- Другие пошли же.
- Другие пошли, а вам не след. Худой славы, что ль, захотели?
- Какой же славы, мамынька? - приставала Параша.
- А вот как возьму лестовку да ради Христова праздника отстегаю тебя,- с притворным негодованьем сказала Аксинья Захаровна,- так и будешь знать, какая слава!.. Ишь что вздумала!.. Пусти их снег полоть за околицу!.. Да теперь, поди чай, парней-то туда что навалило: и своих, и из Шишинки, и из Назаровой!.. Долго ль до греха?.. Девки вы молодые, дочери отецкие: след ли вам по ночам хвосты мочить?
- Да пошли же другие,- настаивала Настя. Очень ей хотелось поиграть с девицами за околицей.
- Коли пошли, так туда им и дорога,- ответила мать.- А вам с деревенскими девками себя на ряду считать не доводится.
- Отчего ж это, мамынька?.. Чем же мы лучше их?..- спросила Настасья.
- Тем и лучше, что хорошего отца дочери,- сказала Аксинья Захаровна.Связываться с теми не след. Сядьте-ка лучше да псалтырь ради праздника Христова почитайте. Отец скоро с базара приедет, утреню будем стоять; помогли бы лучше Евпраксеюшке моленну прибрать... Дело-то не в пример будет праведнее, чем за околицу бегать. Так-то.
- Да, мамынька...- заговорила было Настя,- нам бы с девушками посмеяться, на морозце поиграть.
- Сказано, не пущу! - крикнула Аксинья Захаровна.- Из головы выбрось снег полоть!.. Ступай, ступай в моленну, прибирайте к утрени!.. Эки бесстыжие, эки вольные стали - матери не слушают!.. Нет, девки, приберу вас к рукам... Что выдумали! За околицу!.. Да отец-от съест меня, как узнает, что я за околицу вас ночью пустила... Пошли, пошли в моленную! Помялись девушки и со слезами пошли в моленную.- Ишь что баловницы выдумали!..- ворчала Аксинья Захаровна, оставшись одна и кладя меловые кресты над входами и выходами,- ишь что выдумали - снег полоть!.. Статочно ли дело?.. Сведают, что Патапа Максимыча дочери по ночам за околицу бегают, что в городу скажут по купечеству?.. Срам один... Просто срам... Долго ль девкам навек ославиться?.. Много недобрых-то людей... Как пить дадут - наплетут, намочалят невесть чего!.. И что им, глупым, захотелось за околицу!.. Чего не видали?.. Снег полоть, холсты белить!.. Да придется разве им холсты-то белить?.. Слава богу, всего припасено, не бесприданницы... А теперь, поди, у девок за околицей смеху-то, балованья-то что!.. Была и я молода, хаживала и я под Крещенье снежок полоть... Точим балясы до вторых петухов; парни придут с балалайками... Прибаутками со смеху так и морят... И чего-то, чего не бывало!.. Ох, согрешила я, грешница!.. А хочется девонькам за околицу... Ну, да им нельзя, хорошего отца дети; нельзя!.. Ох, девичья пора!.. Веселья все хочется, воли... Девоньки, мои девоньки!.. и пустила б я вас, да как сам-от приедет, как сам-от узнает... Тогда что ?..
(...)
- Что решили? - спросила Аксинья Захаровна, пристально глядя на мужа. Он остановился перед ней у стола и сказал:
- Насчет судьбы Настиной.
У Аксиньи руки опустились. Жаль ей было расставаться с дочерями, и не раз говаривала она мужу, что Настя с Парашей не перестарки, годика три-четыре могут еще в девках посидеть.
- Не раненько ли задумал, Максимыч? - сказала.- Надоела, что ль, тебе Настасья, али объела нас?
- Пустого не говори, а что не рано я дело задумал, так помни, что девке пошел девятнадцатый,- сказал Патап Максимыч.
- Пожалей ты ее, голубушку! - молвила Аксинья Захаровна.
- Чего жалеть-то! Худа, что ли, отец-от ей хочет?- резко и громко сказал Патап Максимыч.- Слушай: у Данилы Тихоныча четыреста тысяч на серебро капиталу, опричь домов, заводов и пароходов. Два сына у него да три ли, четыре ли дочери, две-то замужем за казанскими купцами, за богатыми. Старшему сыну Михайле Данилычу, жениху-то, отец капитал отделяет и дом дает, хочешь с отцом живи, хочешь свое хозяйство правь. Стало быть, Настасье ни свекрови со свекром, ни золовок с деверьями бояться нечего. Захочет, сама себе хозяйкой заживет. А Михайла Данилыч - парень добрый, рассудливый, смышленый, хмелем не зашибается, художеств никаких за ним нет. А из себя видный, шадровит маленько, оспа побила, да с мужнина лица Настасье не воду пить; муж-от приглядится, бог даст, как поживет с ним годик-другой...
- Ох, батюшка, Патап Максимыч, повремени хоть маленько,- твердила свое Аксинья Захаровна.- Скорбно мне расставаться с Настёнкой. Повремени, кормилец!
- И повременю,- молвил Патап Максимыч.- В нынешнем мясоеде свадьбы сыграть не успеть, а с весны во все лето, до осенней Казанской, Снежковым некогда да и мне недосуг. Раньше Михайлова дня свадьбы сыграть нельзя, а это чуть не через год.
- Так зачем же сговором-то торопиться! Время бы не ушло,- сказала Аксинья Захаровна.
- Кто тебе про сговор сказал? - ответил Патап Максимыч.- И на разум мне того не приходило. Приедут в гости к имениннице - вот и все. Ни смотрин, ни сговора не будет и про то, чтоб невесту пропить, не будет речи. Поглядят друг на дружку, повидаются, поговорят кой о чем и ознакомятся, оно все-таки лучше. Ты покаместь Настасье ничего не говори.
Узнав, что не близка разлука с дочерью, Аксинья Захаровна успокоилась и, прибрав чайную посуду, пошла в моленную утреню слушать.
(...)
___________________________
Мельников-Печерский "На горах"
Предыдущая часть: Тысячник.
***
Вечер крещенского сочельника ясный был и морозный. За околицей Осиповки молодые бабы и девки сбирали в кринки чистый "крещенский снежок" холсты белить да от сорока недугов лечить. Поглядывая на ярко блиставшие звезды, молодицы заключали, что новый год белых ярок породит, а девушки меж себя толковали: "Звезды к гороху горят, да к ягодам; вдоволь уродится, то-то загуляем в лесах да в горохах!"
Стары старухи и пожилые бабы домовничали; с молитвой клали они мелом кресты над дверьми и над окнами ради отогнания нечистого и такую думу держали: "Батюшка Микола милостивый, как бы к утрею-то оттеплело, да туман бы пал на святую Ердань, хлебушка бы тогда вдоволь нам уродилось!" Мужики вкруг лошадей возились: известно, кто в крещенский сочельник у коня копыта почистит, у того конь весь год не будет хромать и не случится с ним иной болести. Но, веря своей примете, мужики не доверяли бабьим обрядам и, ворча себе под нос, копались середь дворов в навозе, глядя, не осталось ли там огня после того, как с вечера старухи пуки лучины тут жгли, чтоб на том свете родителям было теплее. В избах у красного угла толпились ребятишки. Притаив дыханье, глаз не спускали они с чашки, наполненной водою и поставленной у божницы: как наступит Христово крещенье, сама собой вода колыхнется и небо растворится; глянь в раскрытое на един миг небо и помолись богу: чего у него ни попросишь, все подаст.
[Spoiler (click to open)]
- Пусти нас, мамынька, с девицами снежок пополоть,- просилась меньшая дочь у Аксиньи Захаровны.
- В уме ль ты, Паранька? - строго ответила мать, набожно кладя над окнами мелом кресты.- Приедет отец да узнает, что тогда?
- Да ведь мы не одни! Все девицы за околицей... И мы бы пошли,- заметила старшая, Настасья.
- Пущу я вас ночью, с девками!.. Как же!.. С ума своротила, Настёнка! Ваше ль дело гулять за околицей...
- Другие пошли же.
- Другие пошли, а вам не след. Худой славы, что ль, захотели?
- Какой же славы, мамынька? - приставала Параша.
- А вот как возьму лестовку да ради Христова праздника отстегаю тебя,- с притворным негодованьем сказала Аксинья Захаровна,- так и будешь знать, какая слава!.. Ишь что вздумала!.. Пусти их снег полоть за околицу!.. Да теперь, поди чай, парней-то туда что навалило: и своих, и из Шишинки, и из Назаровой!.. Долго ль до греха?.. Девки вы молодые, дочери отецкие: след ли вам по ночам хвосты мочить?
- Да пошли же другие,- настаивала Настя. Очень ей хотелось поиграть с девицами за околицей.
- Коли пошли, так туда им и дорога,- ответила мать.- А вам с деревенскими девками себя на ряду считать не доводится.
- Отчего ж это, мамынька?.. Чем же мы лучше их?..- спросила Настасья.
- Тем и лучше, что хорошего отца дочери,- сказала Аксинья Захаровна.Связываться с теми не след. Сядьте-ка лучше да псалтырь ради праздника Христова почитайте. Отец скоро с базара приедет, утреню будем стоять; помогли бы лучше Евпраксеюшке моленну прибрать... Дело-то не в пример будет праведнее, чем за околицу бегать. Так-то.
- Да, мамынька...- заговорила было Настя,- нам бы с девушками посмеяться, на морозце поиграть.
- Сказано, не пущу! - крикнула Аксинья Захаровна.- Из головы выбрось снег полоть!.. Ступай, ступай в моленну, прибирайте к утрени!.. Эки бесстыжие, эки вольные стали - матери не слушают!.. Нет, девки, приберу вас к рукам... Что выдумали! За околицу!.. Да отец-от съест меня, как узнает, что я за околицу вас ночью пустила... Пошли, пошли в моленную! Помялись девушки и со слезами пошли в моленную.- Ишь что баловницы выдумали!..- ворчала Аксинья Захаровна, оставшись одна и кладя меловые кресты над входами и выходами,- ишь что выдумали - снег полоть!.. Статочно ли дело?.. Сведают, что Патапа Максимыча дочери по ночам за околицу бегают, что в городу скажут по купечеству?.. Срам один... Просто срам... Долго ль девкам навек ославиться?.. Много недобрых-то людей... Как пить дадут - наплетут, намочалят невесть чего!.. И что им, глупым, захотелось за околицу!.. Чего не видали?.. Снег полоть, холсты белить!.. Да придется разве им холсты-то белить?.. Слава богу, всего припасено, не бесприданницы... А теперь, поди, у девок за околицей смеху-то, балованья-то что!.. Была и я молода, хаживала и я под Крещенье снежок полоть... Точим балясы до вторых петухов; парни придут с балалайками... Прибаутками со смеху так и морят... И чего-то, чего не бывало!.. Ох, согрешила я, грешница!.. А хочется девонькам за околицу... Ну, да им нельзя, хорошего отца дети; нельзя!.. Ох, девичья пора!.. Веселья все хочется, воли... Девоньки, мои девоньки!.. и пустила б я вас, да как сам-от приедет, как сам-от узнает... Тогда что ?..
(...)
- Что решили? - спросила Аксинья Захаровна, пристально глядя на мужа. Он остановился перед ней у стола и сказал:
- Насчет судьбы Настиной.
У Аксиньи руки опустились. Жаль ей было расставаться с дочерями, и не раз говаривала она мужу, что Настя с Парашей не перестарки, годика три-четыре могут еще в девках посидеть.
- Не раненько ли задумал, Максимыч? - сказала.- Надоела, что ль, тебе Настасья, али объела нас?
- Пустого не говори, а что не рано я дело задумал, так помни, что девке пошел девятнадцатый,- сказал Патап Максимыч.
- Пожалей ты ее, голубушку! - молвила Аксинья Захаровна.
- Чего жалеть-то! Худа, что ли, отец-от ей хочет?- резко и громко сказал Патап Максимыч.- Слушай: у Данилы Тихоныча четыреста тысяч на серебро капиталу, опричь домов, заводов и пароходов. Два сына у него да три ли, четыре ли дочери, две-то замужем за казанскими купцами, за богатыми. Старшему сыну Михайле Данилычу, жениху-то, отец капитал отделяет и дом дает, хочешь с отцом живи, хочешь свое хозяйство правь. Стало быть, Настасье ни свекрови со свекром, ни золовок с деверьями бояться нечего. Захочет, сама себе хозяйкой заживет. А Михайла Данилыч - парень добрый, рассудливый, смышленый, хмелем не зашибается, художеств никаких за ним нет. А из себя видный, шадровит маленько, оспа побила, да с мужнина лица Настасье не воду пить; муж-от приглядится, бог даст, как поживет с ним годик-другой...
- Ох, батюшка, Патап Максимыч, повремени хоть маленько,- твердила свое Аксинья Захаровна.- Скорбно мне расставаться с Настёнкой. Повремени, кормилец!
- И повременю,- молвил Патап Максимыч.- В нынешнем мясоеде свадьбы сыграть не успеть, а с весны во все лето, до осенней Казанской, Снежковым некогда да и мне недосуг. Раньше Михайлова дня свадьбы сыграть нельзя, а это чуть не через год.
- Так зачем же сговором-то торопиться! Время бы не ушло,- сказала Аксинья Захаровна.
- Кто тебе про сговор сказал? - ответил Патап Максимыч.- И на разум мне того не приходило. Приедут в гости к имениннице - вот и все. Ни смотрин, ни сговора не будет и про то, чтоб невесту пропить, не будет речи. Поглядят друг на дружку, повидаются, поговорят кой о чем и ознакомятся, оно все-таки лучше. Ты покаместь Настасье ничего не говори.
Узнав, что не близка разлука с дочерью, Аксинья Захаровна успокоилась и, прибрав чайную посуду, пошла в моленную утреню слушать.
(...)
___________________________
Мельников-Печерский "На горах"