Россия которую мы потеряли...
... это Россия крестьянской культуры.
К сожалению большинство того, что широко тиражируется про русскую крестьянскую жизнь написано барами в модном по тем временам душещипательном жанре охуительных историй заплачек про тяжку долюшку на фоне сусальной природушки. С другой стороны, конечно, и винить их нельзя - они зачастую ходили в деревню "в этнографическую экспедицию" и естественно приносили оттуда жгучую экзотику с мощным гуманистическим посылом. Но попытки экстраполировать этот трэш как некую норму "вот как предки еще сто лет назад жили" - уй...
[Spoiler (click to open)]Это меня пост eregwen "Дом честной": из мемуаров Коровина зацепил. И особенно один из комментариев со словами: "этот крестьянин безумно страшен именно тем, что даже не подозревает, что участники истории могли бы поступить как-то иначе."
Тут такая штука, что там и в то время многие из контекста понимали, как можно было поступить иначе, но скажем так, родня не посчитала нужным заморачиваться - вот что. Впрочем это слишком длинные объяснения, нет смысла, наверное.
Разве что можно добавить некий как бы эпилог:
"В 1915 году я заехал в дом крестьянина Баторина. В доме я застал Екатерину, мать семьи Баториных. Состарившаяся Екатерина Ивановна стряпала на столе в избе творожники. Увидав меня, она ласково обрадовалась:
- Здравствуй, родной Кинстинтин Лисеич, как бог милует? Все ли здоровы?
- Где же Иван Васильевич? - спрашиваю я.
- Тоже на войне. Вот Григорий радость принес: убили на войне, за землю постоял, за нас, родимый. Убили. Пишут письмо-то полчане: на штыках повис у их, с лошади сняли. Конногвардейский он был.
Катерина вытерла нос фартуком и ушла за печку. Я молчал. Выйдя из-за печки с заплаканными глазами, сказала, обратись ко мне:
- Убили ништо - за честь, а вот жалко мне Анну-то, дочь. - Катерина заплакала. - Почто сгибла?
- Что же ты, Катерина, - говорю я, - не защитила? Отправила бы ее.
- Да как? Ведь две-то дочери. Еще ведь их замуж надо отдавать.
Теперь отдали хорошо, уж внучата есть. А то, поди, кто возьмет? А ему-то, Павлу, я сто двадцать рублев давала, что за жисть скопила тихонько. А он туда-сюда! Говорит, мало! Слабый он. Ах, горе! Кажинную ночь во сне Аннушку вижу. И венец на ней смертный. Ну вот как заря утреня - пунцовый." ("Дом честной")
---
Выделение в тексте мое. Девушку можно было просто отправить - услать из деревни. Например, в город работать (и нет не обязательно проституткой, просто работать в город). За это бы семью несколько шпыняли потом, "припоминали при случае", но не так что бы это очень уж на что-то влияло. Но они не стали.
И вот таких вот объяснений отдельных моментов можно много еще привести. Потому что, я думаю, мало кто понимает, что, например, вот в этой части диалога:
...
- Да ведь он брал ее, Павел-то, посылал к вам сватов. Вы ведь отказали?
- Чего ж он? Бери ее, уводи, венчайся. Нет, он тоже свадьбу править хотел с нами. Ровней быть.
...
идет разговор про бытовавший в той местности обычай свадеб "уходом". Чтобы не перепевать Карузо, процитирую Мельникова-Печерского:
"...Обычай «крутить свадьбу уходом» исстари за Волгой ведется, а держится больше оттого, что в тамошнем крестьянском быту каждая девка, живучи у родителей, несет долю нерадостную. Девкой в семье дорожат как даровою работницей и замуж «честью» ее отдают неохотно. Надо, говорят, девке родительскую хлеб-соль отработать; заработаешь - иди куда хочешь. А срок дочерних заработков длинен: до тридцати лет и больше она повинна у отца с матерью в работницах жить.
Девки не бойкие, особенно те, кого Бог красотой обделил, засиживаются и стареют в родительском дому за деннонощной работой. (...)
Девка побойчей да покрасивей не так делает. Спознается на супрядках либо в хороводе с молодым парнем, непременно из другой деревни, полюбят они друг дружку и станут раздумывать, отдадут родители девицу «честью», аль придется свадьбу «уходом» играть. Нет надежды на согласье, девушка тихонько сберет приданое и всю одежду, какая есть у ней, передаст возлюбленному, а потом и сама на условное место придет. Жених кидает невесту в сани и с товарищами мчится во весь опор к попу. Родители, узнав про уход дочери, тотчас лошадей запрягать, в погоню скакать, родных, соседей на ноги поднимут, рассыплются по всем сторонам беглецов искать. Случается, что настигают. И тогда зачнут у поезжан «отбивать невесту»… Иной раз тут дело до крови доходит. Но не всегда так бывает; обыкновенно жених с невестой успевают доскакать до попа и обвенчаться. Затем муж везет молодую жену к своим родителям, те уж дожидаются - знают, что сын поехал сноху им выкрасть, новую даровую работницу в дом привезти, с радостью встречают они новобрачных. На другой, либо на третий день новобрачный, с женой, отправляется к тестю прощенья просить. Там принимают его с бранью, дочь с проклятьями. Вся деревня сбежится смотреть, как молодые, поклонясь в землю, лежат, не шелохнувшись, ниц перед отцом, перед матерью, выпрашивая прощенья, а отец с матерью ругают их ругательски и клянут, и ногами в головы пихают, а после того и колотить примутся: отец плетью, мать сковородником. Наконец уходится сердце родительское. За побоями да за бранью мировая следует, но уж кроме того, что успела невеста жениху перед уходом передать, никакого приданого ей не дается. Не бывает при свадьбе «уходом» ни «горного стола», ни подарков, все оканчивается двумя обедами родителей одних и других. Случается, и это бывает нередко, что родители жениха и невесты, если не из богатых, тайком от людей, даже от близкой родни, столкуются меж себя про свадьбу детей и решат не играть свадьбы «честью», во избежание расходов на пиры и дары. А велят деткам самим справлять свадьбу, как знают. При этом, однако ж, весь обряд чин чином соблюдается: и погоня во все стороны, и брань с проклятиями при встрече, и топанье ногами, и битье плетью и ухватом на глазах сбежавшейся деревни: все как следует. Но когда родительское сердце утолится и руки колотить новобрачных устанут, мирятся, и тем же ухватом, что мать дочку свою колотила, принимается она из печки горшки вынимать, чтобы нарочно состряпанным кушаньем любезного зятюшку потчевать." (еще интересного почитать)
Ну - итакдалее. Для абсолютного большинства современных читателей это контекст потерян.
Вообще, очень жаль, что люди, хорошо деревню знавшие или сами вышедшие из деревни в русской литературе редкость. Все больше тех, кто глядел на все это из другого социально-культурного измерения как на некую диковину и своих местных "дикарей". Качество понимания и описания соответствует.
К сожалению большинство того, что широко тиражируется про русскую крестьянскую жизнь написано барами в модном по тем временам душещипательном жанре охуительных историй заплачек про тяжку долюшку на фоне сусальной природушки. С другой стороны, конечно, и винить их нельзя - они зачастую ходили в деревню "в этнографическую экспедицию" и естественно приносили оттуда жгучую экзотику с мощным гуманистическим посылом. Но попытки экстраполировать этот трэш как некую норму "вот как предки еще сто лет назад жили" - уй...
[Spoiler (click to open)]Это меня пост eregwen "Дом честной": из мемуаров Коровина зацепил. И особенно один из комментариев со словами: "этот крестьянин безумно страшен именно тем, что даже не подозревает, что участники истории могли бы поступить как-то иначе."
Тут такая штука, что там и в то время многие из контекста понимали, как можно было поступить иначе, но скажем так, родня не посчитала нужным заморачиваться - вот что. Впрочем это слишком длинные объяснения, нет смысла, наверное.
Разве что можно добавить некий как бы эпилог:
"В 1915 году я заехал в дом крестьянина Баторина. В доме я застал Екатерину, мать семьи Баториных. Состарившаяся Екатерина Ивановна стряпала на столе в избе творожники. Увидав меня, она ласково обрадовалась:
- Здравствуй, родной Кинстинтин Лисеич, как бог милует? Все ли здоровы?
- Где же Иван Васильевич? - спрашиваю я.
- Тоже на войне. Вот Григорий радость принес: убили на войне, за землю постоял, за нас, родимый. Убили. Пишут письмо-то полчане: на штыках повис у их, с лошади сняли. Конногвардейский он был.
Катерина вытерла нос фартуком и ушла за печку. Я молчал. Выйдя из-за печки с заплаканными глазами, сказала, обратись ко мне:
- Убили ништо - за честь, а вот жалко мне Анну-то, дочь. - Катерина заплакала. - Почто сгибла?
- Что же ты, Катерина, - говорю я, - не защитила? Отправила бы ее.
- Да как? Ведь две-то дочери. Еще ведь их замуж надо отдавать.
Теперь отдали хорошо, уж внучата есть. А то, поди, кто возьмет? А ему-то, Павлу, я сто двадцать рублев давала, что за жисть скопила тихонько. А он туда-сюда! Говорит, мало! Слабый он. Ах, горе! Кажинную ночь во сне Аннушку вижу. И венец на ней смертный. Ну вот как заря утреня - пунцовый." ("Дом честной")
---
Выделение в тексте мое. Девушку можно было просто отправить - услать из деревни. Например, в город работать (и нет не обязательно проституткой, просто работать в город). За это бы семью несколько шпыняли потом, "припоминали при случае", но не так что бы это очень уж на что-то влияло. Но они не стали.
И вот таких вот объяснений отдельных моментов можно много еще привести. Потому что, я думаю, мало кто понимает, что, например, вот в этой части диалога:
...
- Да ведь он брал ее, Павел-то, посылал к вам сватов. Вы ведь отказали?
- Чего ж он? Бери ее, уводи, венчайся. Нет, он тоже свадьбу править хотел с нами. Ровней быть.
...
идет разговор про бытовавший в той местности обычай свадеб "уходом". Чтобы не перепевать Карузо, процитирую Мельникова-Печерского:
"...Обычай «крутить свадьбу уходом» исстари за Волгой ведется, а держится больше оттого, что в тамошнем крестьянском быту каждая девка, живучи у родителей, несет долю нерадостную. Девкой в семье дорожат как даровою работницей и замуж «честью» ее отдают неохотно. Надо, говорят, девке родительскую хлеб-соль отработать; заработаешь - иди куда хочешь. А срок дочерних заработков длинен: до тридцати лет и больше она повинна у отца с матерью в работницах жить.
Девки не бойкие, особенно те, кого Бог красотой обделил, засиживаются и стареют в родительском дому за деннонощной работой. (...)
Девка побойчей да покрасивей не так делает. Спознается на супрядках либо в хороводе с молодым парнем, непременно из другой деревни, полюбят они друг дружку и станут раздумывать, отдадут родители девицу «честью», аль придется свадьбу «уходом» играть. Нет надежды на согласье, девушка тихонько сберет приданое и всю одежду, какая есть у ней, передаст возлюбленному, а потом и сама на условное место придет. Жених кидает невесту в сани и с товарищами мчится во весь опор к попу. Родители, узнав про уход дочери, тотчас лошадей запрягать, в погоню скакать, родных, соседей на ноги поднимут, рассыплются по всем сторонам беглецов искать. Случается, что настигают. И тогда зачнут у поезжан «отбивать невесту»… Иной раз тут дело до крови доходит. Но не всегда так бывает; обыкновенно жених с невестой успевают доскакать до попа и обвенчаться. Затем муж везет молодую жену к своим родителям, те уж дожидаются - знают, что сын поехал сноху им выкрасть, новую даровую работницу в дом привезти, с радостью встречают они новобрачных. На другой, либо на третий день новобрачный, с женой, отправляется к тестю прощенья просить. Там принимают его с бранью, дочь с проклятьями. Вся деревня сбежится смотреть, как молодые, поклонясь в землю, лежат, не шелохнувшись, ниц перед отцом, перед матерью, выпрашивая прощенья, а отец с матерью ругают их ругательски и клянут, и ногами в головы пихают, а после того и колотить примутся: отец плетью, мать сковородником. Наконец уходится сердце родительское. За побоями да за бранью мировая следует, но уж кроме того, что успела невеста жениху перед уходом передать, никакого приданого ей не дается. Не бывает при свадьбе «уходом» ни «горного стола», ни подарков, все оканчивается двумя обедами родителей одних и других. Случается, и это бывает нередко, что родители жениха и невесты, если не из богатых, тайком от людей, даже от близкой родни, столкуются меж себя про свадьбу детей и решат не играть свадьбы «честью», во избежание расходов на пиры и дары. А велят деткам самим справлять свадьбу, как знают. При этом, однако ж, весь обряд чин чином соблюдается: и погоня во все стороны, и брань с проклятиями при встрече, и топанье ногами, и битье плетью и ухватом на глазах сбежавшейся деревни: все как следует. Но когда родительское сердце утолится и руки колотить новобрачных устанут, мирятся, и тем же ухватом, что мать дочку свою колотила, принимается она из печки горшки вынимать, чтобы нарочно состряпанным кушаньем любезного зятюшку потчевать." (еще интересного почитать)
Ну - итакдалее. Для абсолютного большинства современных читателей это контекст потерян.
Вообще, очень жаль, что люди, хорошо деревню знавшие или сами вышедшие из деревни в русской литературе редкость. Все больше тех, кто глядел на все это из другого социально-культурного измерения как на некую диковину и своих местных "дикарей". Качество понимания и описания соответствует.