Отдай рюкзак
Пупсик был тревожным всегда. У него чуйка, натренированная в подворотнях и музыкальный слух. Ещё у него безупречная память и нестабильные пять-двадцать кило лишнего веса (это важная деталь в настоящей истории).
Чуйка пупсику всегда что-то подсказывает и он принимает меры. И вот однажды…
Мы возвращались из командировки. Рейс был ранний, хотелось булочку и спать. Из такси высадились за квартал до дома, потому как пупсику захотелось пройтись пешком и повисеть на турнике, он как раз по дороге на детской площадке был забетонирован.
Тут надо сразу оговориться, что повисеть на турнике - это не метафора. Это такое физкультурное упражнение для упитанных тридцатилетних мальчиков, они все его практикуют. Подтянуться двадцать раз на перекладине лишний вес мешает, а повисеть не мешает ничего. И позвоночнику, типа, большая польза.
Мне ни висеть, ни наблюдать за навешенным на турник пупсиком не хотелось совершенно (чего я там не видела), зато желание обладать булочкой становилось нестерпимым. И я повернула в сторону булошной, откуда тянуло ароматом свежего хлеба.
- Стой, - заорал пупс, вцепившись в мой рюкзак, - ты куда?
- За булочкой, - вырывалась я и ломилась в нужную сторону.
- Рюкзак мне оставь и иди за своей булочкой, - стягивая с меня торбу, бурчал мужчина, - а то знаю я тебя, положишь его на прилавок и забудешь там.
Обвинения были обидными и необоснованными. Никогда такого не было. Я вообще свой багаж ни разу нигде не оставляла. А если в нем были ценности какие, то и вовсе перевешивала его со спиножопной на пузовную сторону.
В этот раз ценностей было навалом. Мы с собой привезли увесистый брикет чужих денег для оплаты каких-то не менее чужих прихотей (то ли Белаз карьерный нужен был, то ли Мерседес розовый) и вся эта наличность лежала в моем небольшом рюкзаке.
И вот, значит, пупсик стягивает с меня ценную торбу под тем предлогом, что я выбирая булочку, затуманюсь мозгом и забуду обо всем на свете. И всенепременно оставлю на прилавке свой рюкзак с чужими деньгами.
А я малость посопротивлявшись, отдаю ему ношу свою и иду в хлебную лавку налегке. Моя чуйка молчит, она вообще редко голосом разговаривает.
Минут через двадцать мы встречаемся дома. Ну как встречаемся? Я прихожу домой, а он уже чайник ставит и готовится к приему свежекупленных углеводов.
- А чё ты трубку не берёшь, - загружаясь с головой в пакет с хлебобулочными изделиями, интересуется пупсик, - я тебе звонил сказать, чтоб ты мне трубочку с пухлым кремом купила.
- Так я не брала с собой телефон. Он в рюкзаке остался. Где рюкзак-то?
Пупсик линял лицом не сильно долго. Как попал ногами в кроссовки, сам не успел сообразить. Десять секунд спустя от него остался только мираж и поднятая в воздух пыль.
И вдруг оказалось, что двадцать кило лишнего веса совершенно не мешают марш-броску и спринтерскому забегу, хотя вот только что он жаловался на боль в пояснице и скрип коленей.
Я успела добежать до угла дома, чтоб насладиться незабываемым зрелищем.
Пупс был метрах в двухстах от меня. Он уже подлетал к детской площадке с турником, на котором уютно покачивался одинокий рюкзак. Мой рюкзак. С деньгами.
Обратные двести метров пупсик брел со скоростью спортивной улитки, пытаясь за время пути придумать оправдание.
- Да ничё бы с ним не случилось. Чуйка-то молчала! - наконец сформулировал хмурый пупс свой главный аргумент и сунув мне в руки рюкзак, обиженно ушёл заедать позор пирожным.
Нам просто повезло, что в семь утра ещё никто не вышел на детскую площадку. Чуйка же! Что тут скажешь!
P.S. История пятнадцатилетней давности, когда деревья ещё были большими, а деньги только зелёными.
Чуйка пупсику всегда что-то подсказывает и он принимает меры. И вот однажды…
Мы возвращались из командировки. Рейс был ранний, хотелось булочку и спать. Из такси высадились за квартал до дома, потому как пупсику захотелось пройтись пешком и повисеть на турнике, он как раз по дороге на детской площадке был забетонирован.
Тут надо сразу оговориться, что повисеть на турнике - это не метафора. Это такое физкультурное упражнение для упитанных тридцатилетних мальчиков, они все его практикуют. Подтянуться двадцать раз на перекладине лишний вес мешает, а повисеть не мешает ничего. И позвоночнику, типа, большая польза.
Мне ни висеть, ни наблюдать за навешенным на турник пупсиком не хотелось совершенно (чего я там не видела), зато желание обладать булочкой становилось нестерпимым. И я повернула в сторону булошной, откуда тянуло ароматом свежего хлеба.
- Стой, - заорал пупс, вцепившись в мой рюкзак, - ты куда?
- За булочкой, - вырывалась я и ломилась в нужную сторону.
- Рюкзак мне оставь и иди за своей булочкой, - стягивая с меня торбу, бурчал мужчина, - а то знаю я тебя, положишь его на прилавок и забудешь там.
Обвинения были обидными и необоснованными. Никогда такого не было. Я вообще свой багаж ни разу нигде не оставляла. А если в нем были ценности какие, то и вовсе перевешивала его со спиножопной на пузовную сторону.
В этот раз ценностей было навалом. Мы с собой привезли увесистый брикет чужих денег для оплаты каких-то не менее чужих прихотей (то ли Белаз карьерный нужен был, то ли Мерседес розовый) и вся эта наличность лежала в моем небольшом рюкзаке.
И вот, значит, пупсик стягивает с меня ценную торбу под тем предлогом, что я выбирая булочку, затуманюсь мозгом и забуду обо всем на свете. И всенепременно оставлю на прилавке свой рюкзак с чужими деньгами.
А я малость посопротивлявшись, отдаю ему ношу свою и иду в хлебную лавку налегке. Моя чуйка молчит, она вообще редко голосом разговаривает.
Минут через двадцать мы встречаемся дома. Ну как встречаемся? Я прихожу домой, а он уже чайник ставит и готовится к приему свежекупленных углеводов.
- А чё ты трубку не берёшь, - загружаясь с головой в пакет с хлебобулочными изделиями, интересуется пупсик, - я тебе звонил сказать, чтоб ты мне трубочку с пухлым кремом купила.
- Так я не брала с собой телефон. Он в рюкзаке остался. Где рюкзак-то?
Пупсик линял лицом не сильно долго. Как попал ногами в кроссовки, сам не успел сообразить. Десять секунд спустя от него остался только мираж и поднятая в воздух пыль.
И вдруг оказалось, что двадцать кило лишнего веса совершенно не мешают марш-броску и спринтерскому забегу, хотя вот только что он жаловался на боль в пояснице и скрип коленей.
Я успела добежать до угла дома, чтоб насладиться незабываемым зрелищем.
Пупс был метрах в двухстах от меня. Он уже подлетал к детской площадке с турником, на котором уютно покачивался одинокий рюкзак. Мой рюкзак. С деньгами.
Обратные двести метров пупсик брел со скоростью спортивной улитки, пытаясь за время пути придумать оправдание.
- Да ничё бы с ним не случилось. Чуйка-то молчала! - наконец сформулировал хмурый пупс свой главный аргумент и сунув мне в руки рюкзак, обиженно ушёл заедать позор пирожным.
Нам просто повезло, что в семь утра ещё никто не вышел на детскую площадку. Чуйка же! Что тут скажешь!
P.S. История пятнадцатилетней давности, когда деревья ещё были большими, а деньги только зелёными.