Начало оптинского книгоиздания. Часть 2. Продолжение и про логотип
Продолжение истории про оптинское книгоиздательство.
Тут в предыдущей серии при обсуждении вспомнилась одна моя старая фразочка, которая некоторое время даже стала оптинским мэмом. Правда тогда никто такого слова не знал. Звучит она так: "в Оптиной одно издательство и семь издательских домов". Ни наместник монастыря Евлогий, ни следующий Венедикт не планировали создавать издательство да и вообще заниматься изданием книг. Первый был более благосклонен к книгам, второй их боялся, как огня. Первый терпел и даже находил некую пользу от книг, второй мог признать эту пользу только в одном случае - если они приносят прибыль. Как только он понял, что больше можно заработать на бирже и доении спонсоров, то издательское дело тут же было загнано под лавку. Про Венедикта мы еще поговорим, а пока царство Евлогия.
Еще раз повторюсь, что Евлогий терпел мои приставания с брошюрками. Денег они хоть и приносили, но не так много, как хотелось и реально было нужно монастырю. В это время благочинным монастыря был о. Мелхиседек, нынешний настоятель оптинского подворья в Москве. Человек яркий, огненный, довольно сильный проповедник, невероятно деятельный и амбициозный человек. Уж не знаю как Мелхиседека занесло в Оптину. Он хоть и сыграл в ней важную, одну из главный ролей, много страниц в воспоминаниях про первые оптинские годы нужно ему посвятить, но по духу был совсем далек от старой дореволюционной Оптины. Всегда было такое ощущение, что он строит карьеру и всеми силами рвется в епископы или, на худой конец, в наместники монастыря. В Москве или Лавре карьеру было бы сделать гораздо легче, Оптина никогда не рассматривалась, как церковная кузница кадров. И все-таки Мелхиседек держался за монастырь всеми имеющимися у него зубами. Ну и вырывал при первой возможности себе какие-то блага. Например, наместник Евлогий приехал в монастырь на черной "Волге". В конце концов, он был экономом Лавры, потом наместником и строителем столичного Данилова. Не могу сказать, что для такого "чиновника" черная "Волга" полагается по статусу (возможно я чего-то не знаю), но как только Мелхиседека назначили благочинным, то он уговорил купить ему такую же черную "Волгу". Сейчас молодежь не понимает, что означал цвет этой машины и кто имел права на ней ездить. Нет, мог и простой человек, исключения были. Но чаще на Кавказе и за очень большие деньги. Когда появилась возможность купить мигалку, то Мелхиседек тут же ее приобрел и гонял в Москву исключительно с мигалкой. Жил он тогда довольно скромно, из самого ценного имущества был магнитофон "Весна-202" со сломанной верхней крышкой. Мелхиседек оправдывал наличие магнитофона желанием слушать почитаемого им Антония Блума. В Оптиной смотрели тогда на такие роскошества, как на слабость. Тогда в монастыре все жили крайне скромно, по нынешним временам очень бедно. Магнитофон был только у двоих. Очень крутая техника стояла у о. Иннокентия. Чуваш, из совсем нищей семьи, кажется был седьмым ребенком и все голодали. Потом поступил в МДА, как-то встретил в Лавре какого-то загадочного человека и тот устроил ему поездку в оплот врага - в США. В 80-е! Уж не знаю, как и для чего Иннокентия выпустили из страны, но приехал он оттуда страстным фанатом Америки (представляете, человек из чувашской нищеты вырвался в Нью-Йорк). Потому у него в келье висел американский флаг и стоял крутейший магнитофон. Марки уж не помню. К себе Иннокентий никого не пускал, держался особняком, в группировки не входил, чаще помалкивал. На фоне флага и крутого аппарата мелхиседековская "Весна" смотрелась более чем аскетично.
В монастыре Мелхиседека уважали за яркий проповеднический талант, но терпеть не могли за говнюшность. Должность благочинного вообще не располагает к уважению (нужно гонять, строить и сдавать наместнику), а тут еще и гонор. Человек на черной "Волге" с мигалкой и твердым желанием вырваться на самый верх. За глаза Мелхиседека все звали Мегало (игра в слова: имя и мегалка). Он кличку, как и отношение к себе знал.
На детский сад с моими брошюрками смотрел с любопытством и даже с некоторым участием. Как-то в монастырь приехали какие-то люди и он договорился с ними об издании первой большой оптинской книги - "Творения аввы Дорофея". Печатали ее репринтом, кажется в Туле. Ничего не знаю про разрешение на издание (про это расскажу в следующий раз), долгое время книга делалась в тайне от всех, знал только наместник и, кажется, эконом. Накануне ее выхода в ТСЛ издали первую большую книгу, тоже репринт, названия уже не помню. Мелхиседек очень огорчался, что ТСЛ нас обскакало. В те времена печатать православные книги могло только Издательство МП, но оно уже почти ничего не выпускало (тоже отдельная и интересная тема). Таким образом первой большой книгой нового времени стало издание ТСЛ, а второй была Оптина с "Аввой Дорофеем".
Мехиседек сиял от счастья, что смог выпустить такую толстую книгу, на фоне моей мелкой деятельности по окучиванию козельской типографии она смотрелась крупным событием и Мелхиседек тут же получил должность еще и главы издательства. Так появился второй издательский дом. Первый тогда располагался на первом этаже деревянного дома справа от скитских врат (я там жил), второй - в нынешнем братском корпусе слева от Марии Египетской. Там тогда жил Мехиседек. Офиса и официального статуса ни у кого не было.
Тут просили рассказать про создание знаменитого логотипа монастыря. Рассказываю.
Однажды в разговоре с друзьями родилась идея поставить на книжках логотип монастыря. Тогда такого слова не использовали, чаще говорили марка. Первая мысль была поставить узнаваемый силуэт обители. Даже было несколько листовок, которые оформили именно с силуэтом. Но мне весь этот черный силуэт не нравился. Перебрал десятки вариантов, месяц никак не мог понять, что не так и что делать, пока однажды, любуясь дивным оптинским закатом с золотым ангелом на монастырских вратах, до меня дошло, что надо ставить на логотип ангела и солнце. Первый вариант выглядел так: маленькая башня св. врат, сверху большой ангел с трубой и солнечный круг вокруг. (Долгое время все эти эскизы у меня хранились, но время и многочисленные переезды куда-то их притырили). Рисовал я плохо. Особенно такие сложные графические вещи. Но придумывать могу. Переделав сотни разных вариантов, я отказался от башни и оставил только ангела и солнце. Мне показалось, что логотип получился хороший и я счастливый, вприпрыжку поскакал к своему другу, оптинскому архитектору иноку Лаврентию Фомину (возможно тогда он был еще послушником Сергеем).
Тут явно надо сделать остановку и рассказать про Лаврентия - еще одного из оптинских старожилов. Сергей прибился к Церкви в начале 80-х. Во времена восстановления Данилова активно участвовал в стройке и тогда сердечно привязался к Евлогию. Архимандрит Евлогий вообще был выдающейся личностью и про него надо будет рассказать особо. Многие, очень многие его искренне любили и уважали. Сергей настолько привязался к Евлогию, что, когда последнего перевели в Оптину, почти сразу потянулся за ним и вступил в братию. Послушник Сергей был профессиональным архитектором, довольно хорошим, потому сразу был назначен архитектором обители. Был бы и главным, но Евлогий отдал "царский трон" одному дивному старичку Александру Сергеевичу, весьма энергичному пенсионеру, в прошлом главному архитектору Калуги. Работалось вместе легко, с радостью и полным взаимопониманием. Я, собственно, к ведомству архитекторов и относился и, спустя несколько месяцев после поселения в Оптиной, был назначен заведующим архитектурным архивом.
Как у всякого человека, у Сергея были недостатки: он все-таки был настоящим художником и эмоционально довольно ранимым человеком. Для мира это вовсе не недостаток, сейчас встречаются художники, по которым вообще дурка давно скучает, их эмоциональный фон в спокойном состоянии может свести с ума любого здорового человека, а уж когда они выходят из себя... Нет, Сергей был просто ранимым. Нормальное, естественное, человеческое качество. И когда вместо интеллигентнейшего и в какой-то степени аристократичного Евлогия пришел тупой и жестокий лапотник Венедикт, то Сергею (тогда уже Лаврентию) сил не хватило. На реконструкции входа в трапезную, после десятой тупейшей переделки чертежей, Венедикт его сломал - Лаврентий впал в уныние и перестал выходить из кельи. Через несколько дней наместник выкинул его на подсобку, а потом на Московское и Питерское подворье. Для Лаврентия, влюбленного в Оптину, как в дом родной, даже более, это было равносильно изгнанию из обители, монашества и вообще уничтожению части его сердца. Через несколько лет мытарств по подворьям, он написал прошение об уходе из монастыря, снятии сана иеродиакона и снова стал простым мирянином. Через несколько лет женился, родил дочь. Сейчас она уже взрослая девушка. Живут в Звенигороде, вместе с женой пишут иконы. Скоро отметим его 60-летие.
В 89-м никто не мог предположить, что судьба нас всех раскидает и так по-разному сложатся судьбы. Кто-то уже умер, кто-то стал семьянином, кто-то умер духом и доживает свой век в полном одиночестве и духовной пустоте в самой Оптиной.
Сам монастырь сейчас не имеет ничего общего с той общиной, что была в конце 80-х - начале 90-х. Представьте, что увидел бы царь Александр III, если бы посетил Зимний дворец сейчас, в наши дни. Ничего от дома, полное отсутствие всего, что окружало царя при жизни. Лишь толпы туристов, совсем другие лица, совсем другой мир. Стены похожи, картины и скульптуры те же, но дом чужой. Вот примерно так выглядит сейчас Оптина для "стариков". Некоторые старые миряне, даже живя в Козельске, стараются бывать там редко - не тянет.
Несколько дней назад разговаривал по телефону с героем сегодняшнего повествования. Он по личным обстоятельствам ездил в соседнее Шамордино. После поездки позвонил мне.
- В Оптину хоть заехал?
- Нет. Даже не планировал.
- А вообще давно там не был?
- Лет 25, наверное.
А ведь этот человек принимал непосредственное участие в восстановлении 80% зданий монастыря. Там каждый гвоздь помнит его руки.
И именно ему принадлежит последняя версия оптинского логотипа. Мой рисунок он сделал безупречным настолько, что до сих пор никаких переделок не требует.
Жаль, что не только в монастыре это мало кто помнит, большая часть даже не задумывается о том, кто же сделал узнаваемый теперь уже на весь мир логотип Оптиной. Пользуются, не знают и знать не хотят. Память о людях мы пока хранить не умеем. Тем более благодарить их за труды.
Продолжение следует.
Тут в предыдущей серии при обсуждении вспомнилась одна моя старая фразочка, которая некоторое время даже стала оптинским мэмом. Правда тогда никто такого слова не знал. Звучит она так: "в Оптиной одно издательство и семь издательских домов". Ни наместник монастыря Евлогий, ни следующий Венедикт не планировали создавать издательство да и вообще заниматься изданием книг. Первый был более благосклонен к книгам, второй их боялся, как огня. Первый терпел и даже находил некую пользу от книг, второй мог признать эту пользу только в одном случае - если они приносят прибыль. Как только он понял, что больше можно заработать на бирже и доении спонсоров, то издательское дело тут же было загнано под лавку. Про Венедикта мы еще поговорим, а пока царство Евлогия.
Еще раз повторюсь, что Евлогий терпел мои приставания с брошюрками. Денег они хоть и приносили, но не так много, как хотелось и реально было нужно монастырю. В это время благочинным монастыря был о. Мелхиседек, нынешний настоятель оптинского подворья в Москве. Человек яркий, огненный, довольно сильный проповедник, невероятно деятельный и амбициозный человек. Уж не знаю как Мелхиседека занесло в Оптину. Он хоть и сыграл в ней важную, одну из главный ролей, много страниц в воспоминаниях про первые оптинские годы нужно ему посвятить, но по духу был совсем далек от старой дореволюционной Оптины. Всегда было такое ощущение, что он строит карьеру и всеми силами рвется в епископы или, на худой конец, в наместники монастыря. В Москве или Лавре карьеру было бы сделать гораздо легче, Оптина никогда не рассматривалась, как церковная кузница кадров. И все-таки Мелхиседек держался за монастырь всеми имеющимися у него зубами. Ну и вырывал при первой возможности себе какие-то блага. Например, наместник Евлогий приехал в монастырь на черной "Волге". В конце концов, он был экономом Лавры, потом наместником и строителем столичного Данилова. Не могу сказать, что для такого "чиновника" черная "Волга" полагается по статусу (возможно я чего-то не знаю), но как только Мелхиседека назначили благочинным, то он уговорил купить ему такую же черную "Волгу". Сейчас молодежь не понимает, что означал цвет этой машины и кто имел права на ней ездить. Нет, мог и простой человек, исключения были. Но чаще на Кавказе и за очень большие деньги. Когда появилась возможность купить мигалку, то Мелхиседек тут же ее приобрел и гонял в Москву исключительно с мигалкой. Жил он тогда довольно скромно, из самого ценного имущества был магнитофон "Весна-202" со сломанной верхней крышкой. Мелхиседек оправдывал наличие магнитофона желанием слушать почитаемого им Антония Блума. В Оптиной смотрели тогда на такие роскошества, как на слабость. Тогда в монастыре все жили крайне скромно, по нынешним временам очень бедно. Магнитофон был только у двоих. Очень крутая техника стояла у о. Иннокентия. Чуваш, из совсем нищей семьи, кажется был седьмым ребенком и все голодали. Потом поступил в МДА, как-то встретил в Лавре какого-то загадочного человека и тот устроил ему поездку в оплот врага - в США. В 80-е! Уж не знаю, как и для чего Иннокентия выпустили из страны, но приехал он оттуда страстным фанатом Америки (представляете, человек из чувашской нищеты вырвался в Нью-Йорк). Потому у него в келье висел американский флаг и стоял крутейший магнитофон. Марки уж не помню. К себе Иннокентий никого не пускал, держался особняком, в группировки не входил, чаще помалкивал. На фоне флага и крутого аппарата мелхиседековская "Весна" смотрелась более чем аскетично.
В монастыре Мелхиседека уважали за яркий проповеднический талант, но терпеть не могли за говнюшность. Должность благочинного вообще не располагает к уважению (нужно гонять, строить и сдавать наместнику), а тут еще и гонор. Человек на черной "Волге" с мигалкой и твердым желанием вырваться на самый верх. За глаза Мелхиседека все звали Мегало (игра в слова: имя и мегалка). Он кличку, как и отношение к себе знал.
На детский сад с моими брошюрками смотрел с любопытством и даже с некоторым участием. Как-то в монастырь приехали какие-то люди и он договорился с ними об издании первой большой оптинской книги - "Творения аввы Дорофея". Печатали ее репринтом, кажется в Туле. Ничего не знаю про разрешение на издание (про это расскажу в следующий раз), долгое время книга делалась в тайне от всех, знал только наместник и, кажется, эконом. Накануне ее выхода в ТСЛ издали первую большую книгу, тоже репринт, названия уже не помню. Мелхиседек очень огорчался, что ТСЛ нас обскакало. В те времена печатать православные книги могло только Издательство МП, но оно уже почти ничего не выпускало (тоже отдельная и интересная тема). Таким образом первой большой книгой нового времени стало издание ТСЛ, а второй была Оптина с "Аввой Дорофеем".
Мехиседек сиял от счастья, что смог выпустить такую толстую книгу, на фоне моей мелкой деятельности по окучиванию козельской типографии она смотрелась крупным событием и Мелхиседек тут же получил должность еще и главы издательства. Так появился второй издательский дом. Первый тогда располагался на первом этаже деревянного дома справа от скитских врат (я там жил), второй - в нынешнем братском корпусе слева от Марии Египетской. Там тогда жил Мехиседек. Офиса и официального статуса ни у кого не было.
Тут просили рассказать про создание знаменитого логотипа монастыря. Рассказываю.
Однажды в разговоре с друзьями родилась идея поставить на книжках логотип монастыря. Тогда такого слова не использовали, чаще говорили марка. Первая мысль была поставить узнаваемый силуэт обители. Даже было несколько листовок, которые оформили именно с силуэтом. Но мне весь этот черный силуэт не нравился. Перебрал десятки вариантов, месяц никак не мог понять, что не так и что делать, пока однажды, любуясь дивным оптинским закатом с золотым ангелом на монастырских вратах, до меня дошло, что надо ставить на логотип ангела и солнце. Первый вариант выглядел так: маленькая башня св. врат, сверху большой ангел с трубой и солнечный круг вокруг. (Долгое время все эти эскизы у меня хранились, но время и многочисленные переезды куда-то их притырили). Рисовал я плохо. Особенно такие сложные графические вещи. Но придумывать могу. Переделав сотни разных вариантов, я отказался от башни и оставил только ангела и солнце. Мне показалось, что логотип получился хороший и я счастливый, вприпрыжку поскакал к своему другу, оптинскому архитектору иноку Лаврентию Фомину (возможно тогда он был еще послушником Сергеем).
Тут явно надо сделать остановку и рассказать про Лаврентия - еще одного из оптинских старожилов. Сергей прибился к Церкви в начале 80-х. Во времена восстановления Данилова активно участвовал в стройке и тогда сердечно привязался к Евлогию. Архимандрит Евлогий вообще был выдающейся личностью и про него надо будет рассказать особо. Многие, очень многие его искренне любили и уважали. Сергей настолько привязался к Евлогию, что, когда последнего перевели в Оптину, почти сразу потянулся за ним и вступил в братию. Послушник Сергей был профессиональным архитектором, довольно хорошим, потому сразу был назначен архитектором обители. Был бы и главным, но Евлогий отдал "царский трон" одному дивному старичку Александру Сергеевичу, весьма энергичному пенсионеру, в прошлом главному архитектору Калуги. Работалось вместе легко, с радостью и полным взаимопониманием. Я, собственно, к ведомству архитекторов и относился и, спустя несколько месяцев после поселения в Оптиной, был назначен заведующим архитектурным архивом.
Как у всякого человека, у Сергея были недостатки: он все-таки был настоящим художником и эмоционально довольно ранимым человеком. Для мира это вовсе не недостаток, сейчас встречаются художники, по которым вообще дурка давно скучает, их эмоциональный фон в спокойном состоянии может свести с ума любого здорового человека, а уж когда они выходят из себя... Нет, Сергей был просто ранимым. Нормальное, естественное, человеческое качество. И когда вместо интеллигентнейшего и в какой-то степени аристократичного Евлогия пришел тупой и жестокий лапотник Венедикт, то Сергею (тогда уже Лаврентию) сил не хватило. На реконструкции входа в трапезную, после десятой тупейшей переделки чертежей, Венедикт его сломал - Лаврентий впал в уныние и перестал выходить из кельи. Через несколько дней наместник выкинул его на подсобку, а потом на Московское и Питерское подворье. Для Лаврентия, влюбленного в Оптину, как в дом родной, даже более, это было равносильно изгнанию из обители, монашества и вообще уничтожению части его сердца. Через несколько лет мытарств по подворьям, он написал прошение об уходе из монастыря, снятии сана иеродиакона и снова стал простым мирянином. Через несколько лет женился, родил дочь. Сейчас она уже взрослая девушка. Живут в Звенигороде, вместе с женой пишут иконы. Скоро отметим его 60-летие.
В 89-м никто не мог предположить, что судьба нас всех раскидает и так по-разному сложатся судьбы. Кто-то уже умер, кто-то стал семьянином, кто-то умер духом и доживает свой век в полном одиночестве и духовной пустоте в самой Оптиной.
Сам монастырь сейчас не имеет ничего общего с той общиной, что была в конце 80-х - начале 90-х. Представьте, что увидел бы царь Александр III, если бы посетил Зимний дворец сейчас, в наши дни. Ничего от дома, полное отсутствие всего, что окружало царя при жизни. Лишь толпы туристов, совсем другие лица, совсем другой мир. Стены похожи, картины и скульптуры те же, но дом чужой. Вот примерно так выглядит сейчас Оптина для "стариков". Некоторые старые миряне, даже живя в Козельске, стараются бывать там редко - не тянет.
Несколько дней назад разговаривал по телефону с героем сегодняшнего повествования. Он по личным обстоятельствам ездил в соседнее Шамордино. После поездки позвонил мне.
- В Оптину хоть заехал?
- Нет. Даже не планировал.
- А вообще давно там не был?
- Лет 25, наверное.
А ведь этот человек принимал непосредственное участие в восстановлении 80% зданий монастыря. Там каждый гвоздь помнит его руки.
И именно ему принадлежит последняя версия оптинского логотипа. Мой рисунок он сделал безупречным настолько, что до сих пор никаких переделок не требует.
Жаль, что не только в монастыре это мало кто помнит, большая часть даже не задумывается о том, кто же сделал узнаваемый теперь уже на весь мир логотип Оптиной. Пользуются, не знают и знать не хотят. Память о людях мы пока хранить не умеем. Тем более благодарить их за труды.
Продолжение следует.