Объедки
Дверь в дом летом не закрывалась. Комнату от улицы отделяла синтетическая занавеска, вся в многовековых сальных пятнах, следах мух и собачьей шерсти. В тот вечер завеса между мирами приоткрылась. На пороге появился старичок: сухенький, худенький. Фланелевая рубашка в черно-белую клетку, наполовину заправленная в спортивные штаны; седая голова под черной кепкой.
Старичок поднялся на две деревянные ступени и выпустил вперед себя собаку - грязно-белого пуделя. В руках он держал небольшой мешок. Двигался медленно, завороженно. Казалось, его кроссовки весили каждый по пуду: ноги от земли он почти не отрывал. Пудель шел без поводка, будто сам по себе, и вел старика к собору.
С каждым шагом этой неспешной пары пространство переулка менялось. Тягучая разморенная улица зашевелилась и забеспокоилась. Сперва ничего не происходило, только начал вибрировать воздух. Через несколько мгновений навстречу старику и пуделю из подворотен ринулись собаки. Целый рой разномастных, разношерстых, разноголосых дворняг. Они споро проносились по тротуару, спешили окружить пару. Старик, вынимая из мешка какие-то объедки, бросал их попеременно то слева, то справа от себя.
На другой стороне улицы на крыше гаража сидел кот и рыдал (за такой душераздирающе-безнадежный плач ему непременно полагался котовий Оскар). В переулке была опасность, но была и еда, и она стремительно заканчивалась.
Мимо, будто не замечая театрального заламывания лап, промчались еще две пестрые псины. От смешанных чувств кот взвыл еще сильнее. Извлекая надсадные рыдания из голодного нутра, животное переступало с лапы на лапу и медленно подбиралось к краю крыши. Наконец, решившись, кот прыгнул, перебежал улицу и оказался у ног старика. Тот отодвинул рукой пару собачьих морд, отсыпал съестного и страдальцу. Подождал, когда тот наестся, затем аккуратно перенес животное обратно на гараж.
Вытряхнув остатки еды из пакета на асфальт, дед убрал мешок в карман. У собора приподнял кепку перед нищим, проплывая мимо него своей лунной походкой. Бездомный же на старика и не взглянул, зато проследил глазами за пуделем, уверенно вышагивающим по тротуару. Дорога вела к колоннаде, откуда начинался курортный бульвар.
Уставшие от безделья отдыхающие, вдоволь напившись нарзана, утяжеляющего мысли и ноги, торопились занять места в бульварном партере. Лавочки по обе стороны от дорожек и клумб были наводнены дамами всех возрастов после бальзаковского, с прическами и без, в шляпках и без оных, с неизменными каменьевыми бусами и в старческих босоножках на льняной носочек. Были там и дедушки, в брюках и бриджах, уже спрятавшие свои ссутулившиеся плечи над раздутыми животами под футболки и рубашки, которые днем, были лихо повязаны пионерским галстуком или тюрбаном. Курортники были заняты праздными разговорами, делились впечатлениями от пережитого дня и планами на день грядущий. Периодически кто-то из них исчезал в питейных, иные все же выкатывались из дверей еще более раздобревшими и разбредались по санаторным койкам.
Старика с собакой никто будто и не замечал.
Повернув от галереи направо, дедушка зашел в неприметную дверь без табличек и опознавательных знаков. Мрачная лестница заканчивалась небольшим затхлым помещением, заваленным ящиками с картошкой. Псу было приказано ждать на верхней ступени. Пахло сыростью, очистками, землей и плесенью.
- Арслан, ты здесь?
- Опять ты, дедушка!
Из коридора вышел коренастый мужчина лет сорока. Его огненные волосы, казалось, осветили комнату. Мужчина вообще был мохнатый, будто на плечах и шее у него рос подшерсток. На груди под длинным фартуком у него тоже курчавились волосы оранжеватого оттенка. На голом плече красовалась татуировка гривастого льва. Мужчина тер руки видавшей виды тряпкой, оставляя на ней красные следы.
- Чего тебе? Ведь на прошлой неделе заходил, разве нет?
- Да все то же, Арслан, все то же. Проглот он у меня, съедает все в момент и подчистую. Может, найдется чего сегодня?
Арслан покряхтел, сунул руки в карманы, вынул обратно, и, ни слова не говоря, пошел обратно по коридору. Массивная фигура изящно и царственно огибала ящики с овощами.
Через пару минут из глубины помещения донеслись приглушенное рычание, шуршание, скрипы и хрипы, глухие удары. Вернулся Арслан с пакетом, пахнувшим кровью.
- На, возьми. Все, что могу. Сейчас все же не сезон.
- Спасибо. Мы уж постараемся реже заходить. Но как ему, обжоре, откажешь?
Хлопнула дверь. Старик достал из кармана свой мешок. Сложив на дно добычу, повел пуделя через бульвар к другой неприметной двери. На бульваре же все длились бесцельные разговоры.
- Сейчас видел странное здесь, у собора. В переулке, который по-дурацки так называется. Как же его? Что-то в духе «Прогулка в парке» или «Бульварный переход».
- Парковый пешеход что ли?
- Да, он самый. Совершенно идиотское название.
- Ну так что видел-то?
- Иду я, значит, из парка, нагулялся, думаю, дай зайду за айраном в магазин. А то нарзан нарзаном, а айран на ночь - милое дело. Поднялся по лестнице, вижу, собака из двери выскочила. Идет себе такая, без хозяина, на меня внимания не обращает. Вроде домашняя, с ошейником. И тут к ней как кинутся со всех сторон дворовые шавки. Думал, растерзают. А они окружили того пса, носами водят, а потом с земли что-то подбирают. Потом вообще что-то невероятное было. Кот к ним пришел с другой стороны улицы. Собаки морды подвинули, и хоть бы одна на него бросилась - нет! А потом кот сам по воздуху на крышу гаража и вернулся.
- Сам, значит. По воздуху? Слушай, сказки какие!
- Да не вру я, не вру. Что бы мне врать, ради собственного удовольствия что ли?
- Пойдем уже, «не вру». Айрана выпьешь и спать. А утром глядишь, и мозги на место станут.
Старичок поднялся на две деревянные ступени и выпустил вперед себя собаку - грязно-белого пуделя. В руках он держал небольшой мешок. Двигался медленно, завороженно. Казалось, его кроссовки весили каждый по пуду: ноги от земли он почти не отрывал. Пудель шел без поводка, будто сам по себе, и вел старика к собору.
С каждым шагом этой неспешной пары пространство переулка менялось. Тягучая разморенная улица зашевелилась и забеспокоилась. Сперва ничего не происходило, только начал вибрировать воздух. Через несколько мгновений навстречу старику и пуделю из подворотен ринулись собаки. Целый рой разномастных, разношерстых, разноголосых дворняг. Они споро проносились по тротуару, спешили окружить пару. Старик, вынимая из мешка какие-то объедки, бросал их попеременно то слева, то справа от себя.
На другой стороне улицы на крыше гаража сидел кот и рыдал (за такой душераздирающе-безнадежный плач ему непременно полагался котовий Оскар). В переулке была опасность, но была и еда, и она стремительно заканчивалась.
Мимо, будто не замечая театрального заламывания лап, промчались еще две пестрые псины. От смешанных чувств кот взвыл еще сильнее. Извлекая надсадные рыдания из голодного нутра, животное переступало с лапы на лапу и медленно подбиралось к краю крыши. Наконец, решившись, кот прыгнул, перебежал улицу и оказался у ног старика. Тот отодвинул рукой пару собачьих морд, отсыпал съестного и страдальцу. Подождал, когда тот наестся, затем аккуратно перенес животное обратно на гараж.
Вытряхнув остатки еды из пакета на асфальт, дед убрал мешок в карман. У собора приподнял кепку перед нищим, проплывая мимо него своей лунной походкой. Бездомный же на старика и не взглянул, зато проследил глазами за пуделем, уверенно вышагивающим по тротуару. Дорога вела к колоннаде, откуда начинался курортный бульвар.
Уставшие от безделья отдыхающие, вдоволь напившись нарзана, утяжеляющего мысли и ноги, торопились занять места в бульварном партере. Лавочки по обе стороны от дорожек и клумб были наводнены дамами всех возрастов после бальзаковского, с прическами и без, в шляпках и без оных, с неизменными каменьевыми бусами и в старческих босоножках на льняной носочек. Были там и дедушки, в брюках и бриджах, уже спрятавшие свои ссутулившиеся плечи над раздутыми животами под футболки и рубашки, которые днем, были лихо повязаны пионерским галстуком или тюрбаном. Курортники были заняты праздными разговорами, делились впечатлениями от пережитого дня и планами на день грядущий. Периодически кто-то из них исчезал в питейных, иные все же выкатывались из дверей еще более раздобревшими и разбредались по санаторным койкам.
Старика с собакой никто будто и не замечал.
Повернув от галереи направо, дедушка зашел в неприметную дверь без табличек и опознавательных знаков. Мрачная лестница заканчивалась небольшим затхлым помещением, заваленным ящиками с картошкой. Псу было приказано ждать на верхней ступени. Пахло сыростью, очистками, землей и плесенью.
- Арслан, ты здесь?
- Опять ты, дедушка!
Из коридора вышел коренастый мужчина лет сорока. Его огненные волосы, казалось, осветили комнату. Мужчина вообще был мохнатый, будто на плечах и шее у него рос подшерсток. На груди под длинным фартуком у него тоже курчавились волосы оранжеватого оттенка. На голом плече красовалась татуировка гривастого льва. Мужчина тер руки видавшей виды тряпкой, оставляя на ней красные следы.
- Чего тебе? Ведь на прошлой неделе заходил, разве нет?
- Да все то же, Арслан, все то же. Проглот он у меня, съедает все в момент и подчистую. Может, найдется чего сегодня?
Арслан покряхтел, сунул руки в карманы, вынул обратно, и, ни слова не говоря, пошел обратно по коридору. Массивная фигура изящно и царственно огибала ящики с овощами.
Через пару минут из глубины помещения донеслись приглушенное рычание, шуршание, скрипы и хрипы, глухие удары. Вернулся Арслан с пакетом, пахнувшим кровью.
- На, возьми. Все, что могу. Сейчас все же не сезон.
- Спасибо. Мы уж постараемся реже заходить. Но как ему, обжоре, откажешь?
Хлопнула дверь. Старик достал из кармана свой мешок. Сложив на дно добычу, повел пуделя через бульвар к другой неприметной двери. На бульваре же все длились бесцельные разговоры.
- Сейчас видел странное здесь, у собора. В переулке, который по-дурацки так называется. Как же его? Что-то в духе «Прогулка в парке» или «Бульварный переход».
- Парковый пешеход что ли?
- Да, он самый. Совершенно идиотское название.
- Ну так что видел-то?
- Иду я, значит, из парка, нагулялся, думаю, дай зайду за айраном в магазин. А то нарзан нарзаном, а айран на ночь - милое дело. Поднялся по лестнице, вижу, собака из двери выскочила. Идет себе такая, без хозяина, на меня внимания не обращает. Вроде домашняя, с ошейником. И тут к ней как кинутся со всех сторон дворовые шавки. Думал, растерзают. А они окружили того пса, носами водят, а потом с земли что-то подбирают. Потом вообще что-то невероятное было. Кот к ним пришел с другой стороны улицы. Собаки морды подвинули, и хоть бы одна на него бросилась - нет! А потом кот сам по воздуху на крышу гаража и вернулся.
- Сам, значит. По воздуху? Слушай, сказки какие!
- Да не вру я, не вру. Что бы мне врать, ради собственного удовольствия что ли?
- Пойдем уже, «не вру». Айрана выпьешь и спать. А утром глядишь, и мозги на место станут.