История про мётлы
Разреженный предутренний воздух наполняли звуки: в переулке зашлись лаем собаки - видно снилось что-то по-псовьи несправедливое; в листве сливового дерева искала ветку поудобнее птица; прошуршало по асфальту такси.
В каморке под лестницей было мрачно и пыльно. Повернувшись в очередной раз на скрипучей продавленной софе, старик окончательно спугнул сон. Старик. А под покрывалом будто скрывалось тело мальчишки лет двенадцати. С годами возраст мужчины становился всё более внушительным, а вес, напротив, компенсировал тяжесть пережитых лет и скуднел. Только спутанная заиндевевшая борода да выдающийся нос, весь в щербинках, были свидетелями его преклонного возраста.
Софа из последних сил вытолкнула старика в сидячее положение (каморка только и позволяла, что сидеть). Стопы привычно нашарили тапки с закрытым носком. Правой рукой мужчина дотянулся до холщёвого халата, в который спрятал седую грудь да полотняные штаны, которые снимал разве что в бане перед важными праздниками. Затем, толкнув дверь, старик одновременно распрямился вполовину роста.
Колени разогнул до конца уже на улице. Вытянулся, насколько разрешала спина и высота лестницы. Всё, что нужно для утреннего моциона, было здесь же, у глухой стены: рукомойник, кусок мыла и полосатая тряпка, уже совсем отдалённо напоминавшая полотенце. Вода, за ночь основательно остывшая, будто разгладила рытвины на носу старика. Плеснув ещё и ещё - под бороду, на шею, за шею, на затылок, дед фыркнул в тряпку и повесил её обратно на гвоздь. Запахнувшись в халат, пошёл среди сентябринок и астр к своей метле. Она ждала его со вчерашнего утра у калитки, прислонённая к забору.
Древко было тёмно-серое, отполированное его узловатыми ладонями. Метёлку старик вязал сам, из тонкого хвороста и высушенной полыни. От черенка вниз она закручивалась залихватскими усами. Такие с десяток лет назад носил и сам дед, пока они не обросли и не слились с бородой в единый седой водопад.
За калиткой начинался крохотный клочок мира, который старик каждый день делал лучше. Как мог.
«Шорк-шорк», приговаривала метла. Монотонно и гулко вторила ей в ответ улица. Подметание было ритуалом, без которого день мог просто не начаться. Через время рядом со стариком по асфальту потёк ручеёк машин и маршруток. Зевающие мужчины и женщины отправлялись на работу. За прилавки, кассы, в массажные кабинеты, к кранам с нарзаном или чьим-то больным суставам.
У утра за калиткой тоже был свой ритм и своя мелодия. Шкварчал на сковородке чебурек, истекая в кипящее масло соком бараньего фарша. Попыхивал паром вскипающий чайник. Вялая повседневная круговерть только занималась. Женщина в зелёном платке, обернутом вокруг тугого узла волос, гремела чашками в шкафчике, оборачивалась к плите на редкие выстрелы масла, вертела сковородку, заглядывала в нетерпении чайнику под крышку.
- Руки!
- Что-о?
- Руки, говорю, мыть. Сколько раз тебе повторять?
- Так я же спа-ал. Когда бы они успели испачкаться?
- Знаю я тебя. Успели. Наверное, и под кровать слазил, и к Бандиту на улицу сбегал, и сливы зелёной наелся перед завтраком.
- Мам, осень же, забыла? Слива давно спелая!
- А я что говорю, без сливы не обошлось, значит! Так, без разговоров, мой руки и за стол, а то остынет. И отца поторопи, я второй раз чайник греть не буду.
Сильно открыв кран, мальчик громко шлёпал мыльными ладонями друг о друга. Подтянув сырыми руками шорты, он поскакал в родительскую спальню, разбрызгивая капли воды и в галопе втыкаясь лбом в чей-то живот.
- Эй, джигит, усмири свой пыл!
- Паа, маасказаа, что втоой аз чайник греть не будет!
Промычав послание куда-то в район отцовского желудка, мальчик тут же поскакал обратно на кухню, утягивая мужчину за собой.
- Отца позовёшь?
- Некогда, поедим уже давай, раз сели.
Проводив мужа, женщина выбрала из стопки два румяных чебурека и, сложив их на тарелку, понесла во двор. Старик встретился ей на тропинке на пути к умывальнику.
- Поешьте, отец. А то уже почти остыло.
- Спасибо, милая. Меня Ахмат звал, как на работу уехал, да я занят был.
Взяв блюдо из рук снохи, старик дошёл до каморки и, не закрывая дверь, уселся на софе, вытянув ноги поверх тапок. Чебуреки ел медленно, над тарелкой, посасывая сок из надкушенного уголка, смакуя тесто между редких зубов. Закончив, провел по бороде ладонью, будто распределяя сальный бараний дух, нашарил под кроватью бутылочку вчерашнего айрана. В пару долгих глотков ополовинил её, завернул крышку и поставил обратно. Выбрался из-под лестницы, сделал пару шагов, у коврика снял тапки и босиком взошел в дом. Но дальше прихожей не двинулся.
- Возьми тарелку. Спасибо, вкусные хычины печешь. Почти как моя покойная старуха.
- На здоровье, отец. Чаю будешь?
- Нет, пойду я.
- Да посиди со мной, что же ты так нашего дома чураешься. И мне нескучно будет обед готовить.
Старик сел на табурет у двери, привалившись к стене. Расправил бороду, разложил руки на коленях, прикрыл глаза.
- На обед будет шулюм. Вот только за картошкой в подвал схожу.
Пока женщина меняла в прихожей домашние туфли на дворовые, без задника, на кухне появился мальчик. В присутствии деда он всегда двигался медленней и настороженней, будто боялся навредить старику своими порывистыми движениями.
- Научи меня подметать, деда.
Мальчуган держал (скорее даже обнимал) веник.
- Какую я тебе сделаю метлу! Будет чудо что за метёлка. А этим разве подметёшь? Только пыль поднимать. Вот завтра же пойду, на Пикете много веника растёт. Знаешь такую траву, веник?
Старик, приговаривая, направлял мальчика по комнате. Одним веником в четыре руки они шарили по кухне, от дальнего угла к ближнему.
- Ну-ка, как чисто! Вот мама обрадуется, какой ты помощник.
- А пойдем еще что-нибудь подметём?
Мальчик повёл дедушку на крыльцо. На нижней ступеньке стояло ведёрко картошки, а во дворе мелькал зелёный платок. Стариковской метлой женщина чистила дорожки. На улице две соседки с щётками мели каждая свою сторону тротуара. Малыш всё тянул и тянул старика за собой.
На перекрёстке, где улица уходила резко вниз, был брошен велосипед. Наездник, нарвав себе веник из лебеды и других придорожных трав, не сняв шлема, ритмично проходил дорогу своей зелёной метёлкой. Перемещался слева направо, сдвигаясь всё время на шаг ниже, будто печатная машинка. Рядом припарковался таксист и, вытащив из багажника щётку для автомобиля, принялся обмахивать ею бордюр.
Уличные торговцы у продуктового, аккуратно собрав ящики со скарбом в высокую башню, мели плитку. На остановке притормозил маршрутный микроавтобус. Пассажиры высыпали на асфальт, и вооружившись кто чем смог (носовыми платками, салфетками, шарфами), начали чистить лавочки и бетонные стены. Тихим шагом дедушка и внук двигались в сторону Курортного бульвара.
Вокруг торгового павильона прыгали кассиры и продавцы в разного цвета форменных передниках. Поливая водой из бутылок стёкла магазина, тут же полировали их до блеска. Рядом с экскаватором суетились дорожные рабочие. Они сгребали в удобные кучки придорожный мусор, а затем лопатами грузили его в ковш.
У главного входа в Нарзанные ванны выстроилась очередь из курортников. Получая веники и совки, они разбредались по бульвару и принимались мести клумбы, тротуар, скамейки, выгребать из урн накопившийся сор. Даже в парке аттракционов была суета с уборкой. Механик карусели мягкой фланелевой тряпочкой поглаживал гриву расписного (и неживого) коня. Машинист колеса обозрения, спуская поочерёдно каждую кабинку вниз, смахивал пыль с сидений и подметал пол. Каждый, кого видел старик, был занят делом.
- Деда! Деда! Папа говорит, что если я не буду слушаться маму, то стану дворником, как ты. Это плохо, быть дворником?
Пахло бараньим бульоном и вареным картофелем. Сжав колени руками, старик открыл глаза.