Ранящее слово
Иду я как-то мимо соседней группы. И вот на подходе к ней мои уши буквально захлопываются от немыслимо громкого, невыносимо страдальческого крика. Боже, что нужно сделать с ребенком, чтобы он так орал? Мое воображение, дама легкая на подъем, тут же начало услужливо подсовывать мне картинки:
· В сад проник серийный маньяк-убийца и теперь он держит ребенка за ногу в открытое окно, предварительно расчленив любимого плюшевого мишку;
· Воспитателей разом поразила неизвестная доселе страшная болезнь, и они на глазах детей принялись обрастать бородавками, рогами, копытами, причем в разных неожиданных местах (кричит только один ребенок, потому что остальные пребывают в глубоком шоке);
· Игрушки перестали притворяться неодушевленными и вышли на митинг в защиту все того же плюшевого мишки (причину крика-соло смотри выше);
Я врываюсь в группу, подготовленная своим воображением как к встрече с маньяком, так и с живыми игрушками (страшную болезнь я не боюсь, я же закончила мединститут!).
Но там меня встречает неожиданная картина. В абсолютно пустой группе (время послеобеденное, все дети уже в спальне, готовятся ко сну) за столом сидит белокурый ангелочек Машенька. Голова скорбно наклонена вперед, легкие кучеряшки закрывают лицо, руки плотно прижаты к ушам (видимо, она осознает уже поражающую силу своего голоса). В другом конце группы сидит нянечка младший воспитатель Зоя Ивановна и меланхолично помешивает чай, не отрывая взгляда от настенных часов. Сразу понятно - человек время засек, на сколько ребенка так орать хватит, делом занят. А у меня нет возможности задавать вопросы, ждать когда Зоя Ивановна отвлечется, мне человечество спасать надо от маньяка-убийцы и взбунтовавшихся игрушек.
Пытаюсь достучаться до Маши с одним лишь только вопросом «Что случилось?». Минут 10 поглаживаний по голове, успокаивающего похлопывания по спине, шептания на ушко (закрытое рукой) ласковых слов. И между всхлипами мне удалось разобрать: «Я пролила суп». Тут у меня опять всколыхнулось заскучавшее было воображение:
Маша голодна. Она пролила суп и ей нечего больше есть. Голодающие дети - позор нашего века. Что там Африка, когда такое творится рядом с нами.
Я уже была готова нестись на кухню и умолять дать мне для Маши хотя бы кусочек хлеба. Нет, что там можно взять на кухне - они сами люди подневольные. Я лучше сразу в магазин. Сколько у меня там денег в кошелке утром было? Должно хватить.
Но тут воображение подкинуло новую идею.
Машу заставили вылизывать весь пролитый суп с пола - да-да, такую угрозу я слышала неоднократно, у меня же кабинет через стенку находится. «Вылизывать пол» - любимая угроза Зои Ивановны. Не важно - наследил после прогулки, уронил что-то съедобное или пописал мимо унитаза (актуально для мальчиков). Вот так вот заставила, а сама сидит пьет чай. Бессердечная.
Я аккуратно поворачиваюсь спиной к заинтересовавшейся происходящим Зое Ивановне и тихонько интересуюсь : «Машенька, тебя ругали?»
Страдающая старческой тугоухостью Зоя Ивановна моментально оказывается рядом с нами. А Маша в перерывах между всхлипами и завываниями выдавливает из себя: «Неееееееет!». Помычав что-то страдальческое еще, она добавляет: «Только Сашка….. Сашка…. Он сказал… что… Сказал, что….».
О Боже, что может сказать пятилетний ребенок пятилетнему ребенку, чтобы вызвать такое горе? Тут уже и мое воображение растерялось. Варианты кончились.
Не выдержала и Зоя Ивановна: «Машка, если сейчас же не успокоишься!..» Мое воображение вновь ожило, ведь столько можно придумать продолжений этой фразы.
«Если прям сейчас не успокоишься и не объяснишь, у твоего любимого логопеда будет инфаркт и вы останетесь всей группой без логопедических занятий!»
Ага, как же. Страшная угроза.
Но, как ни странно, Машу это проняло.
Она откинула волосы, посмотрела на нас глазами, выражающими всю скорбь земли и произнесла четко, без перерывов на всхлипывание: «Он сказал: «Молодец!»».
После этого Маша снова закрыла уши руками и включила свою сирену.
Мое воображение обиженно уснуло: «И стоило будить по пустякам».
А Зоя Ивановна покачала головой: «Пойдем тебе тоже чаю налью, впечатлительная ты наша…»
· В сад проник серийный маньяк-убийца и теперь он держит ребенка за ногу в открытое окно, предварительно расчленив любимого плюшевого мишку;
· Воспитателей разом поразила неизвестная доселе страшная болезнь, и они на глазах детей принялись обрастать бородавками, рогами, копытами, причем в разных неожиданных местах (кричит только один ребенок, потому что остальные пребывают в глубоком шоке);
· Игрушки перестали притворяться неодушевленными и вышли на митинг в защиту все того же плюшевого мишки (причину крика-соло смотри выше);
Я врываюсь в группу, подготовленная своим воображением как к встрече с маньяком, так и с живыми игрушками (страшную болезнь я не боюсь, я же закончила мединститут!).
Но там меня встречает неожиданная картина. В абсолютно пустой группе (время послеобеденное, все дети уже в спальне, готовятся ко сну) за столом сидит белокурый ангелочек Машенька. Голова скорбно наклонена вперед, легкие кучеряшки закрывают лицо, руки плотно прижаты к ушам (видимо, она осознает уже поражающую силу своего голоса). В другом конце группы сидит нянечка младший воспитатель Зоя Ивановна и меланхолично помешивает чай, не отрывая взгляда от настенных часов. Сразу понятно - человек время засек, на сколько ребенка так орать хватит, делом занят. А у меня нет возможности задавать вопросы, ждать когда Зоя Ивановна отвлечется, мне человечество спасать надо от маньяка-убийцы и взбунтовавшихся игрушек.
Пытаюсь достучаться до Маши с одним лишь только вопросом «Что случилось?». Минут 10 поглаживаний по голове, успокаивающего похлопывания по спине, шептания на ушко (закрытое рукой) ласковых слов. И между всхлипами мне удалось разобрать: «Я пролила суп». Тут у меня опять всколыхнулось заскучавшее было воображение:
Маша голодна. Она пролила суп и ей нечего больше есть. Голодающие дети - позор нашего века. Что там Африка, когда такое творится рядом с нами.
Я уже была готова нестись на кухню и умолять дать мне для Маши хотя бы кусочек хлеба. Нет, что там можно взять на кухне - они сами люди подневольные. Я лучше сразу в магазин. Сколько у меня там денег в кошелке утром было? Должно хватить.
Но тут воображение подкинуло новую идею.
Машу заставили вылизывать весь пролитый суп с пола - да-да, такую угрозу я слышала неоднократно, у меня же кабинет через стенку находится. «Вылизывать пол» - любимая угроза Зои Ивановны. Не важно - наследил после прогулки, уронил что-то съедобное или пописал мимо унитаза (актуально для мальчиков). Вот так вот заставила, а сама сидит пьет чай. Бессердечная.
Я аккуратно поворачиваюсь спиной к заинтересовавшейся происходящим Зое Ивановне и тихонько интересуюсь : «Машенька, тебя ругали?»
Страдающая старческой тугоухостью Зоя Ивановна моментально оказывается рядом с нами. А Маша в перерывах между всхлипами и завываниями выдавливает из себя: «Неееееееет!». Помычав что-то страдальческое еще, она добавляет: «Только Сашка….. Сашка…. Он сказал… что… Сказал, что….».
О Боже, что может сказать пятилетний ребенок пятилетнему ребенку, чтобы вызвать такое горе? Тут уже и мое воображение растерялось. Варианты кончились.
Не выдержала и Зоя Ивановна: «Машка, если сейчас же не успокоишься!..» Мое воображение вновь ожило, ведь столько можно придумать продолжений этой фразы.
«Если прям сейчас не успокоишься и не объяснишь, у твоего любимого логопеда будет инфаркт и вы останетесь всей группой без логопедических занятий!»
Ага, как же. Страшная угроза.
Но, как ни странно, Машу это проняло.
Она откинула волосы, посмотрела на нас глазами, выражающими всю скорбь земли и произнесла четко, без перерывов на всхлипывание: «Он сказал: «Молодец!»».
После этого Маша снова закрыла уши руками и включила свою сирену.
Мое воображение обиженно уснуло: «И стоило будить по пустякам».
А Зоя Ивановна покачала головой: «Пойдем тебе тоже чаю налью, впечатлительная ты наша…»