Борис Стругацкий, 1933 г.р.
Блокаду я помню, но смутно. Хорошо помню бомбежки, и как вылетели все стекла в большой комнате от взрывной волны. В ту комнату положили зашитую в саван бабушку, папину маму, когда она умерла в начале января. Там стоял мороз, как на улице, и тело лежало на диване две недели, пока не пришел из ополчения отец, и они с Аркадием унесли тело в соседний двор, где умерших складывали в штабеля...
Мы были обречены. Только мама работала и получала рабочую карточку. Остальные были «иждивенцы». Осень мы протянули, потому что ели кошек: отец с Аркадием их ловили, отец убивал их в ванной и разделывал. Тринадцать кошек. Последним был микроскопический котенок, который был так голоден, что бросался на протянутую руку и пытался грызть пальцы...
Я думаю, в феврале мы бы умерли все. (На нашей лестнице было 24 коммунальные квартиры, в живых там оставалось, кроме нас, еще три человека.) Но тут от Публичной библиотеки, где отец работал перед войной, была отправлена в эвакуацию, в город Мелекесс, очередная группа уцелевших сотрудников, и на семейном совете решено было, что отец с Аркадием поедут с этой группой, а мы с мамой пока останемся здесь - ибо совершенно ясно было, что я эвакуации не выдержу.
Это был конец января. Отец и Аркадий оставляли нам свои карточки на февраль - в них и было наше спасение: лишние 250 граммов хлеба в день. Они уехали и - пропали. Мама ходила в Публичку, писала в Мелекесс, все было безответно и безнадежно. Только в апреле пришла страшная телеграмма: «Стругацкий Мелекесс не прибыл». Это был конец всем надеждам. Мы с мамой остались одни.
Отец умер в Вологде 4 февраля 1942 года. Похоронен в братской могиле. Из целого вагона эвакуированных выжил один человек - Аркадий. Остальные умерли от холода и заворота кишок - в Кобоне их, дистрофиков, накормили от пуза кашей и хлебом и отправили в Вологду в дачном вагоне по тридцатиградусному морозу. Аркадий выжил. Из вологодского госпиталя его направили в детский дом, и тут начались его путешествия и приключения, о которых он никогда мне не рассказывал. Мне приходилось сталкиваться с детдомовцами военного времени, и я догадываюсь, почему Аркадий не любил вспоминать этот период своей жизни.
В конце концов Аркадия занесло аж в Оренбург (тогда - Чкалов), и там его как человека большой грамотности (девять классов кончил, в Ленинграде!) направили начальником так называемого «маслопрома» в районный центр Ташла. «Маслопром» - это был приемный пункт, куда местное население должно было сдавать (по-моему, бесплатно) молоко, а в обязанности начальника входило молоко это пропускать через сепаратор, а образующиеся сливки регулярно отправлять в город. Нашли кому поручить это дело - вчерашнему блокаднику, вечно голодному парнишке шестнадцати лет! Он это молоке пил, сливки обменивал на хлеб и печеную тыкву, проворовался вчистую. Не знаю, чем бы все это кончилось - в военное-то время!..
Интервью «Без напарника», 1992 год