Словно вдогонку моему питерскому настроению, мой театральный январь складывается в булгаковско-мистической стилистике.
Три спектакля Малой сцены "одного пера", и авторского (М. Булгаков), и режиссёрского (Вл. Кузнецов) (два-в пересмотре, один-премьерный), создавали мне настроение и занимали мысли.
Что-то в этом есть пересматривать "старые", уже увиденные спектакли!Собранные, "сыгранные", отточенные, как карандашный грифель, когда давно позади "эффект первой встречи", эффект открытия, новизны, уже все всё знают (и актёр, и зритель) и в равной мере получают удовольствие от игры. Замечаешь новые детали, акценты, интонации...
"Собачье сердце"- настоящий бестселлер Малой Владимирской сцены, всегда при полном зале, на него практически невозможно купить билет в кассе.
В своё время спектакль открыл для меня Александра Аладышева, его "интересность", универсальность, огромный потенциал. С этой его роли я стала искать в программках его имя. Сценическая метаморфоза из Шарика в Шарикова потребовала от актёра ярких пластических этюдов, "оживления" лохматой дворняги, наполнения её "голосом" (аф-афтобус), эмоцией, чувством (кстати, я одна заметила, что кукла-пёс невероятно похож на своего "кукловода", растрёпанного Сашу?)))
Вообще, спектакль сделан очень по-булгаковски, и позволяет прозвучать каждому, даже второстепенному персонажу.
Николай Анатольевич Горохов с возрастом всё больше преображается в профессора Преображенского)
Здесь же впервые возникают сквозные персонажи из свиты Воланда, задавая тон и обрамляя композиционно спектакль, диагностируют: Люди как люди...обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их… И словно корректируя диагноз, профессор Преображенский скажет: Рас-сруха не в клозетах, а в головах...
"Морфий"
Спектакль сбивает ровный зрительский пульс, тревожно дребезжит стеклом шкафчика для лекарств и медью рукомойника, тускло мерцает керосиновой лампой, выстуживает снежной круговертью... Становится душно, липко, тесно внутри себя. Я переболела этим спектаклем во второй раз, забыла, как это было в первый, и случился рецидив. Вы словно внутри дневника морфиниста, внутри воспалённого сознания с его тавтологией дней 2...12...22, с его распекающей жаждой, ломкой и судорогой. Бред, агония, паранойя. Вся неприглядность болезни отвращает как чужой рвотный рефлекс. И вот уже количество трупов рисуют мелом в одном ряду с убитой мухой. Дневник читают по ролям, примеряют на себя как халат доктора Полякова...на ком-то он ещё скрипит крахмалом и безупречно отутюжен, у кого-то смят и постоянно закатан у локтя, а кто-то в нем как в тисках смирительной рубашки...а вот он уже и вовсе не нужен, доктора уже нет, есть только пациент...безнадёжный пациент. Спектакль-болезнь, спектакль-притча...Как же хотелось спасти Дениса Чистякова...его Поляков для меня был самым убедительным...казалось, что актёру физически больно...роль приросла к нему как вторая кожа...с ним вместе достигаешь точки невозврата. В пару ему Маргарита Бахитова...Их дуэт для меня был самым пронзительным, сцена прощания-до слёз: пальто, как смирительная рубашка, и платок поверх крест-накрест, по-матерински, как ребёнка в мороз для тепла...и последние объятья такие, каких всегда будет мало, где невозможно расцепить руки, где оба понимают, что расстаются навсегда, что уже никогда...Понравилась мне Анна Кирилловна и от Ксении Ильиной: такая красивая, правильная, безупречная красота. И какой-то филигранно выверенный, с идеально чистым тоном и нотой, "стерильный", "накрахмалено хрустяще-белый", голос. Я ей любовалась.
И вновь сквозным персонажем проходит Воланд как искуситель, жрец порока, лелея и любовно взращивая маковые коробочки в надежде на тех, кто собьётся с пути, выберет тьму и осмелится расплатиться ценой души...Вам выбирать...
"Обмануть дьявола"
Порой случается, что прочитанная на одном дыхании книга, долго не отпускает, ты словно продолжаешь жить в пространстве текста и внутренне не согласен с авторской финальной точкой- требуешь продолжения, "дописываешь", "додумываешь" её в собственном воображении, продолжаешь линии героев и сюжетные ходы. В обывательской "народной" среде, "в сетях" этому есть название, распространён такой термин как "фанфик", обозначающий любительское сочинение по мотивам популярных оригинальных литературных произведений, фильмов, компьютерных игр...поклонники, фанаты создают целые миры, где любимые герои "живут" и "продолжаются". Но, пожалуй, эксперимент и творческая работа режиссера Владимира Кузнецова гораздо глубже, сильнее, качественнее, расширяет жанровые границы "фанфик", доводя до уровня искусства. Сценическое пространство наполняет игра с персонажем, фантазия, мистерия, аллюзия. Витееватый, туго собранный клубок нитей жизни героев романа заботливо распускается шерстяными дорожками, нитями Ариадны...Миссия Маргариты продолжается: миссия музы творца, хранительницы рукописи, которые, как известно, не горят...Две ипостаси образа, разные, но единые, сплетённые в одну косу, спеленованные одним халатом Мастера...Невероятный синтез пластики женского тела (язык тела-главный инструмент спектакля!), света-тени, музыки, надрывно кричащих метафор и онемевшей тишины...Камила Каминска чертовски красива красотой амазонки, до мурашек-польское звучание текста Булгакова...Ариадна Брунер-пронзительна в пепле, в зеркальных осколках...А монологи в шапочке Мастера...в эти моменты казалось, что на сцене их трое...И так хотелось, чтобы в этот раз непременно получилось-таки обмануть дьявола, чтоб вот так до мурашек, до озноба звучал на разных языках роман Мастера... Яркая, цельная, красивая работа, для тех, кому хочется продолжения романа Булгакова)