Вспомнилось
Дыра в полу под Маркизой доставляла неистовое удовольствие игровой таинственности. Еще в первый год жизни в этом доме я слазил в погреб (мне еще хватало миниатюрности пролезть сбоку от сваленых там досок) и досконально изучить, куда же вела эта дыра. Ничего захватывающего там не нашлось, поэтому никаких реальных ощущений она у меня не вызывала. Но зато она была восхитительным приспособлением. Сказать, что я помню, как я ее применял, значило бы покривить душой. Но можно себе представить, в каких целях использовала фантазия 6-летнего ребенка, привыкшего добиваться максимальной насыщенности своих игр вполне ограниченными средствами, пятнадцатисантиметровую щель в полу у стены, прикрытую сбоку самым удобным предметом мебели из всех, на которых мне довелось лежать, открывавшуюся в единственную часть дома, куда никто, кроме него не мог, да и не хотел попасть.
А еще оттуда как-то вылезла мышь. Мы давно были с ней знакомы, но как-то заочно. Особенной облавы не устраивали, но и она не очень хамила. Что было открытое, сгрызала, но пакеты не рвала. Оставили хозяева (или гости? интересно, кем она нас считала?) что-нибудь для нее - спасибо, не оставили - ну и Господь с ними. Наконец она выждала такой момент, чтобы познакомиться сразу со всеми. Нас тогда много было: Надя, может быть с Андреем, Аня, соседские девочки, возможно Елена Ивановна с Сан Санычем... Впрочем, Елена Ивановна присутствует в намного большем количестве моих воспоминаний, чем это было на самом деле, поэтому не ручаюсь. Точно не было мамы - она как всегда зарабатывала деньги, чтобы всю эту ораву прокормить. А папа поехал в Раменское за хлебом.
Она гордо вышла на центр веранды и огляделась. Мы не шевелились: боялись ее спугнуть, любопытствовали, как она себя поведет, и восхищались (с некоторой долей гордости - сами же вскормили!) ее смелостью. На обмен приветствиями и любезностями ушло не меньше минуты, после чего она столь же твердо и спокойно покинула присутствие через ту же дырку, обогнув единственную на весь дом мышеловку, сыр с которой она съела еще несколько дней тому назад. Потом пришел папа. За рассказыванием ему об этих событиях были смолочены два потрясающих французских батона, еще горячих, с хрустящей корочкой. Третий, последний, дожил до обеда, ну а вечером маме, как всегда, пришлось довольствоваться рассказами о том, какой он был вкусный.
А еще оттуда как-то вылезла мышь. Мы давно были с ней знакомы, но как-то заочно. Особенной облавы не устраивали, но и она не очень хамила. Что было открытое, сгрызала, но пакеты не рвала. Оставили хозяева (или гости? интересно, кем она нас считала?) что-нибудь для нее - спасибо, не оставили - ну и Господь с ними. Наконец она выждала такой момент, чтобы познакомиться сразу со всеми. Нас тогда много было: Надя, может быть с Андреем, Аня, соседские девочки, возможно Елена Ивановна с Сан Санычем... Впрочем, Елена Ивановна присутствует в намного большем количестве моих воспоминаний, чем это было на самом деле, поэтому не ручаюсь. Точно не было мамы - она как всегда зарабатывала деньги, чтобы всю эту ораву прокормить. А папа поехал в Раменское за хлебом.
Она гордо вышла на центр веранды и огляделась. Мы не шевелились: боялись ее спугнуть, любопытствовали, как она себя поведет, и восхищались (с некоторой долей гордости - сами же вскормили!) ее смелостью. На обмен приветствиями и любезностями ушло не меньше минуты, после чего она столь же твердо и спокойно покинула присутствие через ту же дырку, обогнув единственную на весь дом мышеловку, сыр с которой она съела еще несколько дней тому назад. Потом пришел папа. За рассказыванием ему об этих событиях были смолочены два потрясающих французских батона, еще горячих, с хрустящей корочкой. Третий, последний, дожил до обеда, ну а вечером маме, как всегда, пришлось довольствоваться рассказами о том, какой он был вкусный.