Nussknacker und Mausekönig
Вы не поверите. Я все-таки нашла ее.
В детстве у меня была любимая книга - "Щелкунчик" Гофмана, на немецком языке. На самом деле это была папина книга, я очень хорошо ее помню, потому что разглядывала ее часами и запомнила в деталях - потрясающей красоты рисунки и гравюры. Там были такие куклы, что я чувствовала себя Козеттой; такая Мари, что глаз не оторвать, и такие роскошные крысы, что я готова была к всеобщей и глобальной крысенизации..ну, хотя бы своей комнаты.
А художника я не знала.
В один прекрасный день...впрочем, нет, не так. В один ужасный день, когда отец решил, что я уже давно выросла из сказок, он решил продать бесценную книгу, и больше я ее не видела. А может, он и не продавал ее даже, а просто обменял на какой-нибудь шикарный словарь или несколько бумажных изданий на английском языке. Этого я никогда не узнаю.
Но уже второй раз, когда С. отправляется в Германию, я прошу его найти мне эту книгу, или перепечатку той самой, 1954-го года издания, с моими любимыми иллюстрациями Адриен Сегюр. Хоть бы ему повезло! Ведь я даже нашла адрес антикварной лавочки на Гюнтерштрассе...
Там она меня ждет, я знаю. Она должна быть моей. Я редко привязываюсь к вещам до такой степени, что хочу получить их любой ценой. Ну не собственник я по натуре, и не коллекционер ни разу. Это просто детство не отпускает. Зеленое плюшевое кресло, мягкий свет лампы и метель за окном, а у меня в руках Nussknacker und Mausekönig, которую я больше никому не отдам, если получу обратно...
«Двадцать четвёртого декабря детям советника медицины Штальбаума весь день не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную их совсем не пускали. В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в сочельник.
«Старший советник суда Дроссельмейер не отличался красотой: это был маленький, сухонький человечек с морщинистым лицом, с большим черным пластырем вместо правого глаза и совсем лысый, почему он и носил красивый белый парик; а парик этот был сделан из стекла, и притом чрезвычайно искусно. Крестный сам был великим искусником, он даже знал толк в часах и даже умел их делать ... и всякий раз у него в кармане находилось что-нибудь занимательное для детей. А к рождеству он всегда мастерил красивую, затейливую игрушку, над которой много трудился.
- А что смастерил нам на этот раз крёстный? - спросила Мари.
Мари взяла Щелкунчика на руки, подошла к стеклянному шкафу, присела на корточки и сказала новой кукле: «Очень прошу тебя, мамзель Клерхен, уступи свою постельку бедному больному Щелкунчику, а сама переночуй как-нибудь на диване. Подумай, ты ведь такая крепкая, и потом, ты совсем здорова - ишь какая ты круглолицая и румяная. Да и не у всякой, даже очень красивой куклы есть такой мягкий диван!»
Мамзель Клерхен, разряженная по-праздничному и важная, надулась, не проронив ни слова
И... «бим-бом, бим-бом!» - часы глухо и хрипло пробили двенадцать ударов. Мари очень струсила и чуть не убежала со страху, но, тут она увидела, что на часах вместо совы сидит крестный Дроссельмейер, свесив полы своего желтого сюртука по обеим сторонам словно крылья. "Крестный, послушай, крестный, зачем ты туда забрался? Слезай вниз и не пугай меня, гадкий крестный!"
Но тут отовсюду послышалось странное хихиканье и писк, и за стеной пошли беготня и топот, будто от тысячи крошечных лапок, и тысячи крошечных огонечков глянули сквозь щели в полу. Но это были не огоньки - нет, а маленькие блестящие глазки, и Мари увидела, что отовсюду выглядывают и выбираются из-под пола мыши».
Она не могла даже шевельнуться, потому что увидела, как из дыры в стене с трудом вылез мышиный король и, сверкая глазами и коронами, принялся шмыгать по всей комнате.
Принцессы уговорили Мари и Щелкунчика присесть и сказали, что они сейчас же собственноручно приготовят им угощение. Они тут же достали разные горшочки и мисочки из тончайшего японского фарфора, ложки, ножи, вилки, тёрки, кастрюльки и прочую золотую и серебряную кухонную утварь. Затем они принесли такие чудесные плоды и сласти, каких Мари и не видывала, и очень грациозно принялись выжимать прелестными белоснежными ручками фруктовый сок, толочь пряности, тереть сладкий миндаль - словом, принялись так славно хозяйничать, что Мари поняла, какие они искусницы в кулинарном деле и какое роскошное угощение ожидает её.
Мари стала невестой молодого Дроссельмейера. Рассказывают, что через год он увёз её в золотой карете, запряжённой серебряными лошадьми, что на свадьбе у них плясали двадцать две тысячи нарядных кукол, сверкающих бриллиантами и жемчугом, а Мари, как говорят, ещё и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки - словом, всякие чудеса и диковинки.
Иллюстрации были найдены - здесь
В детстве у меня была любимая книга - "Щелкунчик" Гофмана, на немецком языке. На самом деле это была папина книга, я очень хорошо ее помню, потому что разглядывала ее часами и запомнила в деталях - потрясающей красоты рисунки и гравюры. Там были такие куклы, что я чувствовала себя Козеттой; такая Мари, что глаз не оторвать, и такие роскошные крысы, что я готова была к всеобщей и глобальной крысенизации..ну, хотя бы своей комнаты.
А художника я не знала.
В один прекрасный день...впрочем, нет, не так. В один ужасный день, когда отец решил, что я уже давно выросла из сказок, он решил продать бесценную книгу, и больше я ее не видела. А может, он и не продавал ее даже, а просто обменял на какой-нибудь шикарный словарь или несколько бумажных изданий на английском языке. Этого я никогда не узнаю.
Но уже второй раз, когда С. отправляется в Германию, я прошу его найти мне эту книгу, или перепечатку той самой, 1954-го года издания, с моими любимыми иллюстрациями Адриен Сегюр. Хоть бы ему повезло! Ведь я даже нашла адрес антикварной лавочки на Гюнтерштрассе...
Там она меня ждет, я знаю. Она должна быть моей. Я редко привязываюсь к вещам до такой степени, что хочу получить их любой ценой. Ну не собственник я по натуре, и не коллекционер ни разу. Это просто детство не отпускает. Зеленое плюшевое кресло, мягкий свет лампы и метель за окном, а у меня в руках Nussknacker und Mausekönig, которую я больше никому не отдам, если получу обратно...
«Двадцать четвёртого декабря детям советника медицины Штальбаума весь день не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную их совсем не пускали. В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в сочельник.
«Старший советник суда Дроссельмейер не отличался красотой: это был маленький, сухонький человечек с морщинистым лицом, с большим черным пластырем вместо правого глаза и совсем лысый, почему он и носил красивый белый парик; а парик этот был сделан из стекла, и притом чрезвычайно искусно. Крестный сам был великим искусником, он даже знал толк в часах и даже умел их делать ... и всякий раз у него в кармане находилось что-нибудь занимательное для детей. А к рождеству он всегда мастерил красивую, затейливую игрушку, над которой много трудился.
- А что смастерил нам на этот раз крёстный? - спросила Мари.
Мари взяла Щелкунчика на руки, подошла к стеклянному шкафу, присела на корточки и сказала новой кукле: «Очень прошу тебя, мамзель Клерхен, уступи свою постельку бедному больному Щелкунчику, а сама переночуй как-нибудь на диване. Подумай, ты ведь такая крепкая, и потом, ты совсем здорова - ишь какая ты круглолицая и румяная. Да и не у всякой, даже очень красивой куклы есть такой мягкий диван!»
Мамзель Клерхен, разряженная по-праздничному и важная, надулась, не проронив ни слова
И... «бим-бом, бим-бом!» - часы глухо и хрипло пробили двенадцать ударов. Мари очень струсила и чуть не убежала со страху, но, тут она увидела, что на часах вместо совы сидит крестный Дроссельмейер, свесив полы своего желтого сюртука по обеим сторонам словно крылья. "Крестный, послушай, крестный, зачем ты туда забрался? Слезай вниз и не пугай меня, гадкий крестный!"
Но тут отовсюду послышалось странное хихиканье и писк, и за стеной пошли беготня и топот, будто от тысячи крошечных лапок, и тысячи крошечных огонечков глянули сквозь щели в полу. Но это были не огоньки - нет, а маленькие блестящие глазки, и Мари увидела, что отовсюду выглядывают и выбираются из-под пола мыши».
Она не могла даже шевельнуться, потому что увидела, как из дыры в стене с трудом вылез мышиный король и, сверкая глазами и коронами, принялся шмыгать по всей комнате.
Принцессы уговорили Мари и Щелкунчика присесть и сказали, что они сейчас же собственноручно приготовят им угощение. Они тут же достали разные горшочки и мисочки из тончайшего японского фарфора, ложки, ножи, вилки, тёрки, кастрюльки и прочую золотую и серебряную кухонную утварь. Затем они принесли такие чудесные плоды и сласти, каких Мари и не видывала, и очень грациозно принялись выжимать прелестными белоснежными ручками фруктовый сок, толочь пряности, тереть сладкий миндаль - словом, принялись так славно хозяйничать, что Мари поняла, какие они искусницы в кулинарном деле и какое роскошное угощение ожидает её.
Мари стала невестой молодого Дроссельмейера. Рассказывают, что через год он увёз её в золотой карете, запряжённой серебряными лошадьми, что на свадьбе у них плясали двадцать две тысячи нарядных кукол, сверкающих бриллиантами и жемчугом, а Мари, как говорят, ещё и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки - словом, всякие чудеса и диковинки.
Иллюстрации были найдены - здесь