Духи и Ракетчики 22
Вот таких духов встретил вчера недалеко от работы:
http://www.youtube.com/watch?v=z4x1HlCF8Nw
Впрочем, я их и раньше встречал тут: http://glbl.livejournal.com/14878.html Обещал при случае показать детали. Не знаю, удалось ли в этот раз.
Ну, и конечно же
Ракетчики (продолжение):
8. Поездка в Полтаву
Выйдя на дорогу сразу увидел пыльное облако на спуске с Михайловского холма. Через две минуты разбитый ЗИЛ-130 был рядом, на большой скорости лавируя между ямами и выбоинами дороги областного значения. Я поднял руку и выдвинулся на проезжую часть, пытаясь привлечь внимание водителя. Он притормозил, и не задавая лишних вопросов, пригласил:
«Влезай».
«До Лебедина за полтинник довезешь?» - спрашиваю я.
«Да не нужен мне твой полтинник, поговорим немного» - отвечает не очень трезвый шофер.
«О чем?» - начинаю беседу я, влезая в кабину.
«Ты чего тут в лесу делаешь?»
«По американцам стреляю» - пытаюсь удивить водилу я, -
«Понарошку правда, тренируемся пока».
«Ракетчик, значит. Зря вы это делаете. Тут сволочей хватает. Их бы выловить и уничтожить» - продолжает водитель.
Справа открывается могила и деревянный памятник советским воинам и партизанам, погибшим во время Великой Отечественной.
«Вот, смотри» - кивает головой в направлении памятника водитель - «А ведь предатели до сих пор живы, бывшие полицаи тут жируют».
Вот так, беседуя о местном населении, которое шофер Николай, приехавший из Воронежской области, очень не любит, мы подкатили к кафешке рядом с автовокзалом.
«Пошли, выпьем, угощаю» - предлагает Николай.
«Пошли, но я за себя сам заплачу» - предупреждаю я.
Николай берет сто граммов водки, кружку местного пива и беляш. Такое сочетание называется «с прицепом». Я рассматриваю бутылки сухого вина, стоящие на полке: Ркацетели, Алиготе, Фетяска, Каберне, Совиньон и Рислинг. Продавщица удивлена. Самое ходовое вино здесь Биомицин, так называют Белое Крепкое, что по-украински звучит как Биле Мицне или Биомицин.
«А что-нибудь еще есть?» - продолжаю изумлять продавщицу я.
«Есть» - с удовольствием выговаривает она и начинет доставать бутылки -«Крымский портвейн, Херес и Мадера Массандровского розлива».
«А Красного Муската нет?» - начинаю издеваться я.
«Нет пока, но можем заказать» - поддерживает высокий уровень своего заведения продавщица.
«Ладно, стакан хереса выпью, пожалуй» - заканчиваю я - «И шоколадный батончик, закусить».
Мой автобус «Лебедин-Гадяч» отходит через пятнадцать минут. Мы еще немного обсуждаем проблему национальных отношений хохлов и кацапов, которая мне была совершенно чужда и непонятна. Честно говоря, я никогда не видел и не чувствовал разницы между русскими и украинцами. Да, немного другой говорок, южнорусский, я бы сказал. Мне казалось, что если такая проблема и существует, то только не в восточной, южной и центральной Украине, а где-то на бывших Польско-Венгерско-Австрийских землях, типа Львовщины и Закарпатья.
«Мне пора, ты уж поосторожней за рулем» - прощаюсь с Николаем я.
«Тебе счастливо добраться до Полтавы» - желает он.
Полупустой автобус ПАЗик быстро бежит по разбитой дороге. Будылка обдает нас запахом барды. Спиртозавод работает исправно. Петляем по проселочным песчаным дорогам и через час выезжаем на трассу Гадяч-Полтава. До Гадяча еще километров пятнадцать. Я прошу водителя остановить здесь, зная, что в это время из Гадяча отходит автобус в Полтаву.
Стою на обочине, жду. Проезжает колхозный ГАЗ-51. Я даже и не пытаюсь его тормозить. Тихо и спокойно. Пятница, вечер. Никто никуда уже не спешит. Автобус ЛАЗ заметил издалека. Заранее начинаю махать руками. Выставляю свою ярко-желтую сумку на дорогу. Водитель останавливает машину, открывает переднюю дверь.
«Куда?» - звучит вопрос.
«В Полтаву».
«Садись» - похоже с удовольствием предлагает водитель.
Отдаю три рубля за проезд.
«Билет нужен?»
«Нет»
Такой ответ радует водителя. У него все контролеры на трассе друзья. Из той трешки он им отдаст один рубль, а два оставит себе. Пара таких пассажиров и бутылка хорошей водки на выходные обеспечена.
Прохожу в салон. Есть свободное место над колесом у окна. Я люблю сидеть именно здесь. Место считается неудобным, так как приходится поджимать ноги. Зато сидишь выше всех, хорошо видно не только в соседнее окно, но и во все остальные, включая лобовое.
ЛАЗ быстро бежит по гладкому асфальту шоссе среди полей и садов. Белые мазанки деревенек видны то справа, то слева. Ставки, ивы над водой, ряды пирамидальных тополей, разделяющие поля - картинки до сих пор сидят в памяти.
Заезжаем в Опошню. Деревенские улицы небольшого городка украшены цветущими вишнями и сливами. Косточковые - особенность этого места. Лучшие сливы - опошнянские. Автовокзал. Стоянка двадцать минут. Выхожу во двор станции, окруженный абрикосовыми деревьями. Абрикосы уже отцвели. Ветки покрыты свежими листочками и завязью будущих плодов. Я люблю эти кислые ягодки с белой сердцевиной - будущей косточкой.
Следующая остановка - Диканька. Маленький зеленый украинский городок. На выезде из него небольшой подъем, хорошо знакомый мне по велосипедным тренировкам. За ним слева по движению к Полтаве в небольшой низинке видны соломенные крыши, тыны с глиняными горшками на кольях и белые стены хаток хутора. Наверное, это именно тот хутор близ Диканьки, где и происходили известные события. С детства мечтаю как-нибудь заглянуть туда. Но все некогда.
Подъезжаем к Яковцам. Издалека виден крест, поставленный на могиле шведских воинов, погибших в Полтавской битве. Тут же рядом и поле этой битвы. Четко вырисовываются валы редутов, в центре которых установлены небольшие памятники-стэллы.
Железнодорожный переезд, улица Октябрьская, Киевский вокзал - поездка окончена. Но не совсем. Сажусь в троллейбус №1, опускаю четыре копейки в кассу, отрываю билет, еду. Огромные каштаны на Октябрьской, клуб ПТК, Ленинградская. Вот и кольцо вокруг парка. Выхожу на останове Корпусный парк. Вечерняя Полтава ошеломляет меня. Аллеи залиты светом, листья каштанов уже большие, а свечки цветов готовы распуститься. Вечер пятницы. Курсанты артучилища отпущены в увольнение. Нарядные девушки везде. Смех, музыка из открытого кафе. Запах прогретого днем города и свежей зелени создают характерную для весенней Полтавы смесь, приятный, характерный южным российским городам воздушный коктейль.
Прохожу мимо колонны памятника Славы, сооруженной в 1809 году в честь столетия победы русских над шведами. Золотой орел на вершине освещен прожекторами. Все здания на площади были спроектированы и построены в начале девятнадцатого века петербургскими архитекторами. Мой дом находится в двустах метрах от колонны. Это бетонная пятиэтажка - хрущоба, сооруженная военными строителями в середине шестидесятых. Поднимаюсь на трений этаж, звоню.
Открывает дверь мама. Слышу голос отца:
«Кто там?»
«Это Славик» - немного удивленно поясняет мама.
«Привет, как у вас тут здорово в Полтаве!» - начинаю делиться впечатлениями я - «А в Лебедине все серо и уныло».
«Ладно, давай мойся быстрей, пока вода есть» - говорит отец -
«Потом поговорим».
В Полтаве всегда были проблемы с водой. На верхних этажах ее приходилось даже запасать в ночное время, когда напор в системе увеличивался немного. Вот и сейчас мне кое-как удается помыться, смывая с тела мыльную пену слабой струей теплой воды из душа.
«Как добрался, рассказывай» - начинает беседу отец.
«Подожди, Саша, ему поесть надо. Что будешь, мы на ночь творог и кефир едим. Доставать?» - перебивает его мама.
«Давай, и варенье давай».
Я крошу ржаной хлеб в тарелку, перемешиваю его с творогом и смородиновым вареньем, заливаю кефиром и начинаю с удовольствием есть тюрю ложкой.
Приятная беседа с родителями и сестрой не имела какой-то особой темы. Отца интересовали мои отношения с командирами и начальниками, мать - бытовые условия, Наташу - Куйбышевские события и мои друзья.
Утром отправился на прогулку. Ноги сами повели к моей школе №10, расположенной на Котляревского и Пушкина.
«Привет!» - из-за спины слышу знакомый голос. Поворачиваюсь - Витька Волошин, с которым мы учились до девятого класса.
«Привет! Как жизнь?»
«Нормально! А у тебя?»
«Тоже хорошо!»
Начинаем делиться новостями о себе и одноклассниках.
«А не знаешь, где Игорь Злотоябко?» - спрашиваю я.
«Не-а, да и знать не хочу. Помнишь, как он меня заложил?»
«Это когда ты провода перерезал?» - уточняю я.
«Да».
«Да прости ты его, ты же знаешь, что Параска нас всех пытала. Слабый он оказался».
Как-то зимой, с целью сорвать уроки, а мы учились во вторую смену, Витька перерезал провода в плафонах ламп освещения нашей классной комнаты. Сделал он это хитрыми кривыми ножницами. Найти повреждение школьным электрикам не удалось. Классный руководитель, Прасковья Петровна, была человеком сталинской закалки и практиковала лагерные методы воспитания. В первый день, когда часов в пять стало уже темно, нас просто отпустили домой. Но на второй день она начала допросы. Для этой цели ей предоставили комнату завхоза, где она, занавесив окно, поставив стул посреди комнаты и направив свет лампы в лица допрашиваемого, устраивала психологические экзекуции.
«Ты знаешь, кто это сделал!» - утверждала она - «Другие уже сознались. Если ты не сознаешься, тебя выгонят из комсомола! Тебя не примут ни в какой институт! Говори сейчас же! Кто это сделал?»
«Не знаю, правда не знаю» - лепетал я.
«Я знаю, что ты знаешь! Ты врун! Ты трус! Ты боишься сказать правду! Я напишу в политодел армии! У твоего отца будут неприятности! Его уволят из армии».
И так далее. Первые пять допрошенных, включая меня, выдержали этот напор. Сдался шестой, Игорь. В тот же вечер отец Витьки пришел с отверткой, ножницами и изолентой и исправил поврежденную проводку. Отец Волошина был главным инженером тепловозо-ремонтного завода, достаточно большой начальник в городском масштабе. Как-то он уладил это конфликт.
Школьное воспитание, конечно же, наложило отпечаток на всю нашу жизнь. Советская школа имела ярко выраженный лагерный душок. Угрозы, доносы - обычное дело. Собственное мнение иметь не полагалось. Мне за это доставалось на уроках литературы. Я не хотел восхищаться Наташей Ростовой, например, но должен был, согласно программе.
http://www.youtube.com/watch?v=z4x1HlCF8Nw
Впрочем, я их и раньше встречал тут: http://glbl.livejournal.com/14878.html Обещал при случае показать детали. Не знаю, удалось ли в этот раз.
Ну, и конечно же
Ракетчики (продолжение):
8. Поездка в Полтаву
Выйдя на дорогу сразу увидел пыльное облако на спуске с Михайловского холма. Через две минуты разбитый ЗИЛ-130 был рядом, на большой скорости лавируя между ямами и выбоинами дороги областного значения. Я поднял руку и выдвинулся на проезжую часть, пытаясь привлечь внимание водителя. Он притормозил, и не задавая лишних вопросов, пригласил:
«Влезай».
«До Лебедина за полтинник довезешь?» - спрашиваю я.
«Да не нужен мне твой полтинник, поговорим немного» - отвечает не очень трезвый шофер.
«О чем?» - начинаю беседу я, влезая в кабину.
«Ты чего тут в лесу делаешь?»
«По американцам стреляю» - пытаюсь удивить водилу я, -
«Понарошку правда, тренируемся пока».
«Ракетчик, значит. Зря вы это делаете. Тут сволочей хватает. Их бы выловить и уничтожить» - продолжает водитель.
Справа открывается могила и деревянный памятник советским воинам и партизанам, погибшим во время Великой Отечественной.
«Вот, смотри» - кивает головой в направлении памятника водитель - «А ведь предатели до сих пор живы, бывшие полицаи тут жируют».
Вот так, беседуя о местном населении, которое шофер Николай, приехавший из Воронежской области, очень не любит, мы подкатили к кафешке рядом с автовокзалом.
«Пошли, выпьем, угощаю» - предлагает Николай.
«Пошли, но я за себя сам заплачу» - предупреждаю я.
Николай берет сто граммов водки, кружку местного пива и беляш. Такое сочетание называется «с прицепом». Я рассматриваю бутылки сухого вина, стоящие на полке: Ркацетели, Алиготе, Фетяска, Каберне, Совиньон и Рислинг. Продавщица удивлена. Самое ходовое вино здесь Биомицин, так называют Белое Крепкое, что по-украински звучит как Биле Мицне или Биомицин.
«А что-нибудь еще есть?» - продолжаю изумлять продавщицу я.
«Есть» - с удовольствием выговаривает она и начинет доставать бутылки -«Крымский портвейн, Херес и Мадера Массандровского розлива».
«А Красного Муската нет?» - начинаю издеваться я.
«Нет пока, но можем заказать» - поддерживает высокий уровень своего заведения продавщица.
«Ладно, стакан хереса выпью, пожалуй» - заканчиваю я - «И шоколадный батончик, закусить».
Мой автобус «Лебедин-Гадяч» отходит через пятнадцать минут. Мы еще немного обсуждаем проблему национальных отношений хохлов и кацапов, которая мне была совершенно чужда и непонятна. Честно говоря, я никогда не видел и не чувствовал разницы между русскими и украинцами. Да, немного другой говорок, южнорусский, я бы сказал. Мне казалось, что если такая проблема и существует, то только не в восточной, южной и центральной Украине, а где-то на бывших Польско-Венгерско-Австрийских землях, типа Львовщины и Закарпатья.
«Мне пора, ты уж поосторожней за рулем» - прощаюсь с Николаем я.
«Тебе счастливо добраться до Полтавы» - желает он.
Полупустой автобус ПАЗик быстро бежит по разбитой дороге. Будылка обдает нас запахом барды. Спиртозавод работает исправно. Петляем по проселочным песчаным дорогам и через час выезжаем на трассу Гадяч-Полтава. До Гадяча еще километров пятнадцать. Я прошу водителя остановить здесь, зная, что в это время из Гадяча отходит автобус в Полтаву.
Стою на обочине, жду. Проезжает колхозный ГАЗ-51. Я даже и не пытаюсь его тормозить. Тихо и спокойно. Пятница, вечер. Никто никуда уже не спешит. Автобус ЛАЗ заметил издалека. Заранее начинаю махать руками. Выставляю свою ярко-желтую сумку на дорогу. Водитель останавливает машину, открывает переднюю дверь.
«Куда?» - звучит вопрос.
«В Полтаву».
«Садись» - похоже с удовольствием предлагает водитель.
Отдаю три рубля за проезд.
«Билет нужен?»
«Нет»
Такой ответ радует водителя. У него все контролеры на трассе друзья. Из той трешки он им отдаст один рубль, а два оставит себе. Пара таких пассажиров и бутылка хорошей водки на выходные обеспечена.
Прохожу в салон. Есть свободное место над колесом у окна. Я люблю сидеть именно здесь. Место считается неудобным, так как приходится поджимать ноги. Зато сидишь выше всех, хорошо видно не только в соседнее окно, но и во все остальные, включая лобовое.
ЛАЗ быстро бежит по гладкому асфальту шоссе среди полей и садов. Белые мазанки деревенек видны то справа, то слева. Ставки, ивы над водой, ряды пирамидальных тополей, разделяющие поля - картинки до сих пор сидят в памяти.
Заезжаем в Опошню. Деревенские улицы небольшого городка украшены цветущими вишнями и сливами. Косточковые - особенность этого места. Лучшие сливы - опошнянские. Автовокзал. Стоянка двадцать минут. Выхожу во двор станции, окруженный абрикосовыми деревьями. Абрикосы уже отцвели. Ветки покрыты свежими листочками и завязью будущих плодов. Я люблю эти кислые ягодки с белой сердцевиной - будущей косточкой.
Следующая остановка - Диканька. Маленький зеленый украинский городок. На выезде из него небольшой подъем, хорошо знакомый мне по велосипедным тренировкам. За ним слева по движению к Полтаве в небольшой низинке видны соломенные крыши, тыны с глиняными горшками на кольях и белые стены хаток хутора. Наверное, это именно тот хутор близ Диканьки, где и происходили известные события. С детства мечтаю как-нибудь заглянуть туда. Но все некогда.
Подъезжаем к Яковцам. Издалека виден крест, поставленный на могиле шведских воинов, погибших в Полтавской битве. Тут же рядом и поле этой битвы. Четко вырисовываются валы редутов, в центре которых установлены небольшие памятники-стэллы.
Железнодорожный переезд, улица Октябрьская, Киевский вокзал - поездка окончена. Но не совсем. Сажусь в троллейбус №1, опускаю четыре копейки в кассу, отрываю билет, еду. Огромные каштаны на Октябрьской, клуб ПТК, Ленинградская. Вот и кольцо вокруг парка. Выхожу на останове Корпусный парк. Вечерняя Полтава ошеломляет меня. Аллеи залиты светом, листья каштанов уже большие, а свечки цветов готовы распуститься. Вечер пятницы. Курсанты артучилища отпущены в увольнение. Нарядные девушки везде. Смех, музыка из открытого кафе. Запах прогретого днем города и свежей зелени создают характерную для весенней Полтавы смесь, приятный, характерный южным российским городам воздушный коктейль.
Прохожу мимо колонны памятника Славы, сооруженной в 1809 году в честь столетия победы русских над шведами. Золотой орел на вершине освещен прожекторами. Все здания на площади были спроектированы и построены в начале девятнадцатого века петербургскими архитекторами. Мой дом находится в двустах метрах от колонны. Это бетонная пятиэтажка - хрущоба, сооруженная военными строителями в середине шестидесятых. Поднимаюсь на трений этаж, звоню.
Открывает дверь мама. Слышу голос отца:
«Кто там?»
«Это Славик» - немного удивленно поясняет мама.
«Привет, как у вас тут здорово в Полтаве!» - начинаю делиться впечатлениями я - «А в Лебедине все серо и уныло».
«Ладно, давай мойся быстрей, пока вода есть» - говорит отец -
«Потом поговорим».
В Полтаве всегда были проблемы с водой. На верхних этажах ее приходилось даже запасать в ночное время, когда напор в системе увеличивался немного. Вот и сейчас мне кое-как удается помыться, смывая с тела мыльную пену слабой струей теплой воды из душа.
«Как добрался, рассказывай» - начинает беседу отец.
«Подожди, Саша, ему поесть надо. Что будешь, мы на ночь творог и кефир едим. Доставать?» - перебивает его мама.
«Давай, и варенье давай».
Я крошу ржаной хлеб в тарелку, перемешиваю его с творогом и смородиновым вареньем, заливаю кефиром и начинаю с удовольствием есть тюрю ложкой.
Приятная беседа с родителями и сестрой не имела какой-то особой темы. Отца интересовали мои отношения с командирами и начальниками, мать - бытовые условия, Наташу - Куйбышевские события и мои друзья.
Утром отправился на прогулку. Ноги сами повели к моей школе №10, расположенной на Котляревского и Пушкина.
«Привет!» - из-за спины слышу знакомый голос. Поворачиваюсь - Витька Волошин, с которым мы учились до девятого класса.
«Привет! Как жизнь?»
«Нормально! А у тебя?»
«Тоже хорошо!»
Начинаем делиться новостями о себе и одноклассниках.
«А не знаешь, где Игорь Злотоябко?» - спрашиваю я.
«Не-а, да и знать не хочу. Помнишь, как он меня заложил?»
«Это когда ты провода перерезал?» - уточняю я.
«Да».
«Да прости ты его, ты же знаешь, что Параска нас всех пытала. Слабый он оказался».
Как-то зимой, с целью сорвать уроки, а мы учились во вторую смену, Витька перерезал провода в плафонах ламп освещения нашей классной комнаты. Сделал он это хитрыми кривыми ножницами. Найти повреждение школьным электрикам не удалось. Классный руководитель, Прасковья Петровна, была человеком сталинской закалки и практиковала лагерные методы воспитания. В первый день, когда часов в пять стало уже темно, нас просто отпустили домой. Но на второй день она начала допросы. Для этой цели ей предоставили комнату завхоза, где она, занавесив окно, поставив стул посреди комнаты и направив свет лампы в лица допрашиваемого, устраивала психологические экзекуции.
«Ты знаешь, кто это сделал!» - утверждала она - «Другие уже сознались. Если ты не сознаешься, тебя выгонят из комсомола! Тебя не примут ни в какой институт! Говори сейчас же! Кто это сделал?»
«Не знаю, правда не знаю» - лепетал я.
«Я знаю, что ты знаешь! Ты врун! Ты трус! Ты боишься сказать правду! Я напишу в политодел армии! У твоего отца будут неприятности! Его уволят из армии».
И так далее. Первые пять допрошенных, включая меня, выдержали этот напор. Сдался шестой, Игорь. В тот же вечер отец Витьки пришел с отверткой, ножницами и изолентой и исправил поврежденную проводку. Отец Волошина был главным инженером тепловозо-ремонтного завода, достаточно большой начальник в городском масштабе. Как-то он уладил это конфликт.
Школьное воспитание, конечно же, наложило отпечаток на всю нашу жизнь. Советская школа имела ярко выраженный лагерный душок. Угрозы, доносы - обычное дело. Собственное мнение иметь не полагалось. Мне за это доставалось на уроках литературы. Я не хотел восхищаться Наташей Ростовой, например, но должен был, согласно программе.